Читаем без скачивания Квадраты шахматного города. Научно-фантастический роман - Джон Браннер

Он посмотрел на Энжерса.

— Вы присоединитесь к нам?

Энжерс кивнул в знак согласия. Мы заняли столик под пальмами. Через несколько минут к нам подсел и Люкас.

Разговор шел главным образом о внутренних делах гражданской партии. Я особенно не вмешивался и воспользовался случаем, чтобы понаблюдать за собеседниками.

И прежде всего за Люкасом. Я уже успел убедиться в том, что он знает свое дело. Однако ему не хватало увлеченности Брауна. Люкас поражал своим умением хладнокровно сопоставлять и анализировать факты, к тому же он производил впечатление человека, лишенного фанатизма, но, как и Энжерс, достаточно догматичного и упрямого. Я заметил, что последнее вообще характерно для людей, покинувших родную страну. Они не могут отрешиться от сознания собственного превосходства над гражданами своей второй родины.

Что же касается Аррио, то это был актер. Причем роль свою он выбрал смолоду и вжился в нее. Честно говоря, образ, который он создал, производил впечатление, хотя я прекрасно понимал, что человек и актер слились в нем воедино.

Таким образом, передо мной сидели трое весьма известных и, надо думать, добропорядочных граждан Сьюдад-де-Вадоса. Возможно, и в жизни на них можно было так же положиться, как и в профессиональном отношении. (Я должен был признаться себе, что меня подсознательно продолжали беспокоить угрозы Дальбана, как бы я ни пытался не обращать на них внимания.)

В конце обеда Аррио, извинившись, покинул нас — ему нужно было ехать на телестудию дать интервью по случаю своего нового назначения. Я попросил его передать привет сеньоре Кортес и Франсиско Кордобану, подумав при этом, станут ли они изображать Аррио ангелом. Во всяком случае, он подходил для этой роли гораздо лучше, чем я.

Вслед за Аррио мы тоже поднялись из-за стола, решив немного пройтись. Энжерс, подумав о чем-то, спросил меня:

— Хаклют, вы, по-видимому, рады, что избежали допроса Брауна?

— В некоторой степени, да, — согласился я.

— Это известный интриган, — небрежно заметил Люкас. — Он наверняка распинался вам о том, с какой легкостью разделывается со свидетелями.

— В общем-то…

Люкас, усмехаясь, закивал головой.

— То же самое он сулил и нашему дорогому доктору Руису, правда, на него это не произвело никакого впечатления. Довольно забавна вся эта история с Толстяком.

— Забавна? — переспросил Энжерс. — От него всего можно ожидать.

— Видимо, вы правы, — согласился Люкас. — Я слышал, сегодня с каким-то важным сообщением по телевидению должен выступить епископ.

— В самом деле? — спросил Энжерс равнодушно.

Видно, проблемы церкви его мало волновали.

— Возможно, это и слухи, но как будто он собирается говорить о падении нравов в Вадосе.

Они многозначительно переглянулись, и я понял, на что намекает Люкас.

— Надеюсь, его проповедь не сведется к тому, что грех карается смертью? — натянуто улыбнулся Энжерс.

— Трудно сказать, — Люкас пожал плечами. — Я слышал, он склоняется дать разрешение захоронить девушку на церковном кладбище.

Я не выдержал и вмешался в разговор.

— Вы полагаете, что его преосвященство уже успел установить, что она не покончила жизнь самоубийством? Дело в том, что вчера вечером я встретил в баре Толстяка Брауна с женой и ее братом, я даже подвез их домой. Я знаю обо всей истории от него самого. Он клялся, что никогда в жизни даже не видел эту… эту шлюху.

Оба удивленно посмотрели на меня.

— Как профессионал, сеньор Хаклют, — произнес Люкас, сделав паузу, — хочу заверить вас, что все, что сказал вам Браун, не имеет никакого значения. Если он невиновен, почему же тогда он скрылся? Можно, конечно, делать самые разные предположения. Девушка могла, отчаявшись, сама выброситься из окна; ее могли напугать — и тогда она вывалилась из окна; ее могли сгоряча толкнуть — все возможно. И все же брат сеньоры Браун говорит, что она держалась уверенно и прекрасно знала, чего хочет. Человек, готовый к самоубийству, выглядел бы растерянным. Она чувствовала, что имеет основания для материальной поддержки от отца ее будущего ребенка.

— Несмотря на то, что Браун это категорически отрицал? — настаивал я. — Он говорил мне, что Эстрелита Халискос потребовала десять тысяч доларо, но у него не было таких денег.

— Он мог при желании их раздобыть, — заметил Энжерс. — Однако Браун, видно, испугался, поняв, что оправдываться ему не с руки. Будь все дело только в деньгах, уверен, народная партия не пожалела бы десяти тысяч для такого искусного лгуна.

— Адвоката, — поправил его Люкас.

— Я знаю, что говорю, — Энжерс зло усмехнулся.

— Прошу извинить меня, — Люкас посмотрел на часы. — У меня еще много дел. До встречи, Дональд. До свидания, сеньор Хаклют.

Он вежливо откланялся и перешел улицу.

— В Вадосе теперь следует ждать перемен, — констатировал Энжерс. — Аррио и Люкас в одной упряжке всякий воз сдвинут.

— Вы полагаете, что Аррио лучше Герреро?

— Несомненно. Он — молодчина, человек дела. Мне нравятся такие люди.

В тот вечер я не видел ни выступления Аррио, ни проповеди епископа. Однако, возвращаясь около часа ночи из района рынка, обратил внимание, что в нише у богородицы горят свечи. Я огляделся и, не заметив никого, решился посмотреть, что написано на очередной бумажной ленточке.

В полутьме я разобрал два слова:

«Эстрелита Халискос»

«Бедный Браун», — подумал я, вспомнив, что он говорил накануне. Однако Люкас, видно, был прав — трудно сказать, что произошло с Эстрелитой Халискос на самом деле. Не исключено, что ее и убили.

У меня вошло в привычку по утрам читать «Либертад» и «Тьемпо». Причем первоначальное намерение улучшить тем самым мое знание испанского языка отошло на второй план перед желанием быть в курсе городских событий.

На следующее утро, просмотрев «Либертад», я обнаружил, что ее издатели верны себе. Прежде всего в газете освещались назначение Аррио и его интервью по телевидению, а также излагалась обвинительная речь епископа Круса. Я был удивлен резкостью, с которой служитель церкви клеймил нравственные устои жителей Вадоса. Город оставалось только сравнить с Содомом и Гоморрой.

Осуждая тех, кто развращает молодежь, епископ недвусмысленно дал понять, что все пороки в этом некогда высоконравственном городе порождаются трущобами, в том числе небезызвестными лачугами Сигейраса. Далее он намекал на то, что всякая защита Сигейраса может квалифицироваться только как стремление увековечить эти рассадники порока.

Много материалов в газете было также отведено исчезновению Брауна. Приводились интервью министра юстиции Гонсалеса и шефа полиции О'Рурка. Гонсалес уверял, что Браун будет найден, а О'Рурк заявил, что полиция проверяет различные версии гибели девушки.