Читаем без скачивания 23 Эльдорадо 1. Золото и кокаин - Кирилл Бенедиктов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы поднялись на гору и прошли по усаженной тополями аллее к собору Нуэстра-Сеньора-дель-Кармен. В этот поздний час на площади перед храмом было пустынно, только в воздухе медленно кружила какая-то большая белая птица.
— Доброе предзнаменование, — усмехнулся Луис. — Знаешь, братец, а ведь я тебе даже завидую.
— Не терпится погнить в болотах? Или выспаться в насквозь мокрой палатке?
— Новый мир, — не обращая внимания на мою иронию, продолжал Луис. — Огромные, неизведанные просторы. Девственные леса, прозрачные реки и озера, водопады... Достигающие небес горные цепи, за которыми, быть может, прячутся золотые страны... Знаешь, чтобы увидеть такое своими глазами, можно и беглецом стать.
Мы пересекли площадь и вышли на высокий мыс, откуда открывался прекрасный вид на бухту Кадиса. Солнце уже зашло, и в сгущавшихся сумерках воды Моря-Океана казались почти черными и густыми, как смола. Бухта была усыпана скорлупками кораблей — некоторые еще спешили в порт, стремясь успеть до темноты, но большинство спокойно стояло на якоре, дожидаясь утра. Одной из этих скорлупок была «Ла Палома», но с такого расстояния узнать ее было невозможно.
— Знаешь, братец, — пробормотал я, — похоже, мы все здорово в тебе ошибались. Как я только мог предположить, что ты чужд романтики! Неизведанный мир... таинственные королевства... я просто не узнаю тебя, Лучито!
— Нет здесь никакой романтики, — с досадой возразил Луис. — Просто, будучи управляющим портовыми складами, я слышал столько всего об этом Novi Orbis , что начал даже во сне его видеть. Как представлю себе, что бы я мог сделать, владея, например, плантацией сахарного тростника! Да что там — плантацией! Я уже разработал план по созданию небольшой торговой компании, которая занималась бы перевозками продовольствия с Кубы на Tierra Firma , где наши соотечественники добывают золото и серебро. Туда — муку и овощи, обратно — золотой песок и серебряные самородки! Я заручился поддержкой уважаемых в Кадисе торговцев и собирался открыть эту компанию через год, когда накоплю достаточно денег...
Он замолчал и некоторое время стоял с каменным лицом, крепко сжав челюсти. Я тронул его за рукав камзола.
— Прости, Лучито, мне, правда, очень жаль, что из-за меня...
Брат довольно резко высвободил свою руку.
— Ничего ты не понимаешь, Яго! Последние дни я только и делаю, что думаю, почему все так сложилось. Почему, когда я был в двух шагах от того, чтобы осуществить свою мечту, мне пришлось проститься с ней, спасая тебя, моего бестолкового младшего брата. И, ты знаешь, мне кажется, я понял!
Он порывисто повернулся ко мне.
— Это судьба, вот что это такое. Я, такой приземленный, такой скучный, присыпанный конторской пылью человечек, не должен искать счастья в заморских землях. Это твой удел, братец. Ты всегда любил ввязываться во всякие авантюры. Можно сказать, ты рожден для приключений. Помнишь, как ты залез на колокольню собора Святого Михаила и спустился вниз по веревке на глазах у всей нашей деревни? Сколько тебе было тогда лет, четырнадцать?
— Тринадцать, — ответил я, покраснев. Отец тогда отодрал меня ремнем так, что я неделю не мог сидеть.
— А я бы никогда на такое не решился. Хотя был и старше, и сильнее. Вот видишь, Яго, уже тогда все было ясно.
Бухта медленно погружалась в темноту. На кораблях кое-где зажигались фонари, они мерцали, как далекие звезды.
— Я вернусь, — сказал я, пытаясь справиться с подступившим к горлу комком. — Я вернусь из Индий богатым, как сам король. Я найду это Эльдорадо, где бы оно ни было. И я отдам все долги. Мы выкупим обратно все земли, принадлежавшие семье Алькорон. А ты сможешь открыть свою компанию, Лучито. Обещаю.
Брат рассмеялся и обнял меня за плечи...
Примечание Дениса Каронина
На этом заканчивается первая тетрадь «Манускрипта Лансон». Если верить нумерации страниц, то следующие восемнадцать листов рукописи отсутствуют; кто и когда вырвал их из добросовестно переплетенного тома — а главное, зачем? — так и осталось для меня загадкой. Судя по всему, там рассказывалось о плавании «Ла Паломы» к берегам Панамы.
Я часто пытался представить себе, каково это было в те времена — плыть несколько месяцев на утлой деревянной посудине через беспокойный и бескрайний океан. Как проходили дни, заполненные бесконечным ожиданием? Что они чувствовали, эти отважные люди, оставившие свои дома, родных и друзей, чтобы вырваться за пределы маленького привычного мирка? Какие мысли посещали их, когда они смотрели на садящееся в воды океана огромное солнце Атлантики?
Прекрасно сказал об этом великий русский поэт Николай Гумилев в своей поэме «Открытие Америки»:
Двадцать дней, как плыли каравеллы,
Встречных волн проламывая грудь;
Двадцать дней, как компасные стрелы
Вместо карт указывали путь
И как самый бодрый, самый смелый
Без тревожных снов не мог заснуть.
И никто на корабле, бегущем
К дивным странам, заповедным кущам,
Не дерзал подумать о грядущем —
В мыслях было пусто и темно.
Хмуро измеряли лотом дно,
Парусов чинили полотно.
Астрологи в вечер их отплытья
Вычитали звездные событья,
Их слова гласили: «Все обман».
Ветер слева вспенил океан,
И пугали ужасом наитья
Темные пророчества гитан.
И напрасно с кафедры прелаты
Столько обещали им наград,
Обещали рыцарские латы,
Царства обещали вместо платы,
И про золотой индийский сад
Столько станц гремело и баллад...
Все прошло, как сон! А в настоящем —
Смутное предчувствие беды,
Вместо славы — тяжкие труды
И под вечер — призраком горящим,
Злобно ждущим и жестоко мстящим —
Солнце в бездне огненной воды.
...Эти воды богом прокляты!
Этим страшным рифам нет названья!
Но навстречу жадного мечтанья
Уж плывут, плывут, как обещанья,
В море ветви, травы и цветы,
В небе птицы странной красоты.
Эти строки — о плавании Колумба, но мне кажется, что Диего де Алькорон, оставивший Испанию спустя двадцать три года после путешествия великого генуэзца, должен был чувствовать то же самое.
А вместо вырванных страниц между первой и второй тетрадями манускрипта вложен сложенный вдвое листок пожелтевшей от времени бумаги.
Это письмо, написанное мелким и красивым женским почерком.
Я не знаю, когда Диего получил его. Я даже не знаю, где это произошло — никакого конверта к письму не прилагается. Могу только предположить, что это случилось уже после его прибытия в Панаму, и не исключено, что письмо это и стало причиной уничтожения восемнадцати листов рукописи — в том случае, если на этих листах Диего вспоминал о своей оставшейся в Испании возлюбленной.
Вот это письмо, написанное полтысячелетия назад.
Милый, милый Диего, сердце мое, мой бесстрашный, мой любимый рыцарь!
Не знаю, найдет ли тебя мое письмо — где ты, в каких краях? Жив ли ты, мой единственный? Я пишу тебе, не зная, прочтешь ли ты эти строки — а если прочтешь, не проклянешь ли ты меня за все беды и горести, которые я тебе причинила. Но не написать и не признаться я тоже не могу, ведь это как исповедь в церкви — перед ней всегда страшно, но, когда исповедуешься, на душе становится легче.
Нет, опять не так. Я должна сознаться не потому, что хочу исцелиться от душевного недуга, а потому, что мне невыносимо жить, думая, что ты все еще любишь меня, не зная о моей вине. А она велика, мой любимый Диего.
За несколько дней до того, как ты примчался ко мне в Саламанку, едва не загнав своего любимого Мавра (мне рассказал об этом Фелипе Португалец), моя дуэнья Антонилла показала мне один колдовской амулет. Это был маленький серебряный дельфин, которого Антонилла прятала в кожаном мешочке, в каких обычно носят ладанки или кусочки святых мощей. По словам дуэньи, этот дельфин обладал одним удивительным свойством: будучи подарен девушкой предмету ее нежных чувств, он создавал между ними волшебную, тонкую, но очень прочную связь. Пока избранник девушки носил с собою дельфина, он все время помнил и думал лишь о своей подруге и не глядел на других дам, словно их вовсе не существовало на свете.
Мне, разумеется, стало интересно, и я выпросила у нее этот амулет.
Должна сознаться, что я сразу же подумала о тебе. Как бы хорошо было подарить тебе дельфина, чтобы ты никогда не забывал обо мне, — ведь ты такой ветреный!
Конечно, я понимала, что ты и без того любишь меня. Но, знаешь, в сердце каждой девушки живет крохотный червячок сомнения: а правда ли ее избранник любит ее всем сердцем? Не засматривается ли он на других? Не изменяет ли ей? А если изменяет, то не находит ли соперницу более привлекательной и желанной?
Ты можешь посмеяться надо мной, и будешь совершенно прав. Но в тот момент все эти мысли не давали мне покоя, а Антонилла искусно поддерживала огонь моих сомнений, подбрасывая в него все новые дрова.
Она сказала мне, что сила амулета возрастает многократно, если подарить его любимому после того, что так поэтично описано в Песне Песней. Но предупредила, чтобы я сама ни за что не надевала мешочек с амулетом, потому что это может разрушить чары.