Читаем без скачивания Адвокат дьявола - Моррис Уэст

Мередит встрепенулся:

– Грот Фавна… Там, где его похоронили, не так ли?

– Там, где его похоронили, – отозвался Альдо Мейер.

ГЛАВА 11

Когда Блейз Мередит беседовал под смоковницей с доктором Мейером, Анна-Луиза де Санктис принимала в гостиной Нину Сандуцци.

Графиня проснулась поздно, но не в таком скверном настроении, как обычно. Служанка уведомила ее, что Нина Сандуцци и Паоло уже пришли. На утренний туалет и завтрак Анна-Луиза затратила почти час, потом минут десять поболтала с Николасом Блэком, направлявшимся в сад, просмотрела счета и меню на ужин и лишь после этого прошла в гостиную и послала за Ниной Сандуцци.

Говорили они наедине, а Паоло бродил по дорожке около дома, смотрел, как садовники переходят от клумбы к клумбе, а желтые бабочки неторопливо кружатся над цветами.

Графиня сидела на стуле с высокой спинкой, довольная собой, освеженная ванной, положив руки на колени, всматриваясь в бесстрастное лицо крестьянки, которая стояла перед ней с голыми, запыленными с дороги ногами, но гордая и свободная, как дерево, ожидающее порыва ветра.

– Вы понимаете, для мальчика это отличная возможность показать себя, – улыбнулась Анна-Луиза.

– Это работа, – сухо ответила Нина Сандуцци. – Мальчику от нее только польза. Если он будет работать хорошо, вам это тоже на руку.

– Как Паоло отнесся к моему предложению? Он обрадовался?

– Кто знает, радуется он или нет? Он здесь. И готов приступить к работе.

– Но мы еще не обговорили оплату.

Нина Сандуцци безразлично пожала плечами:

– Доктор сказал, что вы будете платить как обычно.

Анна-Луиза покровительственно улыбнулась:

– И даже больше. Синьор Блэк сказал мне, что мальчик умен и сообразителен. Я буду платить ему, как взрослому мужчине.

– За мужскую работу – хорошо! Если только это мужская работа!

Графиня, не очень хорошо понимая диалект, пропустила шпильку мимо ушей. И продолжала в том же духе:

– Если он будет хорошо работать и проявит себя, мы, возможно, сможем многим ему помочь – дать образование, найти приличное место, даже послать в Рим.

Нина Сандуцци кивнула, но ее глаза словно подернулись туманом.

– Его отец был образованным человеком. Он, бывало, говорил, что сначала надо дать образование сердцу, а уж потом – голове.

– Ну разумеется! – графиня просияла. – Его отец! Джакомо Нероне был вашим любовником, не так ли?

– Он был мужчиной, которого я любила, – ответила Нина Сандуцци. – Он любил меня и любил мальчика.

– Странно, что он так и не женился на вас.

Глаза Нины остались бесстрастными, лицо – спокойным. Последняя фраза графини словно повисла в воздухе. В Анне-Луизе де Санктис начало закипать раздражение. Ей хотелось ударить Нину, посмотреть, как на оливковой коже зардеют следы пальцев. Но она не могла пойти на конфликт, и ее губы скривились в улыбке:

– Мальчик, разумеется, будет жить здесь. У нас хорошо кормят, он получит все необходимое. Выходные Паоло сможет проводить с вами.

– Я уже говорила с монсеньором из Рима, – неожиданно сказала Нина. – Попросила его побеседовать с мальчиком и помочь ему. У него сейчас трудный период.

– Не следовало вам беспокоить монсеньора Мередита, – набросилась на нее графиня. – Он тяжело болен.

– Все его дела связаны с моим Джакомо, синьора, И что может быть важнее, чем сын Джакомо? Кроме того, монсеньор сказал, что с радостью поможет мальчику.

– Вы можете идти, – взмахом руки графиня отпустила ее. – Мальчик пусть остается, садовник скажет ему, что надо делать.

Нина Сандуцци не тронулась с места, нагнулась, подхватила плетеную корзину, которую всегда носила с собой, пошарила внутри и достала маленький бумажный пакет.

– Что это?

– Мой мальчик будет жить в вашем доме. Он не может прийти с пустыми руками. Примите подарок.

Естественная простота этого жеста смутила графиню. Она взяла пакет.

– Благодарю. Позвольте спросить, что в нем?

– Мы – бедняки, – ответила Нина. – Мы дарим от сердца, а не от богатства. Возможно, придет день, когда Джакомо станет святым, и тогда наш подарок будет вам особенно дорог. В пакете – часть одежды, в которой его убили. С его кровью на ней. Я хотела, чтобы вы получили этот подарок от его сына.

Анна-Луиза де Санктис ничего не ответила. Она сидела, словно загипнотизированная, уставившись на пакет. Губы ее беззвучно шевелились. Когда же, наконец, она подняла голову, комната была пуста, в солнечных лучах танцевали пылинки, а по зеленому лугу за окном рядом с садовником шагал мальчик, который мог бы быть ее сыном.

Альдо Мейер и монсеньор Блейз Мередит поднялись из-за стола и прогуливались по дорожке вдоль забора, окружавшего сад. Они уходили от солнца в тень и вновь попадали под жаркие лучи.

– Так, что мы имеем на текущий момент? – подводил итог Мередит. – Он в бегах, влюблен, готов возглавить и взять на себя ответственность за тех, кто дал ему приют. Его прошлое – загадка. Будущее не ясно. Настоящее… то, что вы мне рассказали. У нас нет свидетельств его религиозных убеждений или моральных принципов. Более того, он живет в грехе. Действия Нероне, пусть и благие по сути, не имеют божественной значимости. Далее… – Он отбросил маленький камушек, посмотрел, как тот отрикошетил от стены и замер в траве. – Далее, судя по моим записям, Нероне приходит к кризису, моменту обращения, а в результате отворачивается от своей женщины и отдает себя Богу. Что вам об этом известно?

– Меньше, чем мне следовало бы знать, – ответил Мейер. – И уж наверняка меньше, чем Нине, с которой вы намерены поговорить сегодня днем. Что-то я, конечно, знаю. И расскажу вам…

Зима оказалась суровей, чем они предполагали. Снег валял и валил, засыпая дороги, ломая ветви олив, заметая двери домов. В ясные солнечные дни верхний покров таял, к вечеру – подмерзал, превращаясь в ледяную корку, а затем его вновь засыпало снегом.

На юге противостоящие друг другу армии зарывались в землю и ждали оттепели. Патрули в горах несли потери не от пуль противника, а от мороза. Дезертиры по ночам ломились в запертые двери. И умирали в снегу еще до наступления утра, если дверь так и оставалась закрытой.

В домах люди жались друг к другу в больших семейных постелях, вылезая только по нужде да для того, чтобы принести еду или сварить кофе. Уголь приходилось экономить, земляной пол промерзал сплошь, по комнатам гулял ледяной ветер. Старики кашляли, жаловались на боли в суставах. У молодых от простуды пылали щеки, как ножом резало горло. Если кто-то умирал, а такое в ту зиму случалось довольно часто, труп выносили из дома и просто зарывали в снег, откладывая похороны до лучших времен.