Читаем без скачивания Повелитель снов - Александр Прозоров

Андрей мгновенно протрезвел. Он хорошо помнил, где и когда услышал эти слова в первый раз. Вряд ли умудренный опытом князь повторял слова пятнадцатилетнего мальчишки. Скорее наоборот: молодой Владимир Андреевич услышал их от взрослого друга. Значит… Значит, Михайло Воротынский — один из главных заговорщиков, организатор покушения? И, может быть, не одного? Его друг князь Воротынский… Заговорщики потихоньку вербуют сторонников, и Михаил Иванович нашел удобный момент, чтобы прощупать умонастроения еще одного нужного человека.

— Русская земля — святая, — медленно, но четко ответил князь Сакульский. — Она не может рождать рабов. Лучше я назову сына своего крепостного равным себе, нежели позволю лишить свою Отчизну ее древней привилегии. Мы все кладем животы за святую Русь, и таковой она должна оставаться всегда.

— Славно сказано, Михайло Иванович! — тряхнул головой Выродков. — Я хочу выпить за друга твоего, князя Андрея, и за его истинную веру! Слава!

Хозяин дома спокойно наполнил кубки, мужчины выпили.

«И что теперь делать? — сохраняя улыбку на лице, мучился в отчаянии Зверев. — Выдать Воротынского в Разбойный приказ? Человека, что первый похвалил его воинскую смекалку, взял под свое покровительство, поручился за него перед царем, требуя для юнца боярского звания? Или смолчать — и покрыть молчанием предателя?».

Он дождался, пока хозяин нальет еще, выпил — но хмель больше не туманил его разум. «Так что же делать?»

— Дядюшка, дозволь дщерям своим вина белого со мною выпить. Бо жарко на качелях, а от квасу в носу щекотно… — Рыжие кудряшки, множество ярких веснушек, придающих лицу радостное выражение, губки бантиком. Людмила Шаховская осеклась, глядя на Андрея, чуть попятилась. Жемчужная понизь, платье из зеленого сукна с алыми бархатными плечами, золотое шитье по бокам, перетянутая по европейской моде талия.

— А, это ты, стрекоза? — улыбнулся хозяин. — Да, только разбавленное… Постой, ты знакома с князем Сакульским, Андреем Васильевичем?

Женщина мотнула головой и выскочила обратно за дверь.

— Смутилась, — оправдывая гостью, вздохнул князь Михаил. — Уж третий год замужем, а муж все на службе, в разъездах. Ревнив зело — тетки и холопы следят за ней строго. Она, может статься, мужчины незнакомого все три года и не видала ни разу. А тут сразу двое.

— Родственница? — зевнул Иван Григорьевич.

— Племянница двоюродная. Пострелюшка. В Москве каженное лето у меня жила. Здесь ее и сосватал. За друга свого, князя Петра. Мы с Петром Шаховским лет тридцать знакомы. Он чуть старше будет. Под его рукой в первую свою сечу я рубился. Славная была битва. В деревне прямо в курятнике ляха зарубил. Перья летают, куры, кудахтанье, петух в сапог мне шпору загнал…

— А чем особо сильны османы — так это пехотой, — вдруг вспомнил боярин Выродков. — Они воинов не нанимают, не призывают. Они их растят из детей малых, а потому янычары умелы чрезвычайно, храбры, преданны, не боятся ни боли, ни смерти…

О войне и оружии мужчины могут говорить бесконечно. Михайло Воротынский про боярские вольности больше не вспоминал, Андрей тоже предпочел забыть про Казань, проклятия и заговоры, а потому остаток дня прошел в чудесной дружеской беседе. И лишь когда распахивалась дверь и холопы вносили то вино, то новые блюда, Зверев вздрагивал, и перед глазами его снова и снова возникало веснушчатое лицо.

Поднявшись до рассвета, Андрей помчался в храм Успения, отстоял там заутреню, после чего еще долго ждал, глядя то на высокое распятие, вырезанное из красного, с белыми прожилками, гранита, то на иконы. Однако княгиня так и не появилась. Может, настроения у нее не было службу посещать, а может, она церковь свою любимую сменила. Поди угадай?

Смирившись с неудачей, князь Сакульский вышел из собора и двинулся вдоль череды нищих, выгребя из кошеля полтора десятка серебряных новгородских чешуек. Возле каждой сгорбленной старухи он останавливался, внимательно вглядывался в лицо и руки торопливо крестящейся женщины. Дойдя до попрошайки с зажатой между коленями узловатой клюкой из соснового корня, он наконец-то улыбнулся, спрятал мелочь и достал тяжелый золотой талер. Бабулька насторожилась, глаза ее жадно сверкнули.

— Узнаешь меня, милая? — поинтересовался Зверев.

Нищенка прищурилась, закивала:

— А как же, касатик! Давненько тебя не было, ох, давненько.

— Ну коли узнала, то знаешь, чего мне хочется, — поиграв золотым, спрятал денежку князь. — Завтра приду. До завтра успеешь чего-нибудь придумать?

— Попытаюсь, касатик, — облизнулась попрошайка, — попытаюсь.

Андрей кивнул, отошел к коновязи, поднялся в седло и помчался домой. Здесь, во дворе, его нетерпеливо поджидал дьяк Иван Юрьевич.

— Где ты ходишь, княже? Я уж тут извелся весь! — Боярин воровато оглянулся, протянул ему туго смотанную ленту из золотой парчи: — До полудня управишься?

— А что это?

— Да пояс же, пояс, — прошипел дьяк. — Сделаешь?

— Легко. За деторождением к Хорсу, Триглаве и Дидилии обращаться нужно, а они дневные боги…

— И слышать не хочу! — замахал на него руками Кошкин и перекрестился. — Чтобы и поминания демонов языческих в моем доме не было.

— Хорошо, за город поеду, — сунул царицын поясок за пазуху Зверев. — Постой, не убегай, боярин. Похоже, нечисть в Москве завелась. Заговоры с участием колдовской силы затеваются. Знаешь, как я у себя в княжестве с колдуном управился? Посадил десяток мальчишек в седло, кадушку с водой святой, заговоренной приготовил, метлы в зелье этом смочил да во все концы земли своей и отправил. Нежить колдовская перешагнуть линии заговоренной не способна, вот и оказалась, как в клетях, раздроблена. Никуда ей не пойти, ничего в чужом месте не сотворить. Так я покоя у себя и добился. Надо бы и здесь, в Москве, всадников с метлами пустить по улицам. Пусть поездят. Нежить в схронах своих и будет заперта.

Иван Юрьевич с минуту подумал, потом отрицательно мотнул головой:

— Не, на такое не пойду. Пущу людей с метлами у седел по городу кататься, пыль поднимать — что люди скажут? Совсем дьяк Кошкин из ума выжил? А про зелья заговоренные только помяни — враз на костер сволокут. Хоть я дьяк, да родич царский — ни на что не посмотрят. Митрополит Макарий — он ведь из новгородских, московского государя недолюбливает. Ему токмо повод дай. Да и про тебя слухи начали ходить нехорошие…

— Какие?

— Сам знаешь, какие…

— Нечто мне рассказывали!

— Ну… Ну сказывали, что душу ты колдуну болотному продал, а тот тебя неуязвимым за то сделал. И токмо так ты в битве под Островом целым и остался. Что клады ты к себе призывать умеешь, и тем богатство в княжество привлек. Что женился на княгине с родовым проклятием, и чтобы проклятие снять, первенца своего в жертву дьяволу на сатанинской мессе принес…