Читаем без скачивания Потерянный разум - Сергей Кара-Мурза

Кроме того, сформирована бригада довольно высокопоставленных демографов, которые выдвинули другую “теорию” — население России стало сокращаться задолго до начала реформ, и это является “естественным” процессом во всех развитых западных странах. А.Г.Вишневский утверждает: “По моим представлениям он [демографический кризис] начался примерно в середине 60-х годов, последнее же десятилетие не принесло ничего принципиально нового, изменения если и были, то, скорее, количественного, а не качественного характера”124.

Смысл этих попыток не скрывается — отвести внимание от реформ как причины этого кризиса. Он добавляет: “Высокая цена, которую сейчас платит наше общество, — следствие не столько реформ, сколько затяжного, по крайней мере, тридцатилетнего, кризиса” (там же, с. 368). Тот, кто хотел бы узнать факты, сразу стало бы ясно, что это объяснение лживое. В течение 20 лет до начала реформа прирост населения в РСФСР был исключительно устойчив и никакого демографического слома не предвещал. То, что происходит в России, не имеет никакого сходства с процессами на Западе — там нет ни повышения смертности, ни сокращения продолжительности жизни. Что нынешняя катастрофа в РФ есть плод рыночной реформы — бесспорный факт, и это можно видеть на рисунке:

Стоит при этом добавить, что все эти “демографы”, обслуживающие власть реформаторов, принципиально занесли народы России в список вымирающих народов, которые должны быть замещены на “этой” земле более приспособленными мигрантами. А.Г.Вишневский оглашает такой приговор: “Появление отрицательного естественного прироста населения России назревало давно… Естественный прирост населения России останется отрицательным надолго, может быть навсегда” (там же, с. 369).

Нельзя сказать, что воздействие реформы на демографические процессы было неожиданным. Когда разрабатывалась доктрина реформ, специалисты сделали прогноз этого воздействия. В 1993 г. в издательстве “Наука” вышла книга, посвященная демографической ситуации в СССР125. Написана она была коллективом авторов в конце 1991 г. Это максимально полное изложение динамики демографических процессов в нашей стране, хотя и с сильным антисоветским идеологическим флером — время было такое. Для нас здесь важна гл. 11 — “Взгляд в будущее”.

В ней даны три варианта прогноза на 2000 г. — “оптимистический”, “пессимистический” и “демографическая катастрофа”. Последний вариант считался маловероятным. Более того, оптимистическим был и прогноз ООН для СССР. В докладе “World Population Prospects. 1988” (N.Y., 1989, p. 555) сказано, что продолжительность жизни в 2005-2009 гг. должна была составлять у нас 70,4 года для мужчин и 78,2 года для женщин.

Что же авторы обозначили термином “катастрофа”? Докуда доходило их пессимистическое воображение? Самое страшное, что укладывалось в их голове, это снижение ожидаемой продолжительности жизни мужчин-горожан в 1995 г. до 63,1 года (с 65,4 года в 1988 г.). А что же произошло в результате реформы? Уже в 1994 г. этот показатель упал до 57,9 лет! На 4,2 года жизни ниже того, что считалось катастрофой. Всего за два с половиной года после написания книги — но такая катастрофа даже в воображении не могла привидеться ученым-демографам. Так что катастрофа — научное и подтвержденное опытом определение нашего состояния.

Это же ощущение катастрофы разлито и в широких слоях общества — среди людей, далеких от точного знания, которые судят просто по числу детских колясок на улицах и в скверах и по числу беременных женщин в метро и автобусе. В упомянутой книге специалисты в своем варианте прогноза “демографическая катастрофа” считали, что рождаемость в городе упадет с 15,4 (на 1 тыс. населения) в 1988 г. до 10,8 в 1995 г. На деле же она упала до 8,6!

Какие же причинно-следственные связи предлагают как объяснение российские либеральные интеллектуалы? Поскольку в мышлении нашей интеллигенции силен евроцентризм и считается, что Россия после 1991 г. наконец-то пошла “правильной дорогой” вслед за Западом, естественно, возник интерес к тому, что происходит с рождаемостью на Западе. Этот интерес подогревается и рядом российских и западных демографов, которые как раз и отвергают тезис о демографической катастрофе в России на основании того, что и на Западе наблюдается спад рождаемости. Мол, верным путем идете, господа-товарищи! Низкая рождаемость — признак богатства, и этот признак Россия в ходе реформы уже приобрела. Ну, само богатство слегка задерживается, но объективные законы общественного развития ему не обмануть — придет, как миленькое.

Вот вам пример невероятного по своей тупости гипостазирования — придание “богатству” статуса причины сокращения рождаемости. Да, корреляция может иметь место, а причинно-следственной связи нет. Правильнее рассуждать так: в ходе реформы мы, очевидно, не переняли у Запада его умения “быть богатыми”, но переняли нечто такое, что на Западе привело к падению рождаемости. Вот это “нечто” и надо искать. Ведь вдвойне обидно будет нам в поисках этого западного умения “быть богатыми” вымереть, богатством даже не насладившись — просто оттого, что глотнули из западного котла какой-то дряни, не разобравшись.

Это — общее предположение, и в этом смысле наша катастрофа действительно может иметь общие с Западом причины. Если же говорить о конкретном историческом моменте, о последних 12 годах в России, то, конечно, надо отвергнуть успокаивающие заверения демографов-“рыночников”. То, что происходит в России, по своему типу никак не напоминает процесс, происходящий на Западе. Уже по форме кривой, отражающей эти процессы, видно, что мы переживаем именно катастрофу — резкий разрыв непрерывности, перелом демографической ситуации в течение одного года, явление уникальное в истории.

Авторы упомянутой книги пишут: “Можно с уверенностью сказать, что дальнейшее углубление социально-политического и экономического кризиса, падение жизненного уровня населения, дезинтеграция страны, утрата опоры на социальные структуры, воцарение незащищенности индивидуума в наступающем социально-политическом и экономическом хаосе, утрата надежд на нормализацию ситуации повлекут за собой демографическую катастрофу… Грозные признаки такой катастрофы уже различимы в демографической динамике последних двух лет… Несомненно, динамика рождаемости за последние 2,5 года есть реакция на социально-экономический кризис… Прошлое пока не дает нам аналогичных примеров. Еще ни одна страна, ни одно общество, в котором деторождение хорошо регулируется на уровне семьи, не переживало в мирное время такого кризиса” (с. 109-110).

Так что слом произошел у нас вследствие реформы, а не вследствие постепенного снижения рождаемости от “благополучной жизни”, как на Западе. Результаты реформы известны — резкое обеднение большинства, разрушение важнейших систем жизнеобеспечения, острая нестабильность и страх перед социальными бедствиями. Все это важные факторы, и все же я бы сказал уклончивее: да, наша демографическая катастрофа вызвана реформой. Но нельзя же закрывать глаза на то, что в результате развала СССР и реформ жители Узбекистана и Таджикистана обеднели гораздо сильнее, чем жители РФ, и больнее ударила по ним политическая нестабильность — а уровень рождаемости там не только не упал, но и заметно вырос. Почему же? Потому, что они не глотнули из “западного котла” того, что глотнули народы европейской части страны — или сумели эту дрянь выплюнуть. По ним и видно, что крайняя бедность и нехватка средств к жизни определяют не столько рождаемость, сколько выживаемость детей.

Так что цепочка причинно-следственных связей длиннее. Не непосредственно социальными бедствиями реформы вызвана наша демографическая катастрофа, а тем, что реформа перенесла на нашу почву нечто такое, прямо не связанное с богатством или бедностью, что вызвало взрывное падение рождаемости. И этот взрывной, катастрофический характер означает “сжатие” во времени того процесса, который на Западе растянулся на полвека. Нас просто обязали пробежать, догоняя Запад, этот путь за десять лет.

Нас успокаивают тем, что на Западе материальное благополучие подавляет материнский “инстинкт”. Мол, бедному-то все равно, у него дети — единственная утеха. А перед женщиной современного Запада все дороги открыты — эмансипация, карьера, свободная любовь, сплошной постиндустриализм. И считают даже благоразумным решением, что женщина стала откладывать материнство на более поздний возраст или даже вовсе отказываться от рождения детей. Как говорят, “западная семья сегодня — это 3 автомобиля и 1 ребенок”.

Весь этот ход рассуждений неверен. Известно, например, что население богатых исламских стран (Саудовской Аравии и т.п.) в этом вовсе не следует примеру Запада — пусть в семье и 3 автомобиля, но 7 детей. Более того, и на самом Западе небольшое богатое меньшинство вовсе не собирается “вымирать” — многодетные семьи у богатых обычное дело.