Читаем без скачивания Моя чужая женщина - Наталья Андреева

– Я хочу работать в этой библиотеке, – тихо сказала Нина.

– А какая разница, эта или та?

– Для тебя – никакой.

В самом деле, Греков никак не понимал привязанности жены к коллегам. Обстановка в любом женском коллективе достаточно напряженная, эти же выясняли отношения все время, без передыха, и всегда на повышенных тонах. На взгляд Юрия Грекова, делить им было абсолютно нечего – зарплата мизерная, работа скучная. Но женщины это женщины, склоки и сплетни – их стихия. Юрий Греков откровенно не любил бабья.

Консерватизма жены он понять не хотел, а Нина просто боялась любых перемен. Жена предпочитала ездить на старую работу, а не найти новую. Она ходила в этот «гадюшник», как в сердцах называл его Греков с упорством мазохиста, который хочет, чтобы его изо дня в день пытали и били плетьми.

– Почему? – добивался он.

– Они мои подруги.

– Подруги?! Да они мне про тебя такое говорили, когда мы еще не были женаты! Да и потом всеми силами пытались развести! Подруги!

– Они просто ревновали меня к тебе. Знали, что если я выйду замуж, то не смогу больше с ними работать. Они меня любят.

– А разве поэтому не должны желать тебе счастья?

– Должны. Но себя они любят больше. Это естественно. Когда я была не замужем… – и жена тихонько вздыхала, – …это их примиряло. У них ведь семьи, дети. А у меня и того нет. И я все время говорила: «Девочки, вы не понимаете своего счастья». За это меня и любили. Ведь больше всего дорожат тем, кто вызывает наибольшую жалость. Без меня они окончательно перессорятся.

– В общем, так: я тебя выслушал, и все, что ты сказала, бред – от начала и до конца. Работать ты больше не будешь. Сиди дома. Денег у нас хватает. А я хочу, во-первых, покоя, во-вторых, приходить с работы к накрытому столу, в-третьих, чтобы в шкафу всегда висели чистые, отглаженные и накрахмаленные рубашки…

– А разве не…

– Ты меня поняла?

– Хорошо.

Жена сдалась, но втайне продолжала ездить в библиотеку. Раз в неделю, а если не получалось, то хотя бы раз в месяц. Говорила, что на рынок или в Москву – по магазинам развеяться. На самом же деле мчалась туда. И даже помогала подругам, продолжала выполнять свою работу, хотя уже и не числилась в штате…

… – Ой-ей-ей! Какой же это был замечательный человек, наша Нина! Ой-ей-ей! – всхлипнула заведующая, Антонина Дмитриевна.

Это была высокая, полная женщина, с гордо посаженной головой. Ни разу ее не видели на работе небрежно одетой, без прически и макияжа. Внешний вид Антонины Дмитриевны кому-то мог показаться слишком вызывающим, но такова уж она была: если серьги, то крупные, если помада, то яркая, если уж бусины, то размером с фасоль.

– Как же жалко-то ее! – продолжала причитать заведующая. – Как жалко! Такая молодая! Жить и жить! Ой-ей-ей!

– Ты бы помолчала, – хмыкнула ее подруга и первый заместитель Татьяна.

Разница в возрасте у них была лет десять, одной уже к пятидесяти, другой к сорока, но дети – младший сын заведующей и старшая дочь Татьяны – ровесники. Оба выпускники, теперь перешли в одиннадцатый класс. На этом женщины и сошлись.

Татьяна была полной противоположностью подруге: маленького роста, кургузая, с круглым веснушчатым лицом. Одевалась она скромно, косметикой почти не пользовалась. Внешне курица-наседка, а характер – петушиный, боевой. Татьяна могла и слово резкое сказать, и наскочить, хлопая крыльями. Как, например, сейчас:

– Не тебе об этом говорить, Антонина.

– Это еще почему? – вскинулась Антонина Дмитриевна.

– Тебе теперь хорошо. Выгодно, что она умерла.

– Танька, да что ты такое говоришь?!

– Ты ей смерти желала.

– Я? Смерти?!

– А то я не знаю! Ты ж мне сама проболталась! Помнишь? Что, мол, не знаешь, как теперь выкрутиться.

– Да мало ли что я сказала!

– Выходит, все само собой и решилось. Нины нет, и проблемы нет.

– Замолчи!!!

– О чем это вы? – начали переглядываться остальные.

Всего в автобусе ехало семь женщин. Антонина Дмитриевна была заведующей и при Нине Грековой, главной ее начальницей, а Татьяна – самой близкой Нининой подружкой, ведь они были почти ровесницы. Остальные – моложе либо значительно старше. Худенькой брюнетке Гале двадцать девять, она тоже работала с Ниной, а год назад ушла в декрет. Возвращаться из него по слухам и не собиралась: муж нашел хорошую работу, в семье появились деньги, и нужды просиживать весь день в библиотеке, нет. Галя тихоня, скрытная. Об этом она пока молчит, заявление не пишет.

Милочка и Киска – совсем еще молоденькие, и двадцати нет, устроились на работу прошлым летом. Обе заочно учатся в институте, на платном. Того и гляди, приищут себе что-нибудь денежное и уйдут. Милочка хорошенькая, а Киска – очаровашка. Они худенькие, стройные, носят одинаковый размер и часто меняются одеждой. То Милочка придет в новых Кискиных джинсах, то Киска нацепит Милочкин топик. Татьяна порой язвит, что и трусики они носят по очереди: покупают в складчину, а потом обмениваются. Девчонок она частенько шугает из туалета, где те покуривают, и вообще, всячески старается досадить.

Таисия Максимовна хотя и на пенсии, но работает заведующей читальным залом. Она была непосредственной начальницей Нины. Это одинокая, больная женщина. Ее волосы выкрашены в какой-то немыслимый и давно уже не модный цвет и начесаны. На сморщенной шее – ожерелье из янтаря, с которым Таисия Максимовна никогда не расстается. Та же Татьяна язвит, что она и спит в нем – в память, мол, о возлюбленном-прибалтийце, который подарил ожерелье в знак помолвки и растворился в холодных водах Финского залива. Сейчас, когда вспыхнула ссора, Таисия Максимовна смотрит на всех с испугом.

Что касается Инны – это Нина Грекова дубль два. Пришла в библиотеку три года назад. Не замужем. Детей нет. Живет с родителями. Что еще? Личная жизнь ее на нуле, и сказать о ней нечего.

Одна сотрудница только-только уволилась, еще одна приехать не смогла. Остальные объявили траур и взяли выходной. Библиотека сегодня закрыта. Почему заведующая пошла на это, знает только она сама, да еще Татьяна, которой та проболталась как-то.

Переглянувшись, обе тянутся к наполненным пластиковым стаканчикам. Татьяна уже поняла, что переборщила. Не надо бы об этом при всех. Ой не надо!

– Не время ссориться, – примирительно говорит Галя. – Нина была хорошей. Хотя бы из уважения к ней. К ее памяти.

Женщины молча, не чокаясь, выпивают. И пауза. Долгая пауза…

Красный «Ягуар»

Она едет одна – ей не с кем поговорить. Она за рулем – ей нельзя выпить, хотя и хочется. Очень. Потому что тоска. Какая же тоска! Она смотрит вперед и понимает: это пробка.

Пробка…

Ее никогда не называли так. Кто бы посмел! Пробка – это значит тупая, глупая.

Алина не слыла самой красивой девочкой в школе, так, обыкновенной. Малышкой – да, была очаровательной, волосы вились, щечки алели, глазки сияли, а потом внезапно и очень уж быстро подурнела и стала обыкновенной: роста среднего, не худая и не толстая, не блондинка и не брюнетка, не хорошенькая, но и не уродка. Лицо ничем не примечательное, плоское, глаза серые, волосы тусклые. Зато – самая умненькая.

Имя у нее было очень красивое – Алина! А вот фамилия неблагозвучная: Лепехина. Алина Лепехина. Если бы она была хорошенькой, звали бы Алей, Алечкой. А так – Лепехиной. И учителя и одноклассники, не сговариваясь, обращались: Лепехина, сделай то-то, Лепехина, пойди туда-то. Лепехина, в твоих руках честь класса. Честь школы. Честь района. Лепехина, на олимпиаду. Лепехина, на дорожку. Решай, беги, читай стихи, прозу, пой, пляши, словом, отстаивай.

Одноклассники звали и обиднее: Лепеха. А так хотелось им нравиться!

А она была Пробка, Нина Грекова. Собственный муж таким прозвищем наградил. Но за все в жизни надо платить. И за обиды, которые наносишь другим, тоже. Юрий Греков еще ничего не знает и даже не догадывается. Но ничего. Недолго осталось. И тогда он заплатит за все. Потому что остальные уже заплатили.

Школьные красавицы, местные звезды, ау! Где вы сейчас и где Алина Лепехина? Лепехина? Нет, она уже не Лепехина! Она – Алина Одинцова! Звучит!

Госпожа Одинцова едет на красном «Ягуаре». У нее самый большой и красивый дом в коттеджном поселке, где живут люди отнюдь не бедные. У нее много денег. Обыкновенная? О нет! Обыкновенной была Лепеха, а госпожа Одинцова – красавица! Был бы ум и были бы деньги. Можно покрасить волосы, и они засияют, как солнце. Можно вставить цветные линзы, и твои глаза станут синими, как небо. Можно нарастить ногти, сделать грамотный маникюр, и твои пальцы зрительно удлинятся. А если их украшают золотые и платиновые кольца, а если в этих кольцах сверкают настоящие бриллианты…

Был бы ум, были бы деньги и было бы упорство. Воля к победе. Фигуру тоже можно сделать. Пусть нет талии, грудь маленькая, а бедра по-мальчишески узкие. Существуют тренажерные залы, клиники пластической хирургии, в конце концов. Есть все, если есть деньги.