Читаем без скачивания Безутешные - Кадзуо Исигуро

– Послушайте, – раздраженно зашептал я, перегибаясь через бетонную стенку, которая нас разделяла, – неужели вы не видите, что со мной ребенок? Разве можно при мальчике вести такие разговоры?

Незнакомец удивленно взглянул вниз на Бориса. Потом произнес:

– Но он, кажется, не такой уж маленький. Вы же не можете оградить его от всего на свете? Нет, если такие разговоры вам не нравятся, побеседуем о чем-нибудь другом. Если знаете, сами предложите лучшую тему. Я просто говорил о том, что было. Но если вы не желаете слушать…

– Разумеется, не желаю. Ни под каким видом…

– Ну и ладно, все это ерунда. Только, понятное дело, я склонялся скорее на его сторону, чем на ее. Если он и вправду давал волю рукам, тогда другое дело, но где доказательства? Так что я скорее обвинил бы ее. Конечно, его подолгу не бывало дома, но, как мы понимали, это было связано с его работой. Вот я и говорю: это не причина, чтобы ей так себя вести…

– Слушайте, когда вы наконец прекратите? У вас что, с головой не все в порядке? Тут ребенок! Он нас слышит…

– Хорошо, слышит так слышит. Что с того? Каждый ребенок рано или поздно слышит о таких вещах. Я просто объяснял, почему ему симпатизировал, а моя жена объявила его пьяницей. Отлучки – одно дело, говорила жена, а пить горькую – другое…

– Вот что, если вы намерены продолжать в том же духе, я буду вынужден немедленно прервать наш разговор. Предупреждаю. Я не жучу.

– Вы что, надеетесь оберегать вашего мальчика вечно? Сколько ему лет? На вид он не такой уж маленький. Излишняя опека до добра не доведет. Пора привыкать к миру, порокам и прочему…

– Нет, не пора! Рано еще! А кроме того, что мне до вашего мнения? Вам нет никакого дела. Это мой ребенок, я за него отвечаю и не хочу, чтобы такие разговоры…

– Не понимаю, с чего вы так взъелись. Я просто болтаю. Рассказываю о наших догадках. Не то чтобы они были плохие люди или мы их невзлюбили, но иной раз терпения не хватает. Видите ли, мне кажется, когда эти звуки долетают из-за стенки, они еще хуже режут слух. Знаете, бесполезно и пытаться держать в неведении парня его лет. Глухой номер. Да и с какой стати…

– Меня не интересует, что вы думаете! Ему еще надо подрасти! Подобные разговоры не для его ушей…

– Глупости. О чем я рассказываю, как не о том, что происходит в жизни? Даже у нас с женой не всегда все идет гладко. Вот почему я на его стороне. Мне-то известно, что чувствуешь, когда внезапно понимаешь…

– Предупреждаю вас! Я прекращу этот разговор! Предупреждаю!

– Но, правда, я сроду не пил. Это меняет дело. Отлучки отлучками, а выпивка…

– Предупреждаю в последний раз! Еще одно слово – и я уйду!

– Да, он бывал безжалостным, когда выпьет. Не физически, это верно, но – мы много чего наслышались – он был безжалостен, спору нет. Мы не все могли разобрать, но частенько сидели в темноте и прислушивались…

– Ну, все! Точка. Я вас предупреждал. Все – я ухожу! Ухожу!

Повернувшись к собеседнику спиной, я скатился с лесенки, схватил мальчика за руку и пустился бежать, но незнакомец вопил нам вслед:

– Глухой номер! Парень должен знать, что к чему! Это жизнь! В ней нет ничего неприличного! Это реальная жизнь!

Борис не без любопытства оглядывался, так что мне приходилось с усилием тянуть его за руку. Мы поспешно шагали вперед – и я не раз замечал, что Борис пытается замедлить шаги, но я тащил его за собой, дабы незнакомец не мог нас догнать. К тому времени, когда мы остановились, я судорожно хватал ртом воздух. Привалившись к стенке (нелепо низкой: ее край находился чуть выше моей талии), я оперся на нее локтями. Я смотрел на озеро, на дома, громоздившиеся поодаль, на бледный небосвод – и ждал, пока дыхание выровняется.

Затем я перевел взгляд на Бориса, который стоял рядом. Повернувшись ко мне спиной, он трогал расшатавшийся камень в верхней части стенки. Происшедшее меня несколько смутило – и я решил, что должен как-то объясниться. Пока я подбирал слова, Борис, не оборачиваясь, пробормотал:

– Он что, ненормальный?

– Да, Борис, абсолютно ненормальный. Наверное, умственно неполноценный.

Борис продолжал ковырять стенку.

– Да это и не важно, – проговорил он. – Бог с ним, с Номером Девять.

– Если бы не этот тип…

– Неважно. Не в этом дело. – Борис с улыбкой обернулся ко мне. – Зато мы отлично провели время. – Его голос звучал весело.

– Тебе правда нравится?

– Классно. Поездка на автобусе и все остальное. Отлично.

Мне вдруг захотелось обнять Бориса и прижать его к себе, но я подумал, что этот жест может его озадачить или даже встревожить. Я слегка взъерошил Борису волосы и продолжал рассматривать окрестности.

Ветер уже не пронизывал насквозь, и мы секунду-другую стояли бок о бок, разглядывая дома.

– Борис, – начал я. – Ты наверняка не можешь понять, почему мы трое не поселимся вместе и не заживем себе спокойно и уютно. Уверен, ты не можешь не задавать вопрос, почему я все время уезжаю и заставляю твою мать расстраиваться. Пойми: я часто отсутствую не потому, что не люблю вас и не хочу с вами жить. В каком-то смысле я ничего лучшего не желаю, чем оставаться с тобой и матерью и жить в квартире наподобие этой, здесь или еще где-нибудь. Но, видишь ли, это не так просто. Я должен по-прежнему отправляться в поездки: ведь неизвестно, которая из них окажется той самой. Я говорю об особой, чрезвычайно важной поездке, очень-очень важной не только для меня, но и для всех-всех на земле. Как же объяснить тебе это, Борис: тебе еще так мало лет. Стоит зазеваться – и я ее упущу. Один-единственный раз решу: ладно, останусь-ка я дома, пора дать себе передышку. А потом станет ясно, что как раз эта поездка и была той самой, важнее которой и быть не может. А ты ее пропустил, и возврата назад нет – поздно. И можешь потом хоть сто лет путешествовать без передышки: упущенного все равно не воротишь – многие годы труда пошли коту под хвост. Я видел, Борис, как такое случается с другими. Год за годом они проводят в гастролях – и в конце концов устают и начинают лениться. Вот тут-то время и приходит. А они его упускают. И всю оставшуюся жизнь только и делают, что жалеют. Выглядят злыми, мрачными. И умирают сломленными людьми. Так что ты теперь понимаешь, Борис, почему я не могу остановиться и должен все время ездить. Я вижу, от этого у нас возникает масса сложностей. Но нам, всем троим, нужно быть сильными и стойкими. Уверен, ждать уже недолго. Вот-вот она свершится, самая важная из поездок, и тогда я с чистой совестью смогу расслабиться и отдохнуть. Захочу безвылазно сидеть дома – буду сидеть, и мы станем веселиться втроем, без посторонних. Займемся всем, о чем давно мечтали. Ждать осталось недолго, но нужно набраться терпения. Надеюсь, Борис, ты уже достаточно большой, чтобы меня понять.

Долгое время Борис безмолвствовал. Потом внезапно выпрямился и сурово проговорил:

– Убирайтесь прочь! Все до единого. – С этими словами он отбежал в сторону и снова начал выполнять приемы каратэ.

Я растерянно стоял, прислонившись к стенке, смотрел вдаль и прислушивался к яростному бормотанию мальчика. Вглядевшись пристальней, я понял, что он разыгрывает новейший вариант воображаемых приключений, которые занимали его фантазию последние недели. Сегодня мы приблизились к месту выдуманных им событий, поэтому Борису, естественно, захотелось повторить свою игру именно здесь. Ведь по его сценарию как раз в этом переходе, прямо у старой квартиры, он с дедом должен был сражаться с большой шайкой уличных хулиганов.

Наблюдая с расстояния в несколько ярдов энергичные движения мальчика, я предположил, что события приближаются к тому моменту, когда они с дедом встанут плечом к плечу в ожидании новой схватки. Вокруг них уже будут громоздиться горы бесчувственных тел, но самые упорные из бандитов начнут перегруппировываться для повторной атаки. Борис с дедушкой будут бестрепетно ждать бок о бок, а негодяи – хулиганы – прятаться в тени и шепотом совещаться. И в этом, как и во всех других сценариях, Борис несколько старше, чем на самом деле. Он не взрослый (это слишком бы отдалило события, а кроме того, сколько же будет тогда дедушке?), но достаточно большой, чтобы свершать те подвиги, которые ему воображаются.

Борис и Густав дадут хулиганам достаточно времени, чтобы подготовиться к нападению. Когда же оно начнется, слаженная команда из деда и внука с серьезной, едва ли не грустной сосредоточенностью разбросает врагов, которые кинутся на них со всех сторон. В итоге атака как будто захлебнется – ан нет: из темноты выскочит еще один противник, сжимая в руке устрашающий клинок. Но Густав, который окажется к нему ближе, мигом тюкнет его в затылок – и битва наконец завершится.

Борис с дедушкой будут молча созерцать валяющиеся там и сям тела. Затем Густав, еще раз обведя всю сцену глазом знатока, кивнет, и дед с внуком отвернутся, как работники, выполнившие неприятный труд, но довольные результатом. Они поднимутся по лесенке к дверям старой квартиры, бросят прощальный взгляд на поверженных хулиганов (иные из них уже начнут со стоном отползать в сторону) и вступят в дом.