Читаем без скачивания Спаси меня - Кристофер Харт

— Прости, я повел себя как трус. — Язык еле ворочается.

Бет присаживается рядом и хлопает по моей руке. Вернее сказать, лупит. И это после всего, что мне довелось пережить.

— Не говори ерунды, — упрекает она. — Ты спас мне жизнь. В очередной раз.

— Да?

Оливия прерывает наше объяснение.

— Ну что ж, я вас оставлю домываться и приводить себя в порядок. Только будьте добры, потом снова спуститесь к гостям. Да, и не вздумайте завалиться в постель! Уважительные причины не принимаются.

И уходит.

Мы сидим рядышком в компанейском молчании. Наконец я говорю:

— Знаешь, я сейчас тяжело соображаю, не сердись. Но когда я мысленно прокручиваю все назад и пытаюсь разобраться… Ты мне столько врала…

Она вздыхает.

— И себе врала. Всем врала. Правда, сомневаюсь, что тебе от этого легче.

— Хм… Вообще-то нет.

Немного поразмыслив, я говорю:

— Так, значит, ты надела перчатки из-за синяков. А синяки у тебя из-за Майлза.

— Из-за него, — подтверждает она. — Можно и так выразиться.

— Так, значит, ты слезла с иглы?

Бет кивает.

— Я была паинькой с тех пор, как ты появился. И все равно принимала незаслуженное наказание.

Я качаю головой.

— Зачем… Да, сейчас я припоминаю, что уже какое-то время не видел тебя в футболке или в чем-нибудь открытом. Всегда укутана снизу доверху. Из-за побоев?

Тихий смешок.

— Я бы наверняка после Корнуолла снова завалилась с тобой в постель, если бы не боялась, что ты все увидишь. Потому так долго воздерживалась. Наверное, это покажется тебе дикостью, но я хотела сберечь вашу с Майлзом дружбу.

— А сама поберечься не хотела?

— Ну, у меня ведь есть большой сильный рыцарь в сияющих доспехах, правда? — говорит Бет и крепко меня обнимает — даже больно стало.

— Да какой я рыцарь…

— Ну конечно, твои бойцовские навыки оставляют желать много лучшего. — Встает и наливает стакан холодной воды. Делает глоточек и протягивает мне.

— И, очевидно, в тот раз, когда ты вся побитая возникла у меня на пороге, — это тоже поработал Майлз?

— Разумеется.

— Я подозревал, что ты лжешь, когда с тобой беседовала инспектор. Только не мог понять зачем. — Отпиваю воды. — Неужели ты не боялась?..

— А зачем, по-твоему, я попросила тебя зайти, когда Майлз вернулся из Германии?

— Черт. Ведь я же тогда ушел. Он тебя снова побил?..

Она кивает.

— Как обычно.

— Убью эту скотину.

— Не говори ерунды — ты и мухи не обидишь. К тому же все в прошлом. Давай пойдем вниз.

Голова идет кругом, да еще и больная нога дергает. Однако я, спотыкаясь, все-таки бреду за своей избранницей.

Остальные гости при виде нас сначала решили, будто мы с Бет подрались и она с легкостью выиграла раунд. Но Оливия тихонько пустила слушок, а потом и Клайв догадался, что произошло, и очень скоро меня стали считать чуть ли не героем, хотя и законченным профаном в искусстве рукопашного боя. И вот я сижу в уголке, рядом пылает огонь в камине, надо мной стена, увешанная чудовищными клейморами и алебардами; на глазу повязка, а левая нога перевязана таким слоем бинтов, что по размеру напоминает младенца в пеленках.

— Мне он всегда не нравился, — сообщает Клайв. — Эти его поросячьи глазки.

Я качаю головой.

— А я сейчас вообще ничего не чувствую. Хотя нет. Скорее ощущаю жалость.

Бет сидит по другую руку и нежно баюкает бокал.

— Ты только представь, — говорит она, — представь, что бы он с тобой сделал, если бы знал все.

— Ты о…

Она кивает.

— Да, это он просто приревновал меня к Гектору, а на тебя набросился за то, что ты посмел вмешаться. Знай Майлз, что мы спали, он бы убил тебя.

Отпиваю виски, и из раненых губ капает на рубашку.

— В университете он был совсем не такой. Работа, стресс — думаю, тут любой бы с ума сошел.

Бет пожимает плечами.

— Люди меняются. Он кое-что узнал, когда я вернулась из Корнуолла, — говорит она. — Правда, не о тебе.

Смотрю ей в глаза:

— Расскажи.

Она вернулась из Корнуолла, Майлз купил тот самый пирог с ветчиной и говяжьими почками и нежно уложил ее в постель, потому что видел, как она устала.

А потом склонился к ней и прошептал на ушко:

— Почему ты не позвонила?

Бет замерла, застыла и ничего не могла с собой поделать, хоть и старалась расслабиться: если вдруг на нее посыплются удары — с напряженными мышцами больнее.

— Я была занята, — с запинкой произнесла она.

Такая неубедительная ложь. Бет сама понимала: вдруг взять и исчезнуть после побоев на прошлой неделе, ни разу не позвонив. Любому ясно, что она просто сбежала. Тогда Майлз наклонился к самому ее уху и нежно так, ласково сказал:

— Ты мерзкая развратная лгунья. Ты только и делаешь, что врешь, гадкая похотливая тварь. Гадина. Кто он? Или, может, ты на женщин перешла? Признавайся! Пристрастилась развлекаться с подружками? Отвечай!

Теперь он лежал на ней, схватив за запястья и всем весом прижав к постели. Она не могла и шелохнуться, не могла закричать, потому что лицо ее было зарыто в подушки.

На следующую ночь Майлз снова ее мучил. Все началось с невинной детской забавы: Бет нарядилась для него школьницей, и он ее наказывал. Но скоро началась игра куда более жестокая. Она извивалась на постели, пытаясь порвать стягивающие ее запястья шелковые ленты, а наш герой пристально смотрел ей в глаза, будто не в силах отвести взгляд, точно Бет была для него центром вселенной. Он так и говорил. Говорил, что запрещает ей уходить, что он не сможет жить без нее, что она для него — весь мир.

— Я так тебя люблю, — говорил Майлз.

А после, когда он снял с ее губ пластырь и разрезал путы на покрасневших руках, натер порезы и синяки антисептическим кремом, он снова так нежно, так ласково прошептал, что любит ее. А Бет была столь измождена и расстроена, что уже не могла понять: любит она его или нет. И нравится ли ей такое обращение. Она только подумала, что, наверное, действительно это заслужила.

А потом ей, как бывало частенько, приснился страшный сон. Ночь. Она бредет по темному лесу. Стоит зима, и деревья голые, без листьев; ледяная синяя река покрыта замерзшими цветами — и волки в темных пещерах, в непроглядных бесконечных лабиринтах, по которым она ходит, тоскующая и одинокая…

Я слишком зол, чтобы сочувствовать. Слишком зол на них обоих, я их почти презираю. Что ее так долго удерживало рядом с ним? Неужели быть счастливым настолько немодно?

— А когда ты вся побитая пришла ко мне, то на кого свалила? На какого-то толкача…

— На Стэна. — Она чуть не рассмеялась. — Стэн и мухи не обидит. Он даже тебя не смог бы побить.

Мне не до смеха.

— Значит, ты и полиции порядком наврала. А раньше… Когда ты вызвала меня в гостиницу и заставила себя обслужить — это ведь было не совпадение. Ты так решила отчебучить забавную шуточку.

Она опускает голову.

— Прости. Я поступила очень жестоко. Просто хотела отомстить Майлзу. Логики тут немного. Вроде бы как ты бьешь меня — я пересплю с твоим лучшим другом. К тому же ты делал свою работу. — Она вздыхает. — Помнишь, я рассказывала про своего друга Алекса, модель. Он тоже приторговывает собой на стороне, когда с деньгами неважно. Вообще-то я искала его в интернете, ради смеха, и вдруг увидела тебя на той же странице. «Гровенор для дам». — Бет невесело улыбается. — Извини. Я не знала, что ты… то есть что мы… так увлечемся.

— Ты попользовалась мной.

— Ох, ради бога, не говори так. Ты не имеешь никакого права… — Бет умолкает, когда к нам приближается Амрита. Но та, заметив, что у нас разговор по душам, тихонько выскальзывает за дверь.

— Переезжай к нам с Кэт.

— Нет, я не могу.

— А где же ты тогда собираешься жить?

Она улыбается.

— Забавно все-таки жизнь устроена, да? Еще недавно у меня был особняк моего приятеля в Челси, временами я гостила в отеле в Вест-Энде, когда снималась для «Аманьюна». А теперь мне негде преклонить бедную голову, хотя любой живой твари и птице в небе, и все такое… — Бет отпивает виски. — Поживу немного у Лесбо-Ливви, а со следующей недели мне предоставят бесплатную квартиру на время съемок «Без пощады». Потом придется что-нибудь самой подыскать.

— Выходи за меня.

— Дэниел, ты… нет, не пьян, конечно, но, похоже, получил сотрясение мозга или контузию. Я еще не сошла с ума, чтобы выходить замуж. Мне всего двадцать шесть. А когда и выйду через много-много лет, то за какого-нибудь маразматика-миллиардера. — Она глядит на меня в упор. — Ты ведь и не любишь по-настоящему. И уж тем более тебе не управиться со мной.

— Мы будем счастливы до конца своих дней.

— Это сколько? Два месяца? А потом наши трупы найдут на обеденном столе с разделочными ножами в спинах. — И, немного подумав, повторяет: — Ты ведь меня не любишь.