Читаем без скачивания Рома едет в Кремль - Роман Трахтенберг

— А телефончик ваш сюда давайте, он у меня целее будет. Да и что нам с вами тут-то беседовать? Давайте-ка отъедем в одно замечательное место в ближнем Подмосковье, там и пообщаемся. Вы, кстати, весьма недипломатично этот гостеприимный подвальчик покинули. Ушли, можно сказать, по-еврейски…

— А по-еврейски это как?

— Как будто вы не знаете? По-английски это просто уйти незаметно. А по-еврейски — это еще что-нибудь на память прихватить. Вот вы и прихватили: чужой автомобиль, служащего казино и пару антикварных вещиц. А мы ведь музей со временем хотели открыть…

— Да нужен он мне, этот ваш сраный «Ситроен»! Я в нем даже ноги вытянуть не мог нормально, потом болел целый день. Он на спецстоянке в Питере стоит, вас дожидается…

— Ноги вы протянете, и уже скоро, это я вам, как директор, могу пообещать. А в «Ситроене» мы с вами еще напоследок покатаемся, только вам, уж извините, придется багажник осваивать, думаю, это надежнее будет.

Я наконец вспомнил, как зовут директора.

— А вот вам, Анимал Гитамович, какая выгода от нашей беседы будет? Казино ваше все равно уже прикрыли, соратников никого не осталось, все учредители в Швейцарии, наверное. Вы-то, кстати, почему не там?

— Да вот, за вами приехал. За монеткой вашей, да и другие дела надо порешать. А рубль-то ваш, он не полмиллиона стоит и не миллион. Для кое-кого он вообще бесценен. Пойдемте, однако, а то до темноты не справимся. Меня ведь в Шарике самолет ждет… Кстати, никакой я теперь не Анимал Гитамович, а гражданин Чехии пан Иржи Попердел. Ударение, кстати, на первом слоге, хотя вам это уже не важно.

— Все равно смешно, — мрачно сказал я и, повинуясь указаниям новоиспеченного шенгенца, пошел к двери.

Когда мы вышли из ювелирной лавки и пошли к стоявшему неподалеку черному «Ситроену», на улице практически никого не было. Только около телефона-автомата стояла целующаяся парочка. К своему удивлению, я узнал во влюбленных Цана и Жоржика, причем рука китайца весьма основательно обхватывала скромную ягодичку француза.

— Совсем стыд потеряли, пидоры, — достаточно громко сказал директор казино, не забывая при этом упираться мне в спину пистолетом, на который был сверху накинут его пиджак.

И тут Жоржик сыграл обиду:

— Вы — гомофоб! Таким не место на московских улицах в XXI веке!

Попердел уже было собрался пристрелить наглеца и на секунду отвел пистолет от моего позвоночника, направляя его в сторону «влюбленных». В этот момент сзади раздался свист, сопровождавшийся резким выдохом и хрустом ломающихся костей. Когда я обернулся, то увидел лишь страшные последствия мастерского удара: тело бывшего директора казино, у которого вместо верхней части головы была какая-то красно-белая каша, лежало на асфальте, только ноги его чуть-чуть дергались. А над ним стоял, довольный содеянным, Шурик.

— Ну Гитамыч дает! — восхитился он. — В кои-то веки сам на дело вышел. А ведь обычно других подставлял… — Затем взял пиджак директора и стал задумчиво протирать им окровавленный кистень. Потом кинул пиджак на голову убитого и спросил меня:

— Ну как, Львович, настроение?

Настроение у меня, несмотря на испытанное потрясение, было несколько лучше, чем несколько минут назад, когда я под прицелом пистолета должен был в комфортабельном багажнике «Ситроена» выезжать в «загородный офис».

— Шурик, между прочим, ты только что натурально замочил не какого-то там Анимала Гитамовича, а господина Иржи Попердела из Чехии, вернее, бывшего господина… Кстати, ударение в его фамилии — на первом слоге. Впрочем, это ему уже не важно. Так вот, бери у этого опездола ключи, открывай багажник его машины и грузи труп. И мой телефончик, он у него в кармане, тоже не забудь. А вы, ребята (кончившие к этому времени обниматься Цан и Жоржик замерли в ожидании указаний), сходите в лавку и заберите с прилавка пакет с серебряными пулями. Они нам еще понадобятся. И проследите, чтобы на двери была табличка «Закрыто».

До моего дома мы доехали без приключений, тем более что с кончиной директора «Мефисто» опасность подвергнуться нападению сводилась к минимуму. Но все равно, наученные горьким опытом, мы при выходе из микроавтобуса были весьма осмотрительны. Назначив встречу для уточнения плана действий и инструктажа по использованию спецсредств на завтрашнее утро, я распустил своих бойцов, предварительно вынеся им благодарность за проявленную смекалку и личное мужество.

— Да что вы, Роман Львович, — сказал при этом простодушный Жоржик, — нам с Иваном Васильевичем было даже приятно, правда, Ваня?

При этих словах Цан густо (насколько густо это возможно у китайцев) покраснел. Я погрозил им пальцем и промолвил:

— Смотрите у меня, шалунишки! До завтра!

Отдохнуть от пережитых потрясений мне не удалось: уже через полчаса ко мне заявились Рамиль и Тыну, притащившие здоровенный мешок с оружием, боеприпасами и прочей амуницией. С гордостью демонстрируя мне приобретенные ими предметы боевого назначения, подполковник выдал мне упаковку маузеровских патронов, на которой был изображен фашистский орел со свастикой в когтях. Под ним была надпись: «Waffenfabrik Augsburg. 9 mm. Mauser patronen. 500. 07.07.1937».

— Надо же, — сказал я, — семьдесят лет с лишним пролежали. А срок хранения у них есть?

— Насчет маузеровских — не знаю, но вот мы в милицейском тире на улице Наметкина пробовали стрелять патронами выпуска 1913 года из трехлинейки, ни разу осечки не было. Думаю, что немецкие тоже должны быть в порядке, тем более что на складе хранились, видишь, никакой коррозии нет, даже надписи сохранились.

— Тыну, вот тебе мое командирское задание на вечер: берешь эту упаковку, мешок с серебряными пулями и снаряжаешь мне полсотни единиц боеприпасов. Но до этого нам с тобой нужно будет посетить эстонское посольство, отметить твой паспорт для продления визы, да и по своим ты, я думаю, уже соскучился…

Когда мы приехали в посольство Эстонии и я попытался объяснить светловолосой девушке в окошке цель нашего визита, она, медленно растягивая слова, сообщила мне, что прием частных лиц на сегодня уже закончен и нам нужно записаться в очередь на завтра, причем она готова внести наши данные в специальный журнал. Тут стоявший рядом Тыну достал свой паспорт и неожиданно быстро заговорил по-эстонски. Из всей его речи я понял только слово «Трахтенпперк», повторявшееся раз пять. Блондинка посмотрела на меня:

— Прафда? Фы тот самый Трахтенпперк?

Я достал свое удостоверение с орлами и начальственными подписями, чем произвел на молодую особу неизгладимое впечатление. Она замерла секунд, наверное, на десять, после чего наконец улыбнулась:

— Фам, госпотин Трахтенпперк, к первому секретарю посольства, госпотина посла сейчас нет ф Москфе. Я профожу фасс…

Первый секретарь, представившийся нам как «просто Яак», оказался на диво шустрым и деятельным молодым человеком. Интересно, что у него не было даже следа эстонского акцента. Говорил он по-русски, скорее, излишне правильно. Мне даже пришла мысль, что без эстонской разведшколы тут не обошлось. Но дело свое он знал. Как только в нашем разговоре всплыли имена Юри и Мартина, он тут же предоставил себя в наше распоряжение. Достав из сейфа печать, он поставил в паспорт необходимую отметку и тут же перезвонил в консульское управление МИДа России, чтобы нам без задержек оформили продление визы. Потом, еще раз взглянув в паспорт Тыну, он встал и торжественно сообщил:

— Уважаемый господин Тыну Вилль! От имени и по поручению Министерства юстиции Эстонской республики сообщаю вам, что ваш отец, господин Арвид Вилль, сегодня в 15 часов освобожден из тюрьмы «Виру» в городе Йыхве под подписку о невыезде. Формальная причина досрочного освобождения — ухудшение здоровья, но вам, думаю, об этом беспокоиться не следует. Так заверили меня в министерстве. Сегодня вечером он уже будет дома, и вы сможете с ним поговорить по телефону. С завтрашнего дня он будет проходить курс реабилитации в курортно-медицинском центре Вильянди. Удачи вам и поздравляю с торжеством справедливости! А вас, господин Трахтенберг, мы будем всегда рады видеть в нашей стране!

Распрощавшись с любезным господином Яаком, мы отправились в Неопалимовский переулок, чтобы в консульском департаменте завершить формальности с паспортно-визовым обеспечением моего бойца. Около здания мы увидели десятка полтора молодых ребят в черных куртках, которые чего-то ждали. У некоторых из них на лицах были синяки и ссадины. Тыну сразу признал в них своих бывших соратников по отряду «Память „Эрны“» имени Альфонса Ребене. Выяснилось, что они, задержавшись в Питере, просрочили свои визы и, опасаясь питерских ментов, от которых, равно как и от болельщиков из «Невского фронта», основательно пострадали, двинули в Москву. И вот теперь они без денег на обратную дорогу тщетно обивали пороги разных учреждений, чтобы их отправили на родину. Мягкосердечный Тыну тут же раздал им полторы тысячи долларов, которые в качестве подъемных получил у меня, и мы с ним прошли в управление. Формальности по продлению визы были недолгими. Минут через десять мы вышли из здания и увидели следующую картину: отряд омоновцев со щитами и дубинками окружил остатки фашистского войска и теснил их по направлению к автобусу с зарешеченными стеклами. Тыну было рванулся, чтобы помочь своим, но я мягко, но решительно удержал его: