Читаем без скачивания Банкир - Петр Катериничев

Как завелись — он помнил смутно. К свояку — тот работал при пансионате — он поехал по рыбу. Свояк с двумя пацанами сети выставлял, и хоть по этому времени улову небогато, а все же… Потом рыбу присаливали и отправляли в Приморск, да и санаторий брал для своих. Все деньги. Тем более капитан Назаренко давно перестал жить на жалованье… От рыбоколхоза да от винсовхоза одни названия остались, мужики стали винокурить, да рыбу брать, да хозяйствовать на свой страх и риск, а при нем, при Назаренке, риску-то и поменьше. Потому как — порядок. Ну и казаков собрали, а то как же — татары, те за своих горой, казакам — тоже треба… И над правлением поселковым, и над отделением милиции — два флага: российский и казацкий. Своя земля, стало быть, самим и сберегать, и порядок хранить. Взять тот же рынок. Базар, значит. По субботам из Приморска, и из района — продавцов валом… Года четыре назад и рэкетиры какие-то объявились. Тогда без «пушек» — с ножами да цепями. Морды здоровые, наглые… Ну, покрутили их, нагайками отходили — мало не показалось.

Эти больше не появились. А два там заядлых оказалось. Сильно заядлые, мать их… Приехали как-то снова, на «жигуленке», да выцепили двух парней, да порезали… Одного — насмерть. А у самих — стволы, да не какие-нибудь, а «калаши», у милиции тогда еще таких не было. А куда с нагайкой на ствол?

То-то… Так и уехали ухарями: сам Назаренко к родне в Первомайскую отъезжал, а молодые лезть с «поэмами» против «калашей» заопасались. И правильно: тут по уму все надо. Не с кондачка.

Ладно, значит, не хотите добром — давайте по закону. Семен Назаренко настроил отцову еще двустволку — немецкую, трофейную, на сто пятьдесят метров утку доставала! — взял двух сержантов да рядового, да в другой базарный день на дорогу и выехал. А дорога тут благо одна.

Решил правильно: заядлые те приехали, успех, так сказать, закреплять. Да еще и на двух машинах: одна — «восьмера», с тонированным стеклом, самый шик по тем временам…

И на базар, и-ну хозяевами ходить; да и чего не ходить: казаки, те глаза прячут, а милиции — никого. Обратно двинулись, взяв с торговых, с кого что, хоть тогда и не богато было… Зато показали, что хозяева. А для Семена Назаренко что главное: что «споличное» налицо. Прибежал до него пацаненок его, Васька, доложил: дескать, приезжие те и деньги брали, и товаром, и при стволах они, не особо и прятали: у одного под полой «калаш» бесприклад ный, десантный, так и висел стволом вниз. А значит, что имеем? Бандитизм имеем — это раз.

Вооруженный разбой — это два. Ну, может, и не совсем разбой — да это как повернуть… А то свел бы все это хитрый адвокатишка к пьяной хулиганке — кому это надо? Станице уж точно не надо.

Едут, значит, эти артисты-куплетисты обратно навеселе: взяли станицу, чего ж не расслабиться! А Семен Назаренко даром, что ли, в пехоте служил: людей своих грамотно затаил да окопаться заставил, да у всех — двустволки;

«Макаровы», те на «добой» хороши; против «Калашниковых» просто пукалки, и все.

Да еще на дороге.

Подъезжают, а Семен загодя «колючку» самодельную расстелил, — кузнецы на хоздворе сковали, — пост вроде оборудовал, да при посте — нету никого. Отошел, мабуть, служивый по малой нужде… Эти тряханутые и не забеспокоились даже: пост и с утра уже был, и стоял там зачуханный мальчонка-рядовой, вроде как для проформы.

Остановились да давай в гудки гудеть в четыре руки. Дверцу одну распахнули: оттуда музон орет, им и самих себя не слыхать… Видно, решили послать кого помоложе палку шлагбаумную двинуть, не дожидаться ментика… Ну и он, Семен Назаренко, дожидаться не стал: хлестанул жаканом по переднему ветровому из обоих стволов. Следом — «второй нумер», сержант Стецко, дальше — Ванятка Гуров, даром что кацап, а вторую машину — в решето, дальше — Малышев Витя, который рядовой, дальше — сам Семен, по новой… Полоскали их в жакане да картечи в аккурат по-хорошему минут десять, что кабанов в загонке… Затихли, перезарядились, да контрольный залп: сразу дуплет из восьми стволов по первой машине, снова тихо, и — такой же дуплет по второй. Не «жигуленки» стали — чистое решето. Тут у второго и бак рванул. Ухнуло знатно. А первый — ничего, стоит.

И «Макаровых» черед наступил. Семен пошел сам, да со Стецком: казак поопытней кацапов станет. Да и духом покрепче. Подошли. В негорелой машине — пятеро. Трое — готовы, двое — раненые. Назаренко и прописал им «лекарство» из того «Макарова». Чтобы уже не бедокурили. Никогда.

Потом — дело завернулось. Дескать, противозаконное применение оружия и такое прочее. Хотя Семен, не будь дурак, шмальнул из ихнего «Калашникова» на воздух, и бойцы его подтвердили: дескать, первыми бандиты палить начали, а капитан, тогда — старлей Назаренко, как полагается, даже предупредительный из табельного пистолета отстреливал… И хотя этому никто не поверил, а закон, он бумагу любит… А на бумаге все складно записалось. Как говорил еще в семидесятом в учебке майор Горчишников: «Что для милиционера главное оружие?

Бумага. Больше бумаги — чище жопа!» Времена хоть и переменились, а бумага по-прежнему терпит многие задницы.

А там — уже такое началось — и в Абхазии, и в самом Приморске, да и по стране… И закрыли дело то. А почет от земляков остался. И не только от них. К Семену Назаренко уже подъехали люди, и с уважением: дескать, так и так, давай думать, как и вам хорошо, и нам — при деле… Поделились, и всем от того — прибыток. Хорошо. И станица застраиваться стала — благо спокойно тут, и климат многим приятный и полезный; и казаки, и татары — справно живут. А раз так — то чего и не жить? Вот только баба ворчит: горилку, дескать, пить он, Семен, стал крепко. А чего ж не выпить, если и стол хороший, и дом полный, и сын — в университете, а не в Чечне на брюхе ползает… Вот только вчера он перебрал, точно перебрал. Эти газовики-нефтяники… Теперь сушит — сил нет. Ладно, сейчас заедет к Михеичу, и сухонького легкого, этого урожая… С погребца… Чего ж не выпить, если легонького… Да и с Михеичем за разговором посидеть одно удовольствие — не старик, а цельный казачий круг да государственная дума.

Умный.

Джип капитан Назаренко заметил издаля. Тот стоял поперек дороги. Капитан неспешно пригасил скорость: дорога скользкая, резко тормозни, и в кювет угодишь, как пить дать… Что за люди?

Переложил с заднего сиденья «АКМ» рядом: сейчас не былые времена, любой доходяга шмальнет, и как с гуся вода, наплевать — власть, не власть… Вот она, власть, под ладонью правой руки. И два рожка скотчем скручены. У такой власти не забалуешься.

Капитан объехал джип спереди, остановился. Вышел, застыл озадаченно.

Транзитные номера он узнал: под этой серией законник Буба из Приморска перегонял землякам на Кавказ роскошные тачки. Машины абсолютно чистые, да и Буба не скупился, чтобы никаких проблем не возникало… А тут…

Здоровущий такой кабан стоит, покачиваясь, рядом с джипом и блюет. Причем крови в его блевотине больше, чем водки. И от передних зубов — одни корешки остались.

— Бог в помощь… — произнес капитан, раскрыв дверцу «Нивы» так, чтобы был виден автомат, лежащий на коленях и правая рука на нем. — Или стряслось что?

— Да не, начальник, путем все, — подал голос из кабины сухощавый и длинный. У этого пол-лица стабильного фиолетово-черного цвета и смотрит один только глаз — другой заплыл вовсе.

— Путем, говоришь?.. В пути оно всякое случается… И кто же вас так приложил?

— Сами.

— Чудеса, а? Ребята-то вы не хилые вроде, да и пьяные, и за рулем… И бибика у вас авторитетная… А так обописаться… А?..

— Слушай, начальник, езжай своей дорогой. Мы ни к кому не в претензии, шоферим помалеху… Гера за рулем — так он трезвый… — подал голос мордатый.

Обтер разбитые губы тыльной стороной ладони. — А с кем надо — мы сами разочтемся. Дай срок.

— Трезвый, нет ли — то еще проверить надо… Да и, может, у него с мозгами не того: шутка ли, лицо навовсе на человечье не схоже… А срок… Срок я вам завсегда могу обеспечить… Пока — на трое суток, до выяснения, так сказать, ну а там, в клетке, многие из задержанных хулиганят… Те, которые злостно, — таких мы не любим, оформляем сразу, дела-то простые, и судьи довольны… И-по этапу, легкими птахами и без затей… Так что ты там о сроке журчал, мордатый?.. — Назаренко говорил размеренно, неторопливо; палец — на спусковом крючке автомата, предохранитель он подвинул, ствол — на пацанков… Власть есть власть, ее уважать треба.

— Извини, начальник. Мы чего? Мы — ничего, — быстро встрял в разговор Гера.

— Во-во. Вы — ничего. И для меня, и для Бубы. Уразумели? А вот что тут у меня деется, знать мне положено. По работе. Назар я, али не слыхали?

— Виноваты, начальник.

— Так-то. Так кто вас?

— Бежал какой-то, с девчонкой…

— Бежал? От вас, что ли?

— Да не… Спортсмен. В штормовке, в олимпийке… Ну мы это, притормозили…

— Дорогу спросить? Она тут одна.