Читаем без скачивания Страна призраков - Уильям Гибсон

– И в чем его дар? – уточнила Холлис.

– Математика. Программирование. Знаете, он и прозвище взял в честь компонента программного обеспечения, разработанного в Национальной лаборатории имени Лоренса в Беркли[165]. Чомбо.

– И что это самое Чомбо... делает?

– Применяет методы конечных разностей для решения дифференциальных уравнений с частными производными на прямоугольных расчетных сетках с блочной структурой. – Сара на миг состроила рожицу, возможно, даже не сознавая этого.

– А попроще?

– Если б я понимала хоть слово. Но где там, ведь я же работаю в галерее современного искусства. Чомбо – любимая тема Бобби. Послушать его, мой братец один понимает и ценит эту ерунду. Говорит о ней как о собаке, которую научил очень ловкому фокусу – такому, какой другим хозяевам даже на ум не пришел бы. Тапочки приносить. На спину переворачиваться... – Девушка пожала плечами. – Ты вот его тоже ищешь, так ведь?

– Так, – ответила Холлис, опуская сандвич.

– Зачем?

– Я журналистка, пишу о локативном искусстве. А Бобби, кажется, в самой гуще событий. Не успел исчезнуть – видишь, как все взбесились, забегали.

– Ты была в той группе, – объявила Сара. – Я помню... Там еще гитарист из Англии...

– «Кёфью», – подсказала Холлис.

– А теперь что же – пишешь?

– Понемножку. Вообще-то я в Лос-Анджелесе провела всего несколько недель, изучала вопрос. Потом Альберто Корралес свел меня с Бобби. А тот пропал.

– Ну, «пропал» – слишком драматично сказано, – возразила девушка, – особенно если знать моего братца. Отец называл это: «смылся». Как думаешь, Бобби захочет с тобой увидеться?

Холлис подумала.

– Нет. Он расстроился, когда Корралес меня привел к нему в студию в Лос-Анджелесе. По-моему, он будет против новой встречи.

– Ну, твои песни ему всегда нравились, – заметила Сара.

– Альберто мне тоже так говорил, – ответила журналистка. – Просто Бобби не жалует гостей.

– Тогда... – Девушка запнулась, перевела глаза с Холлис на Одиль, потом обратно. – Тогда я скажу, где он.

– А ты знаешь?

– Восточный район, бывшая обивочная фабрика. Когда Бобби в отлучке, там кое-кто живет, и я до сих пор иногда ее вижу: значит, место еще его. Сильно удивлюсь, если он приехал и не окажется там. Это за Кларк-драйв...

– Кларк?

– Я лучше дам адрес, – решила Сара.

Холлис достала ручку.

63

Выживание, уклонение, сопротивление, побег

Старик дочитал выпуск «Нью-Йорк таймс» и аккуратно сложил газету. Троица ехала в открытом джипе. Сквозь тусклую серую краску, нанесенную на багажник при помощи кисти, красными точками проступала ржавчина. Тито впервые видел перед собой Тихий океан. Доставив их сюда с континента, пилот поспешил улететь, но перед этим долго прощался со стариком наедине, и под конец они обменялись крепким рукопожатием.

На глазах у Тито самолетик «Сессна» превратился в маленькую точку на небе и скрылся из вида.

– Помню, как мы проверяли цэрэушную памятку ведения допросов, – промолвил старик. – Ее прислали в неофициальном порядке, хотели знать наше мнение. В первой главе излагались доводы, почему при добывании сведений нельзя применять пытки. Причем этические вопросы вообще не учитывались, речь шла лишь о качестве и полноте получаемого продукта, о нерасточительном отношении к потенциальным возможностям. – С этими словами он снял очки в стальной оправе. – Если ведущий допросы избегает любых проявлений враждебности, вы начинаете утрачивать чувство того, кто вы на самом деле. У жертвы наступает кризис личности, и тогда ей исподволь начинают внушать, кем она теперь может стать.

– А ты кого-нибудь сам допрашивал? – осведомился Гаррет, у ног которого стоял черный чемодан «Пеликан».

– Это дело интимное, – ответил старик. – Чрезвычайно личное. – Он вытянул перед собой ладонь, словно держа ее над невидимым пламенем. – Одна простая зажигалка заставит человека выболтать все, что, по его мнению, вы хотите узнать. – Рука опустилась. – И навсегда отобьет у него любое доверие к вам. К тому же мало что поможет жертве настолько же эффективно укрепиться в сознании собственных целей. – Старик постучал по сложенной газете. – Когда я впервые увидел, что они творят, то сразу понял: методики SERE[166] вывернули наизнанку. Фактически мы использовали техники, разработанные корейцами специально для подготовки заключенных к показательным судам, – добавил он и умолк.

Тито слушал, как плещут у берега океанские волны.

Ему сказали, что это – еще Америка.

Укрытый брезентом и ветками джип ожидал троицу возле обветренной бетонной платформы, некогда, по словам Гаррета, принадлежавшей метеостанции. Позади автомобиля стояли механические щетки. Перед посадкой самолета кто-то чисто подмел бетон.

Гаррет предупредил о лодке, которой предстояло приплыть и доставить их к канадскому берегу. Тито прикинул, какого же она будет размера. Ему представлялся паром «Секл Лайн»[167], плавучие айсберги... Солнце вовсю пригревало, с океана дул теплый и ласковый бриз. Казалось, мужчины замерли на самом краю мира. Совсем недавно за бортом «Сессны» расстилались пустынные, почти безлюдные просторы. Маленькие американские города сверкали в ночи подобно драгоценным камешкам, рассыпанным по полу в огромном и темном зале. Глядя на них из круглого иллюминатора, Тито воображал спящих людей, которым, возможно, смутно мерещился гул самолетных моторов.

Гаррет подошел к нему, предложил яблоко и грубо сделанный ножик для разрезания – из тех, что еще встречаются на Кубе. Желтая краска на рукояти давно облупилась. Тито раскрыл тускло-черное лезвие с клеймом «ДУК-ДУК»[168] – как выяснилось, очень и очень острое, – и разрезал яблоко на четыре части. Потом вытер нож с обеих сторон о штанину джинсов, вернул его Гаррету и протянул спутникам сочные дольки. Мужчины взяли себе по одной.

Старик посмотрел на свои допотопные золотые часы, а потом устремился взором куда-то за океан.

64

Глокование

– Купи-ка немного дури, – произнес Браун таким тоном, словно заранее репетировал фразу, и протянул пассажиру несколько сложенных иностранных купюр.

Сияющие хрустящие бумажки были покрыты металлическими голограммами и чуть ли не встроенными микросхемами.

Милгрим перевел глаза на своего спутника, сидящего за рулем «форда-таурус».

– Не понял?

– Дурь, – пояснил Браун. – Наркоту.

– Наркоту?

– Найди мне торговца. Только не первого встречного, а серьезную личность.

Милгрим посмотрел за окно на улицу, где стояла машина. Пятиэтажное кирпичное здание времен короля Эдуарда VII лоснилось от налета несчастий, порожденных крэком, а может, и героином. Здесь, в этой части города, коэффициент затраханности заметно подскакивал.

– А что тебе нужно?

– Колеса, – сказал Браун.

– Колеса, значит, – повторил Милгрим.

– У тебя на руках три сотенных и бумажник без документов. Если заметут, помни: ты меня не знаешь. Как приехал, по какому паспорту и все такое прочее – забудь. Можешь им назвать свое настоящее имя. Рано или поздно я тебя вытащу, а надумаешь меня кинуть – сгниешь в камере. Попробуй ди́лера привести на стоянку, будешь совсем молодец.

– Я здесь в первый раз, – засомневался Милгрим. – Вдруг мы не на той улице?

– Издеваешься? Разуй глаза.

– Вижу, – ответил Милгрим. – Спрошу кого-нибудь из местных, что у них тут на этой неделе. В смысле, сегодня. Здесь у них такие дела делаются, или полиция согнала торговцев квартала на три к югу. Мало ли что.

– Ну, давай смотри, – напутствовал Браун. – Ты похож на торчка, тебе поверят.

– Но я ведь чужой. Могут принять за осведомителя.

– Пошел, – отмахнулся Браун.

Милгрим шагнул на улицу, сжимая в ладони сложенные иностранные купюры, и огляделся. Вокруг не было ни одного заведения, которое осталось бы не заколоченным. На фанерных щитах коробились от потеков дождя бесчисленные слои афиш, зазывающих в кино и на концерты.

Пожалуй, прикинул мужчина, будет лучше сделать вид, будто наркотики нужны ему самому. Это сразу повысит степень доверия. В конце концов, ему известно, какие вопросы задавать и почем нынче таблетки. Таким образом, ему и правда может попасть в руки что-нибудь сто́ящее, что можно припасти для себя.

На душе у него вдруг прояснилось; чужая, но чем-то знакомая улица показалась очень даже любопытной. Выкинув Брауна из головы (теперь он мог себе это позволить), Милгрим двинулся вдоль по улице с удвоенными силами.

Через час и сорок пять минут, отказавшись от предложений приобрести три разных сорта героина, кокаин, метамфетамин, перкодан и шишки марихуаны, Милгрим неожиданно поймал себя на том, что заключает сделку – платит по пятерке за тридцать упаковок валиума, по десять штук каждая. Разумеется, он не имел понятия, окажутся ли таблетки настоящими и существуют ли они вообще, зато как опытный покупатель твердо знал, что его приняли за обычного заезжего туриста, а значит, в сравнении с обычной таксой заставили переплатить, самое меньшее, в два раза. Отделив затребованные продавцом полторы сотни, Милгрим ухитрился спрятать оставшуюся половину к себе в левый носок. Нечего и говорить, это было сделано по привычке: он всегда поступал так, покупая наркотики, и не мог припомнить особого случая, который заставил бы изменить давней тактике.