Читаем без скачивания Анна Ахматова - Светлана Коваленко

(«Настоящую нежность не спутаешь…»)

На эти стихи Недоброво ответил шутливым мадригалом, оставшимся среди черновиков его знаменитой статьи «Анна Ахматова», которую они совместно дорабатывали, и ответ Недоброво на стихотворение Ахматовой имел хорошо им понятный смысл и подтекст:

Не напрасно вашу грудь и плечиКутал озорник в мехаИ твердил заученные речи…И его ль судьба плоха!Он стяжал нетленье без раздумий,В пору досадивши вам:Ваша песнь – для заготовки мумийНесравненнейший бальзам.

Не выступал ли здесь в роли «озорника» сам Недоброво, отношения которого с Ахматовой давно перешли из уважительно дружеских в любовные? В том же 1913 году, зимой Ахматовой были написаны стихи, судя по всему, относящиеся к завязывавшемуся между ними диалогу:

О, это был прохладный деньВ чудесном городе Петровом!Лежал закат костром багровым,И медленно густела тень.

Ты только тронул грудь мою,Как лиру трогали поэты,Чтоб слышать кроткие ответыНа требовательное «люблю!».

Тебе не надо глаз моих,Пророческих и неизменных,Но за стихом ты ловишь стих,Молитвы губ моих надменных.

(«О, это был прохладный день…»)

По утверждению М. Кралина, это одно из самых ранних стихотворений, включенных Ахматовой в состав «Белой стаи» и, как можно полагать, обращенных к Недоброво. В этой редакции стихотворение было напечатано только раз, в том самом издании «Белой стаи», которое Николай Владимирович должен был получить в Крыму от Юлии Слонимской.

Это одно из немногих, во всяком случае известных, эротических стихотворений Ахматовой, утверждавшей, что «сроду не написала ни одного эротического стихотворения». В дальнейшем, а точнее, незамедлительно стихотворение было переработано, сохранившись в первозданном виде только в первом издании «Белой стаи». В переработанном виде стихи утратили не только эротический подтекст, но и глубину любовного переживания, чувства «на изломе», предчувствие скорого и горького освобождения. Там главный груз страданий на себя принимает лирическая героиня, но скоро она переложит его на плечи возлюбленного. И теперь (после переработки) перед нами чуть холодноватые «петербургские» стихи,[8] ведущие, однако, к другим ее петербургским стихам, поднимающим завесу над драматизмом их развивающегося романа.

Во второй книге Ахматовой «Чётки» (1914) помещены «Стихи о Петербурге», датированные тем же 1913 годом и безусловно являющиеся фрагментами, развивающими любовную тему на фоне державного Петербурга и его непреклонного (как ее друг) государя:

1Вновь Исакий в облаченьеИз литого серебра.Стынет в грозном нетерпеньеКонь Великого Петра.

Ветер душный и суровыйС черных труб сметает гарь…Ах! своей столицей новойНедоволен государь.2Сердце бьется ровно, мерно.Что мне долгие года!Ведь под аркой на ГалернойНаши тени навсегда.

Сквозь опущенные векиВижу, вижу, ты со мной,И в руке твоей навекиНераскрытый веер мой.

Оттого, что стали рядомМы в блаженный миг чудес,В миг, когда над Летним садомМесяц розовый воскрес, —

Мне не надо ожиданийУ постылого окнаИ томительных свиданий.Вся любовь утолена.

Ты свободен, я свободна,Завтра лучше, чем вчера, —Над Невою многоводной,Над улыбкою холоднойИмператора Петра.

Николай Владимирович Недоброво обладал удивительной интуицией. Не только ахматовские стихи, но и ахма—товскую душу он читал «с листа». Он любил ее страстно – как женщину, как поэта, пророчески определив ее гениальность вперед на многие десятилетия, предвидя еще не написанные произведения. И появление «лирического отступления» в «Поэме без героя», и заметочки в Прозе о поэме, адресованные Недоброво, безусловно связаны с тем, что Ахматовой попалась под руку его давняя статья «Анна Ахматова» (Русская мысль. 1915. Июль), она прочла ее заново, будто впервые, и была потрясена ее пророческим пафосом: ведь это о «Реквиеме» и «Поэме без героя», а у него в руках только и были «Вечер» да «Чётки», повторяла она.

Их любовный роман длился недолго. Почва для разрыва была подготовлена еще до ее «измены» с Анрепом весной 1915 года. Ахматова—Гумилёва к 1913 году была не только прекрасна, но уже и знаменита. За плечами «пылал Париж» и роман с Модильяни, ее рисовали, ей посвящали стихи, на вечерах с ее выступлениями молодежь сходила с ума. Знаменитая «ахматовская шаль» стала символом моды, изысканности. Сам Александр Блок, уже несколько лет скучающий и меланхоличный, отгораживающийся от толпящихся вокруг него девиц, пишущих стихи, просит Гумилёва представить его молодой жене.

Тем не менее ей было приятно появляться с ослепительно красивым и изысканно учтивым Недоброво. Она знакома с Любовью Александровной Ольхиной—Недоброво, бывает в их доме на раутах, обедах и запросто. Николай Владимирович ведет себя в отношении обеих дам со свойственной ему светской безукоризненностью. Он обожал Любовь Александровну и, как говорили, немного побаивался, называя за глаза «императрицей». Она, как уже говорилось, обладала большим состоянием и большими связями, баловала мужа, как ребенка, заботилась о его слабом здоровье. К его услугам были лучшие врачи и заграничные курорты, его окружал весьма им ценимый комфорт, старинная, музейная мебель. Злые языки поговаривали, что вполне можно было жениться из—за письменного стола, за которым работал Николай Владимирович. Отношения Недоброво с Ахматовой, кроме «телесных» (это слово входит в лексикон обоих), носили другой, как бы надмирный характер. По прошествии времени мы можем сказать, что на фоне всех великих, поклонявшихся Ахматовой, писавших о ней, он оказался подлинным прозорливцем, угадав не только совершенство ее мастерства, но пророческий дар. Сама же она, при всей тонкости интуиции, поняла всю глубину его провидения, лишь перечитав, как помним, статью «Анна Ахматова» 1915 года через сорок лет.

Миф о том, что Недоброво «сделал Ахматову», вошел в мемуары, а затем и в серьезные литературоведческие исследования. И, как то бывало в большинстве случаев, пошел он от самой Ахматовой, имея точную дату рождения – 1940 год. По свидетельству литературоведа Виктора Жирмунского, друга Анны Ахматовой, лирическое отступление к третьей главе первой части «Поэмы без героя» было написано 24 мая 1940 года (Ахматова А. Сочинения. Т. 3. С. 414):

А теперь бы домой скорееКамероновой ГалереейВ ледяной таинственный сад,Где безмолвствуют водопады,Где все девять мне будут рады,Как бывал ты когда—то рад.Что над юностью встал мятежной,Там за островом, там за садом,Разве мы не встретимся взглядомНаших прежних ясных очей?Разве ты мне не скажешь сноваПобедившее смерть словоИ разгадку жизни моей?

Вскоре за этими строками последовал авторский комментарий в Прозе о поэме, подтверждающий, что имеется в виду не кто иной, как Николай Владимирович Недоброво (Ахматова А. Собрание сочинений. Т. 3. С. 240):