Читаем без скачивания Черный колдун - Сергей Шведов

Бес торопился. И с каждым шагом, приближающим к дому, росла в его сердце тревога. Он так и не смог точно определить, сколько времени провел в темнице. Сутки? Двое? И главное, жив ли Ульф? Только Ульф знал дорогу к крепости, только он мог провести нордлэндцев между хитроумными ловушками, защищавшими подходы к ней. Запах гари неожиданно ударил меченому в нос. Бес приподнялся на стременах, пытаясь определить, откуда ветер принес этот грозный признак пожара. Сомнений не оставалось: пожар был там, где находилась лесная крепость. Бес огрел коня плетью, и поскакал, не разбирая дороги. Словно буря ворвался он на поляну и остановился, пораженный в самое сердце. Лесной крепости больше не существовало. Едкий дым и пепел — вот и все, что осталось от дома, в котором Бес провел детство. Медленно сполз он с коня и побрел по пепелищу, растерянно озираясь по сторонам. В то, что его товарищи погибли, Бес не верил, не хотел верить. Слишком хорошо он знал систему обороны крепости, продуманную молчунами. Отсюда вели подземные ходы, прорытые в незабвенные времена, узкие лесные овраги, которые почти невозможно было обнаружить в густых зарослях, русла десятков ручейков и речушек, впадающих в болото. А уж на болота никогда не сунутся ни нордлэндцы, ни брандомцы. Даже окрестные крестьяне не рискуют появляться вблизи болот, опасаясь свирепого зверя Фарнира, который появляется в разных обличьях, но всегда с одинаковым, заранее предсказуемым результатом для опрометчивого путника.

Конечно, меченых следует искать на болотах. Бес воспрянул духом и направился к своему коню. И тут же замер, пораженный простой до боли мыслью: да, он, Бес, знает все отходы из лесной крепости, но Ульф знает их не хуже, и уж коли он привел сюда врагов, то наверняка они позаботились о засадах. Бес оставил коня и побрел по пепелищу, внимательно глядя по сторонам. Если меченые потеряли в крепости хоть одного человека, то они непременно вернутся, чтобы похоронить его с честью. Бес вскоре увидел то, чего так боялся увидеть. Это были обуглившиеся кости человека. Он осторожно разгреб пепел вокруг останков своего товарища — два узких меча тускло заблестели на солнце. Бес обхватил руками пылающую голову и медленно опустился в черный пепел. Он уже видел все это, но испугался и не захотел смотреть, и вот теперь все это случилось наяву. И не закричать, не вынырнуть из жизни, как из едкого желтого омута. Пальцы Беса наткнулись на какой-то предмет, меченый поднес его к глазам. Это была пряжка Сурка, и это именно он умер здесь, не выпустив мечей из рук. Кто-то застонал рядом с Бесом, он удивленно поднял голову и огляделся по сторонам. Вокруг никого не было, только каркали в небе потревоженные им вороны. А стонал он сам. Бес поднялся и, вяло переставляя ноги, побрел по пепелищу. Он думал о матери. Он думал о ней с первой минуты, когда пепелище открылось его взору, но боялся себе в этом признаться. Он боялся. Как тогда в пещере. Он прятался от этой мысли, боясь взглянуть правде в глаза, ибо есть предел и его мужеству.

Бес нашел свою мать распятой на кресте и поразился пустому взгляду ее всегда таких выразительных глаз. А потом понял, что глаз нет, а лицо Данны изрезано острым ножом. Рядом он нашел тело Кристин — ее лицо даже мертвое кричало от боли. И тогда Бес закричал тоже. С деревьев сорвалось воронье и закружилось, завертелось в дьявольском хороводе, увлекая за собой Беса...

Он очнулся от ударов собственного сердца. Или это стучало не сердце? Он поднял голову и прислушался. По лесу отчетливо разносился топот копыт. Схлынуло наваждение, вызванное едким дымом. Это возвращаются его друзья, а иначе быть просто не может. Бес вскочил на ноги и побежал к коню, не глядя по сторонам, чтобы не расплескать удивительного ощущения вновь обретенного счастья. Птицей взлетев в седло, Бес поскакал навстречу рвущему могильную тишину конскому топоту. Он вылетел на поляну и замер пораженный:

— Брандомцы!

Воронье слетелось на пир смерти. Словно завороженный, Бес смотрел, как смыкается вокруг него плотное кольцо.

— Сдавайся, — крикнул брандомец, и Бесу на мгновение показалось, что это Ульф сейчас перед ним. Он закричал страшно, пронзительно и бросился на ошалевшего дружинника. В руках у Беса был меч Сурка, подобранный на пепелище. Не ожидавший подобного натиска брандомец растерялся и отвернул коня в сторону. Бес, пролетая мимо, успел рубануть его по мелькнувшему на мгновенье перед глазами жирному загривку.

Хокан, увидев нелепую смерть товарища, выругался и схватился за арбалет. Выстрел был удачным. Конь под меченым споткнулся, и тот кубарем полетел на землю. Однако на ноги он вскочил почти мгновенно и, прыгая с камня на камень, бросился вверх по склону. Несколько стрел просвистело ему вслед, но меченый их даже не заметил. Брандомцы, разгоряченные погоней, посыпались с коней. Пешком преследовать мальчишку было сподручней. Бес на мгновение остановился и оглянулся. Момент был удобным, и Хокан выстрелил почти не целясь. Стрела угодила меченому в плечо и опрокинула за куст. Но когда торжествующие брандомцы добрались до места его падения, то никого там не обнаружили. Проклятый меченый исчез, словно растворился в воздухе. Осталось только большое пятно теплой еще крови.

— Недаром его мать была ведьмой, — пожилой воин перекрестился, испуганно озираясь по сторонам.

— О Господи, — вздохнул кто-то, — из подземелья сбежал, здесь испарился прямо на глазах.

Брандомцы стали сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее спускаться по склону. Конец пути они проделали бегом. И Хокан бежал вместе со всеми, то и дело оглядываясь назад. Место, где погибли меченые, теперь смело можно назвать проклятым, а значит, самое умное — не совать сюда больше носа, даже рискуя рассердить благородного владетеля Бьерна.

Хокан долго мялся, объясняя благородным господам причины неудачи экспедиции. Возможно, сам Хокан сбивался с мысли, возможно, благородные господа хватили лишку за столом, но к пониманию сути происшествия они пришли не сразу.

— Исчез? — ухмыльнулся Гарольд. — А ты случайно не и пьян, приятель?

Однако с первого взгляда было видно, что Хокан трезв как стеклышко хотя и напуган сверх меры.

— Его мать была ведьмой.

— Что не помешало нам выколоть ей глаза, — усмехнулся ярл Грольф.

Гарольд поморщился. Агмундскому не следовало болтать лишнее, какое дело королю до безумств опьяневших от крови дружинников.

— Теперь мальчишка будет мстить, — Брандомский взглянул на Гарольда: — Тебе, государь, в первую очередь. Об Ульфе я уже не говорю.

— О нас он тоже не забудет, — вздохнул Лаудсвильский.