Читаем без скачивания Демид. Пенталогия (СИ) - Андрей Вячеславович Плеханов

Фернандо орал как оглашенный. Его не надо было сильно пытать, он трепал языком со всей скоростью, на которую был способен. Он называл имена всех своих друзей, и единоверцев, и знакомых, и просто мужчин, и женщин, и даже детей. Он обвинял всех их в иллюминистской ереси, и в лютеранской, и в иудействовании, и в исполнении исламских обрядов, и во всех грехах, которые существуют в больных католических мозгах. Он покупал себе избавление от боли. Секретарь за столом довольно строчил пером, он едва успевал записывать.

Я скривился от отвращения. Я знал, чего будут стоить всем этим людям, не виновным ни в чем, лживые наветы де л а Круса. Потому что по законам инквизиции denunciacion - одиночный донос - был достаточным поводом для ареста обвиняемого, для описи его имущества, а заодно и главным доказательством его вины. Всех этих людей вызовут в инквизиционный трибунал, и если кто-нибудь из них не явится, то он автоматически будет считаться закоренелым еретиком, вплоть до при-говорения к смерти. Явятся все как миленькие и будут строго опрошены в отношении грехов своих. И самым лучшим способом в этом случае будет немедленно раскаяться во всем, что тебе предъявлено, хотя бы ты этого и не совершал и даже не знаешь, собственно говоря, о чем речь идет. Лучше немедленно раскаяться. Потому что если обвиняемому повезет и его сочтут виновным лишь в малых грехах, речь пойдет всего лишь о денежном штрафе - разумеется, достаточно внушительном, и об abjuratio de levi [Так называемое «малое покаяние»], и об ущемлениях в правах. В этом случае обойдутся даже без аутодафе. Если же он начнет упорствовать хоть в малейшей степени, или будет уличен во лжи (а это случалось очень часто, поскольку ученые господа инквизиторы после тайного следствия знали о малограмотном подсудимом гораздо больше, чем он сам знал о себе), то его ждет допрос с пытками, audiencia de tormento - то, свидетелем чему я был сейчас. На пытках признавались очень быстро и в чем угодно. Попробуй не признайся…

Но самыми страшными грешниками считались nеgativos - упорные, отрицающие вину свою еретики. Их ждала relaxation al brazo seglar - выдача в руки светской власти. Это было самое страшное наказание. Инквизиция этим как бы заявляла, что ей с преступником делать нечего, так как душу его спасти нет возможности, и светской власти остается только казнить его. Такая выдача означала сожжение на костре. Однако к тем, кто после произнесения приговора публично каялся, проявляли величайшее снисхождение. Их сперва душили насмерть, а потом уже сжигали. Нераскаявшихся сжигали на костре живыми.

Такое вот правосудие. Такая вот Божья любовь.

Франсиско Веларде, которого я наблюдал на первом из допросов, был, судя по всему, отрицающим свою вину еретиком, negativo. Его ждал костер. И он вызывал y меня гораздо большую симпатию, чем обмочившийся от страха де ла Крус. Хотя де ла Круса я ни в чем обвинять не мог, он был просто дитя своего времени.

Будь моя воля, я вытащил бы их всех из этих отвратительных казематов. Но что я мог сделать?

– Ты должен спасти одного человека, - услышал я вдруг тихий голос у самого уха. - Всего одного человека ты можешь спасти. В том будет тебе помощь Бога.

– Где вы? - я резко обернулся, но рядом со мной опять никого не было. - Где вы, Рибас де Балмаседа? Откуда вы говорите со мной?

– Я - далеко. Мой голос - это магия. Но я могу видеть тебя, могу направить тебя в действиях твоих, С1аvus. Теперь ты все видел сам. И ты должен спасти одного человека - дона Фернандо де ла Круса.

Во мне вспыхнул гнев. Дон Фернандо был человеком, которого я стал бы спасать в последнюю очередь. Но я промолчал. Не я делал окончательный выбор в этой ситуации. Сейчас меня больше интересовало, что вообще я мог предпринять в этой крепости, наверняка содержащей немало вооруженных стражников.

– Иди вперед. Коридор скоро кончится. Ты сам все увидишь. Будь осторожен.

И я пошел вперед.

5

Я еще не успел дойти до конца коридора, когда услышал звуки. Это было похоже на рычание собаки. Я немедленно извлек два ножа из их гнезд и взял их наизготовку. Правда, я не был уверен, что смогу попасть в собаку без труда, потому что вокруг была абсолютная темнота. Собаки ориентируются в темноте по запаху очень хорошо. И у большого пса было бы преимущество передо мной.

Но скоро появился и свет - сперва призрачный, а потом все более сильный. Я медленно, стараясь передвигаться бесшумно, подобрался к решетке.

Я стоял по одну сторону большой решетчатой двери, склепанной из толстых ржавых прутьев. А по другую сторону находилась небольшая комнатка, и там был человек. Он сидел на охапке сена, вжавшись затылком в каменный угол, алебарда его лежала на полу. Он спал. Он храпел. Храп его и был тем звуком, который я принял за рычание собаки. Берет его сполз на лоб, и запах крепкого винного перегара распространялся по всей комнатке.

Это был первый стражник, встретившийся на моем пути. Особого впечатления на меня он не произвел. Он был очень маленьким, почти карликом. И еще, судя по всему, он был очень пьяным.

На двери висел большой замок. Я осторожно потрогал его, подергал за дужку. Так просто открываться он не хотел. А на поясе у стражника висела связка ключей. Она очень понравилась мне - такой, знаете ли, антиквариат. Мне захотелось заполучить ее в