Читаем без скачивания Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы - Андрей Азов

Разве «не заботился о гибели войск» лучше, чем «предоставлял погибать»? И разве козловское «…чтобы выиграть сраженье, Не пожалел бы армии своей» (что приводит и Кашкин) не выражает той же мысли? Откуда же истерика Кашкина?

Далее Кашкин обижается за Суворова на мелочи: «старичок чудной», «старичок, весьма криклив и скор»; сердится, что мною в VII, 39 «утерян фельдмаршал» (234, 2, 7). Посмотрим.

У Байрона:

And why? because a little – odd – old man… (VII, 49)

Дословно:

И почему? потому что маленький – чудной – старый человек…

У меня:

И всё лишь потому, что старичок чудной…

Неправда ли, – «маленький старый человек» есть «старичок». Odd (см. в любом словаре) значит «необычайный, странный, чудной». «Необычайный» в этом контексте и колорите не подходит; «странный» не оттеняет шутливого характера суворовских чудачеств, – и единственное подходящее слово – именно «чудной». Что в нем обидного? В нем добродушная улыбка.

У Байрона читаем (девушки, приведенные Жуаном из гарема, были очень удивлены, видя):

…an old man, rather wild than wiseIn aspect, plainly clad, besmeard with dust,Stript to his waistcoat, and that not too clean,More feard than all the sultans ever seen. (VII, 73)

Дословно:

…некий старик, скорее дикий, чем мудрыйС виду, просто одетый, запачканный пылью,Расстегнутый до камзола [букв, «жилета»], не слишком чистого,Внушает больший страх, чем когда либо видали султаны[136].

В моем переводе:

Что некий старичок, весьма криклив и скор,На взгляд – чудаковат, одетый с небреженьемВ расстегнутый мундир, в пыли, – внушает страх,Какого не внушал, пожалуй, падишах.

Здесь я даже смягчил байроновскую характеристику. В оригинале нет «криклив»? Здесь – нет, но в VII, 65 говорится, что Суворов муштровал солдат with accents high – «с резкими возгласами»; почему эту деталь нельзя повторить? В VII, 39 я, действительно, опустил слово «фельдмаршал», не вместившееся в стих. Но в VII, 52 у меня стоит:

Да, то бесспорный факт, что он, фельдмаршал, личноНеловких рекрутов упорно муштровал…Ну, словом, делал всё, что делает капрал.

Здесь это слово несет конструктивную нагрузку (а не орнаментальную, как в VII, 39) и, конечно, сохранено. А кстати, в 1790 г., когда был взят Измаил, Суворов еще не был фельдмаршалом, получив это звание лишь в 1794 г. после взятия Варшавы; Байрон мог этого не знать, Кашкину же не мешало бы. Приводя мне в назидание «соответственную» строку Козлова: «Фельдмаршал, знаменитый князь Суворов» (234, 2, 6), Кашкин не замечает нелепой надставки «князь» (у Байрона этого нет): этот титул Суворов получил лишь в 1799 г. после италийской кампании, – «князь Италийский». Словом, эрудиция Кашкина брызжет из каждой строки…

По Кашкину я «оскорбил» «кутузовских орлов», заставив их унизительно «жаться друг к другу в уголках» (233, 1, 1).

У Байрона это звучит так:

…the same troops…Just as Koutousow’s most “forlorn” of “hopes”Took, like chameleons, some slight tinge of fear,Open’d the gate… to the groupsOf baffled heroes who stood shyly near… (VIII, 73).

Дословно:

…этот отряд…Как раз, когда кутузовские чрезвычайные «удальцы»,Как хамелеоны, приняли легкий оттенок страха,Открыли ворота… группамРасстроенных героев, которые, оробев, находились вблизи.

Я перевел:

И занят кавальер был этим батальоном…В тот самый миг, когда, подстать хамелеонам,Орлам кутузовским менял окраску страх.Открылись ворота Килийские смущеннымСолдатам, жавшимся друг к другу в уголкахРва…

Ясно, что «отвечать» за эту строфу должен Байрон, поставивший в иронические кавычки выражение forlorn hope. А кстати, он несколько раз говорит, что и Фридриху приходилось бежать (VIII, 22), и Цезарю удерживать бегущих (VIII, 28) и т. п., так что отдельные случаи утраты боевого порыва, потери духа, – вещь нередкая…

Далее мне в вину ставятся «егеря, испуганные выше всех приличий» (233, 1, 1).

У Байрона читаем:

And there, a little shelter’d from the shotWhich rain’d from bastion, battery, parapet,Rampart, wall, casement, house…He found a number of Chasseurs, all scatter’d… (VIII, 37)

Дословно:

И там, едва укрытые[137] от пальбы,Хлеставшей градом с бастиона, батареи, парапета,Вала, стены, из амбразур, из домов…Он нашел несколько егерей, сплошь разогнанных…

У меня:

И там, в укрытии от огненного шквала,Чья дикая струя с валов и с батарей,Со стен, из амбразур, с домов и крыш хлестала……он горстку егерейНашел, испуганных превыше всех приличий…

Да! Склоняю повинную голову! Разогнанные бешеным огнем егеря испугались с соблюдением всех приличий! Я перехватил!

И наконец, – о, наконец, – Кашкин прав.

В оригинале сказано:

…Suwarrow,Who loved blood as an alderman loves marrow. (VII, 8)

Дословно:

…Суворов,Кто любил кровь, как олдермен бычьи мозги.

А у меня он —

Как олдермен – мозги, кровь обожал парную.

Правда, «кровь», любимая им, очевидно всё же была «свежей», лившейся из ран на поле боя; но, конечно, я сгустил краски…

ИТАК, НА РЕШЕТЕ У КАШКИНА, ИЗ ВСЕГО РАЗБОРА, ОСТАЛОСЬ ЛИШЬ 2 ПОЛУСТИШИЯ: «парная кровь» И «неприличный испуг». Небогато!

ВСЕ ЖЕ ОСТАЛЬНЫЕ ЕГО НАПАДКИ ОКАЗАЛИСЬ ЛИБО ВЗДОРОМ, ЛИБО ПЕРЕДЕРЖКАМИ, ЛИБО ПОПРОСТУ ОПРОВЕРГАЮТСЯ БАЙРОНОВСКИМ ТЕКСТОМ.

Но, на все лады ворочая строки, где я «исказил образ Суворова» (и где, как доказано, никаких искажений НЕТ), Кашкин забывает указать те строфы, где Байрон почтительно и восторженно говорит о Суворове, и которые мною переведены столь же заботливо и бережно, как всё остальное. Кашкин лишь небрежно упоминает о «двух-трех парадных строфах» (232, 2,1).

Но я, как это Кашкину ни неприятно, приведу и эти места. Приводить их я буду уже, для краткости, без английского текста и дословного перевода. Читатель, внимательно прочитавший вышеизложенное, поверит мне, что и здесь перевод адэкватен оригиналу.

Байрон, подтрунив над трудными русскими именами, говорит, что их носители —

Всё люди бравые, умевшие в боиВступать бестрепетно, врага клинком приветив. (VII, 17).

Байрон почти буквально цитирует историка Пастельно:

Историк говорит: «Для описания бояИ русских подвигов за этот день – томовПришлось бы написать пять или шесть, и то яВсего б не рассказал»… (VII, 32).

Байрон оттеняет воинскую славу Суворова:

…депеша…Примчалась: князь приказ «взять штурмом Измаил»Любовнику войны – Суворову – вручил. (VII, 39).

Тут, в скобках: Кашкин негодует на «любовника войны», но, во первых, у Байрона стоит that lover of battles; во вторых, в байроновское и пушкинское время слово «любовник» не обязательно означало «хахаль», как, повидимому, мнится Кашкину, но означало и «возлюбленный»; в «Онегине» (VI, 40) читаем про Ленского: «Увы, любовник молодой… Убит приятельской рукой», и в «Полтаве» (III, 65 строка) про Карла: «И ты, любовник бранной славы»…

Байрон отмечает бытовую неприхотливость Суворова: у него с денщиком

…и кладь была не черезчур обильна:Рубашки три на двух… (VII, 43).

Байрон подчеркивает популярность Суворова в войсках:

Ну, всё тут приняло особый оборот:Везде энтузиазм, все выглядят бодрее;Вождя приветствуют и армия, и флот… (VII, 47).

Байрон говорит о вдохновляющей роли могучей личности Суворова:

И непреклонный дух упорно и суровоТолпу несметную стремит одной тропой……так, волей их овеяв,Великий человек влияет на пигмеев. (VII, 48).

Уже приводилась VII, 52, где сказано, что Суворов считал нужным лично обучать солдат. А дальше Байрон отмечает успех Суворова, в который не верили его антагонисты:

И, пантомимою поупражняв солдат,

Он счел их годными идти на приступ ярый.

Смеялись умники, острили: «что за бред?»

А он помалкивал. Он город взял в ответ. (VII, 53).

И ПРИ НАЛИЧИИ ТАКИХ СТРОФ МНЕ СМЕЮТ ПРИПИСЫВАТЬ «ИСКАЖЕНИЕ ОБРАЗА СУВОРОВА»?

Я привел ВСЕ строки, где дана характеристика или оценки Суворова и его бойцов. А подробнейшее описание штурма, данное в VIII песне, изобилует объективными штрихами, данными со скрупулезной точностью (почти всюду Байрон ссылается на исторические труды) и рисующими активность русских солдат, находчивость офицеров и генералов и пр. Но тут уж нужны буквально сотни цитат.

ИЗ ВСЕГО СКАЗАННОГО ЯСНО ОДНО:

МОЯ ХАРАКТЕРИСТИКА КАШКИНСКОЙ КРИТИКИ КАК АМЕРИКАНСКОЙ ОБОСНОВАНА ПОЛНОСТЬЮ.

И, осмеливаясь утверждать, что переводчик (я)

вольно или невольно смыкается с реакционной английской традицией трактовки Байрона, которая снижает его до уровня поэта-озорника, позорящего английскую литературу, легковесного острослова, способного на нелепицу и болтовню, до смысла которой не стоит добираться (236, 2,1), —