Читаем без скачивания Поводырь чудовищ - Григорий Шаргородский

Сбежавшиеся на шум наездники начали хохотать. Я присоединился к веселью, но перед этим незаметно задвинул засов дверки на место.

— Что тут у тебя? — спросил подошедший на шум сотник Драган.

— Все нормально. Старик дурачится. Я отдохнул, и сейчас попробуем оседлать его.

— Давай я подстрахую, — предложил мой новый начальник.

Другие наездники подошли ближе. После совместного веселья общее настроение было довольно благожелательным. Бросалось в глаза, что наездники хидоев немного отличаются по характеру от простых поводырей. Это было вполне объяснимо, ведь они ходили в бой верхом на своих питомцах, поэтому имели лихой характер — другие здесь не выживали. Только впишусь ли я в этот гусарский коллектив?

— Элбан, хватит его гонять. Давай седлать нашего питомца! — позвал я обслугу, и цирк мгновенно прекратился. Особенно учитывая присутствие начальства.

Довольно ловко солдаты заволокли в клетку сложную конструкцию, которая напоминала обычное седло значительно больше, чем «ящик» хах-коваев. Цепи с лязгом встали на свои места. По большому счету это и были все приготовления — клыки, шипы и когти хидоя не нуждались в металлическом усилении.

Все прошло без проблем, потому что я плотно контролировал состояние зверя, надежно удерживая его за гранью сна.

После хидоя солдаты так же сноровисто «запрягли» меня, в конце «нагрузив» панцирем.

В дверку клетки пришлось проходить боком, а затем еще и краснеть, буквально заползая в седло. Хорошо хоть мою пунцовую физиономию скрывала маска.

Устроившись в седле, я сначала сел ровно, как в обычном лошадином седле, а затем лег животом на специальную подушку. В таком положении панцирь на моей спине совмещался с костяным венцом вокруг седла и сливался с броней хидоя, закрывая меня от стрел и копий. В таком положении обзор снижался до нуля, зато шансы выжить значительно увеличивались.

Вроде все нормально.

— Элбан, открывай!

Старик уже шагнул к запорам, освобождающим одну стенку клетки, но был остановлен сотником:

— Подожди, панцирь сидит неплотно. Так не пойдет. Третьяк, принеси трофейный.

Минут пять ушло на смену панциря, которая прошла под ворчание Элбана о том, что все придется переделывать. Меня же волновало совсем другое.

— А наши бойцы не спутают меня с арабом?

— Извини, парень, но этот зверь изначально рассчитывался только на одну атаку. Так что скоро ты потеряешь еще одного питомца.

— А если ему удастся выжить?

Сказать, что я расстроился, — значит ничего не сказать.

— Извини, но хорох утверждает, что у нас он не выживет. От силы несколько дней. Что-то там в мозгах не так. Наши звери у арабов тоже долго не живут. Вот такая перестраховка.

Сотник выглядел так, словно действительно сочувствовал моим проблемам. Но также мне показалось, что на то были еще некие, пока неведомые мне, причины.

— Обещаю, если выкарабкаешься, поговорю с Возгарем. Возможно, удастся уговорить его отдать тебе твоего прежнего ковая и сделать наездником. С другой стороны, Вторак почему-то зол на тебя, да и командир верховых коваев тоже не излучает любовь к твоей персоне и вряд ли захочет иметь под своим началом. Скажу по секрету, мы с тобой оба «выскочки», получившие зверя сразу после школы. Только мой Буян до сих пор со мной. — Увидев, как я сморщился, Вин тут же добавил: — Я не виню тебя и наверняка поступил бы так же, но их ведь не переспоришь. Так что впереди у тебя два варианта.

Сотник Вин Драган ошибался — судьба оставила мне только один вариант, причудливым образом совместивший оба его предположения. Но это произойдет в будущем, а в данный момент меня ждал новый опыт.

При второй посадке в седло сразу выяснилась правота ротного — теперь я словно сливался с хидоем в одно целое. Трофейный панцирь входил в нужные проемы как влитой.

Пришло время будить зверя. Виртуально-ментальный «шар» стал шероховатым, и огромное тело пришло в движение. Элбан не спешил открывать клетку, давая мне возможность прийти в себя. Но никаких рецидивов не случилось. Хидой стремился «ощетиниться» яростью, но я легко гасил его потуги. Чувствовалось, что он не приемлет меня как своего наездника, но вложенные инстинкты заставляли огромного зверя смиряться с властью мягкотелого существа.

— Открывай!

Тяжелая стенка клетки с лязгом рухнула, давая нам свободу. Хидой шагнул вперед.

Это нечто невообразимое! Разница с хах-коваем была разительной. На Дубке я чувствовал себя, как на транспортном средстве, а сейчас подо мной двигалось олицетворение смерти. Мощь хидоя ошеломляла. Никакой неуклюжести. О плотном панцире напоминал лишь дробный стук сочленений. Зверь двигался, словно кошка.

— Давай к реке и в лес! — крикнул сотник. — Вейлин, Пиран, проводите.

Наездники, одетые в аналогичную моей броню, но пока без спинных панцирей, мысленно подозвали своих зверей и, взобравшись в седла, пустили их вскачь. Я направил хидоя следом за бегущими параллельными курсами зверями моих коллег.

Это невозможно описать — словно оседлал квинтэссенцию мощи, словно под тобой мифический дракон! Казалось, скользящая над поверхностью земли туша вот-вот взлетит.

Эх, жаль, что в этом мире нет драконов. Я всегда мечтал полетать, но, увы, даже до парапланов или дельтапланов руки так и не дошли.

Вокруг замелькали деревья. Стало даже боязно, что сейчас мы всей многотонной массой врежемся в одно из них. Уверен, что больше всего в этом столкновении пострадает один маленький человек, на втором месте по увечьям будет дерево и только потом пойдут царапины на панцире хидоя. Подобные мысли немного ослабили концентрацию. Хидой резко изменил направление и тут же кувыркнулся через голову. Я рывком притянул себя к седлу, сливаясь с «обводами» зверя. На спину навалилась тяжесть.

Ах ты ж скотина!

Ментальный «куб» полыхнул жаром, и зверь подо мной взвыл от боли. Боль погасила ярость и вновь вернула мне контроль над зверем.

— Больше так не делай! — Я стукнул бронированным кулаком по панцирю хидоя. Осознав, что ему такой тычок принес неудобства даже меньше, чем слону дробина, добавил ментальной боли. Хидой хрюкнул, прижимаясь к земле. — Пошел!

Мощное тело вновь рвануло вперед, оставляя в лиственном насте глубокие ямы от когтей.

На обратном пути к лагерю я заметил, что, хоть зверь и скользил между деревьями словно тень, не все из них пережили такое соседство без повреждений. В некоторых случаях была лишь счесана кора, а вот несколько стволов дали трещину от «небрежного» касания огромной туши.

Ложиться спать смысла уже не было, поэтому до самого выхода нашего отряда я работал с ментальным полем хидоя. Сначала вводил его в ярость, проводя по грани бунта, а затем вновь призывал к покорности. Все эксперименты мы проводили в клетке, и, в случае чего, пострадал бы только я. Хотя не факт, что даже такие толстые прутья смогли бы сдержать огромную тушу до прихода верховного хороха.