Читаем без скачивания Мова - Виктор Мартинович

Парни стали с двух сторон от двери, один боец открыл дверь, остальные цепью беззвучно проникли внутрь. — У нас фильтр от кондиционера забился, — попробовала сказать мадам последнему из них. – На втором этаже, в гримерке прямого эфира. — Группа бета и дельта – на вход, – скомандовал Сварог.

Мы понеслись в здание. Барыня увидели пулемет М-60 калибра 7,62, который волок один из бойцов, пожала плечами, закатила глаза, выдохнула дым и спросила, вот так, со вскинутыми глазами: — Что вам, ответить уже сложно? — Да, мэм! – остановился около нее Рог. – Мы по поводу кондиционера!

Он прижал ее коленом к стенке, осмотрел, отобрал у нее коммуникатор, который она скребла длиннющими ногтями. Еще один телефон оказался у нее в сумочке. После этого Сварог приказал: — Беги, а то сейчас здесь будет жарко. — Контакт! – раздалось в рации, и сразу же из глубины здания донеслось несколько выстрелов.

Мы замерли. До барыни наконец что-то дошло, и она попробовала крикнуть, но получилось гортанно и тихо: «А-а-а-а!». Она скорее это просто произносила, чем кричала. — Цыц! – крикнул ей Рог. И – в рацию: — Раненые есть?

— Без потерь, – ответила рация. — Доложите обстановку, – уточнил командир. – Какое сопротивление? — Сопротивление подавлено, – раздалось несколько смешков через помехи. – Да и не было никакого сопротивления.

Мы преодолели коридор, оставив двух стрелков обеспечения – они первыми вступят в бой и будут прикрывать наши действия в глубине аппаратной. Мы поднялись по лестнице, а потом спустились на первый уровень – все эти запутанные переходы хорошо были отработаны нами на 3D-модели, в противном случае мы просто не нашли бы необходимую комнату: на то и был расчет архитекторов, которые проектировали этот бункер. Тут, в холле перед «Студией номер один», увидели причину стрельбы – на полу лежал бледный от страха продюсер информационного вещания с лицом ребенка, усиками извращенца и седыми волосами старика – вы эту шваль хорошо знаете, если смотрите ящик. Колено у него было прострелено. — В войнушку решил поиграть, – кивнул на него один из наших бойцов. — Смотри ты, из травматики по мне засадил, – он продемонстрировал шарик от травматического пистолета, который засел в бронежилете.

Продюсер лежал и трясся – то ли от страха, то ли от шока. — А если бы ты мне в глаз этой игрушкой попал? – спросил у него боец и несильно ударил ногой. – Давай, ползи отсюда, червяк, только телефон оставь.

В студии прямого эфира мы наблюдали следующую сцену: на полу ровными рядками лежали восемь человек, руки держали на головах. Стояли декорации передачи «Полный писец», и они, скажу я вам, сделаны из самого обычного крашеного картона. Дом, дерево – все фальшивое. За столом ведущего сидел сам Писецкий. Он с интересом смотрел по сторонам. Сначала мне показалось, что он боится, но хорошо сумел скрыть свой страх. Но потом, наблюдая, как он блестит глазами и возбужденно теребит свое лицо, я понял, что у этого человека в силу рода деятельности несколько изменилось восприятие реальности. Весь мир для него – одно большое шоу. Даже если его будут убивать, он будет наблюдать за этим, как за развлекательной программой. В его вселенной, вселенной шоу, не могло случиться ничего страшного, потому что трупы по net-визору не показывают.

Напротив кресла ведущего, на расстоянии двадцати метров, была стеклянная аппаратная прямого эфира, за пультом которой уже колдовал наш хакер. На правой стенке — монитор из четырех плоских панельных визоров, который показывал то, что идет сейчас в эфире. Там сначала висела надпись «в связи с профилактикой на линии смотрите шоу «Полный Писец» с Сергеем Писецким на следующей неделе», а потом пошли «Веселые коты» в записи.

Основной подрывник потянул пакет со взрывчаткой в сторону шурфа с подземной аппаратной. Я, согласно инструкции, занял позицию у выхода в коридор, от которого отходил шурф. Рог оценил обстановку и понял, что наступила краткая пауза. Он подошел к Писецкому, сел на стол рядом с ним и пожал ему руку. Писецкий не понял, что над ним издеваются, и держался высокомерно. — О, какие люди, – сказал ему Рог, – очень приятно познакомиться. Писецкий кивнул, будто монарх. — Я являюсь большим почитателем вашего таланта, – сказал Сварог. И тут же заехал кулаком под дых Писецкому. Когда тот согнулся, Рог «встретил» его коленом. – Это тебе, дружище, за твою прошлогоднюю передачу про мову. Очень уж обстоятельной она у тебя получилась.

Интересно было наблюдать за Писецким. Получив сильный удар по лицу, он в первую очередь ощупал кости челюсти и носа, нет ли переломов. Очень дорожил своими бесценными чертами лица, «известными каждому телезрителю», как они говорят в анонсах «Писца». — Так, все гражданские – телефоны на пол и на выход, – приказал Рог. И повернулся к Писецкому. – А ты, голуба, с нами останешься до последнего. Покалякаем. Может, побрить его, ребята? Лезвия ни у кого нет?

Бойцы не ответили, потому что каждый был занят своим делом. Хакер наконец вскрыл их систему, и на мониторе пошла запись. На белом фоне возникали слова, которые складывались в предложения, а голос диктора читал:

«Што можа быць даражэй сэрцу чалавека, як у сталых гадах пачуць цябе, роднае слова, у чужой старане? Здаецца, быццам з далёкай чужыны пераносіш ты нас у родны край — родну вёску, дзе мы ўзраслі, дзе першыя думкі складалі, дзе гора і радасць першы раз спазналі...»[43]

Даже тут, в боевой обстановке, я был очень впечатлен тем, как сильно звучат эти слова.

«Чаму ж, роднае слова, гэтак часта забываюць цябе людзі — нават тут, між сваімі? Чаму сыны нашага народа так лёгка адракаюцца ад матчынай гутаркі? Кажуць: бо цёмны нашы беларусы. Але гэта няпраўда: забываюць родную мову, адракаюцца бацькоў і братоў сваіх найбольш тыя, хто дайшоў навук, выйшаў у людзі. Яны няцёмны: яны пераймаюць чужое — дзеля карысці».

Рог не любил пафосных сцен, поэтому продолжал издеваться над Писецким. — Ну если нет лезвия, то можем и зажигалкой обсмалить. — Это вы меня типа в заложники взяли? – уточник Писецкий. — Да кому ты нужен, кто за тебя выкуп даст? – плюнул Сварог. Он поправил оранжевый воротник на салатовом пиджаке шута. Писецкий характерно дернулся, думая, что Рог будет его бить. – После того, как сдохнешь, тебе власть через пять минут замену найдет. — Нет, ну вы не правы! – начал нервничать Писецкий. То ли он напрямую связывал перспективу остаться в живых со своей ценностью в качестве заложника, то ли, что более вероятно, был до глубины души обижен пренебрежением к его авторитету. — Если меня убьют, правящие силы будут повержены, – ответил Писецкий уверенно. – Это правительство у власти только потому, что я над ним смеюсь. «У сэрцы такіх людзей загасла любоў да свайго народа і роднай мовы. Дачэсная карысць, жаданне пашаны ў чужых, смешны гонар — усе гэта заняла мейсца ў апусцеўшай іх душы», — тем временем мужской голос сменился женским. Это было сделано, чтобы не потерять внимание телезрителей. Мы сначала думали запустить только слова, но Рог первым понял, что во всей Беларуси может не найтись людей, которые помнят, как это читается, как звучит, например, «ў». – Але няма на свеце такіх скарбаў, што б вечна цешылі нашае сэрца. Хваробы, калецтвы, смерць паказываюць, якую малую цану маюць дастаткі, гонар, высокае становішча. Здрада, ашуканства — вось адплата за прыязнь і любоў да вышэйшых ад нас. Чым больш пазнаем мы свет, тым меншую цану маюць для нас яго скарбы, тым болей бачым благога, болей здзеку, крыўд і слёз...»

Монолитный бетонный пол под ногами качнулся. Сработала взрывчатка. Со стороны выхода, который вел в шурф, накатило облако горячего дыма. И еще это запах, который возникает, когда работаешь со стабилизированным тринитрофенолом – кисловато-прогорклый, он бьет по ноздрям. Напоминает запах кислоты, которую муравьи выпускают. Я люблю этот запах. Показался сорок девятый с детонатором, основной подрывник. — Боевая задача выполнена, – доложил он Сварогу. – Проход перекрыт. Там бетонными плитами потолка завалило так, что они месяц разгребать будут.

Сейчас выключить вещание можно было только из нашей аппаратной. Гражданских людей в помещении не осталось – я даже не обратил внимание, как они исчезли. Страх получить пулю в бок – лучший учитель маскировки. — Двести двадцатый – первому. Визуальный контакт с «Алмазом», – сообщила рация. Это был водитель автобуса, в задачу которого на время операции входил оперативный контроль входа и сообщение о передвижениях противника. — Они как-то рановато! Седьмая минута! – сказал Рог, посмотрев на таймер. – Ну что, готовьтесь, ребята.

Он нажал на рации кнопку «передача». — Сто восемьдесят четвертый, пятьдесят шестой, ждите гостей. Двести двадцатый, доложи обстановку.

«Бедны той, хто, апрача грошы, апрача багацця, каторае пры першым няшчасці счэзне дазвання, не мае скарбаў вечных — скарбаў душы. Такі скарб, каторы ніхто і ніколі адабраць ад нас не здалее, гэта любоў да бацькаўшчыны, да свайго народа, да роднай мовы, — гэта вялікае мілаванне чалавека — слабога, пакрыўджанага», — неслось в эфир. — Двести двадцатый, – повторил Сварог. – Докладывай! — Две, три, четыре «коробочки» по двадцать человек. Разворачиваются. Автоматическое оружие, пулемет 7,62, два гранатомета «Муха». Еще пулемет, идут ко мне, убирают все машины, я должен отъехать, как понял? — Понял тебя, двести двадцатый, перемещайся к пункту эвакуации, ожидай там пятнадцать минут, при отсутствии команд по истечении времени отступай на позицию старта, как понял? — Понял, первый, работаю. «Але поруч з любоўю да сваіх братоў патрэбна яшчэ нешта, што злучае людзей у суцэльны народ — гэта родная мова, — тут голос обрел ласковый материнский тембр, мне больше всего нравился этот фрагмент. — Яна, быццам цэмент, звязывае людзей. Яна дае ім найлепшы спосаб разумець адзін аднаго, адной думкай жыць, адной долі шукаць. Хто адрокся мовы бацькоў сваіх, хто ўздзеў чужую апратку — той адышоў ад народа далёка-далёка. I на яго браты глядзяць, як на чужынца...»