Читаем без скачивания Тайна инженера Грейвса - Юрий Тупицын

Неизвестно, что ответил ему Батейн, но по губам ученого скользнула бледная мимолетная улыбка.

- Понял. Простите, что перебиваю. Ник. Убедительно прошу, никуда не отлучайтесь из номера и ждите моего звонка. Дело очень серьезное, и вы можете понадобиться. Да-да, ждите. Но при первых признаках землетрясения срочно бегите из гостиницы и выбирайте открытое место - подальше от крупных зданий.

У Луи вытянулось лицо, он многозначительно присвистнул, Рене и Жак тревожно переглянулись.

- Я объясню потом. Ник... Да, это ужасно, но что можно поделать? Помните, при первых признаках!

Шайе положил трубку, глубоко вздохнул, на секунду прикрыл глаза и спросил:

- Машина у вас есть?

- Есть, - ответил Жак, - но, может быть, проще воспользоваться телефоном?

- У Грейвса давно отключены все телефоны.

Этот ответ сразу снял с повестки дня другие вопросы и до предела ускорил события. Уже в летящей по улице автомашине Рене спросил:

- Грейвс может взорвать бомбу?

- Может, - тихо ответил ученый, мысленно он был уже далеко, в доме своего друга и сподвижника.

- Апейронная бомба? В каком районе? Может быть, есть смысл предупредить полицию?

- Да нет никакой апейронной бомбы! - с тоской ответил Шайе. - Но в далеком Габоне, в Окло, есть целое устройство, размещенное в глубокой шахте. И если Вильям заставит его сработать, произойдет глобальная катастрофа!

Жак, сидевший теперь рядом с шофером, обернулся:

- Какого тогда черта вы волынили и теряли время?

- Откуда я знал, что это не очередная ловушка террористов, которые только и мечтают о том, чтобы наложить лапы на кодовую радиостанцию Грейвса? - с не меньшей экспрессией ответил Шайе.

- Он прав, Жак, - тихонько проговорил Луи.

Рене заставил себя помолчать, чтобы успокоиться и сосредоточиться.

- Как велика вероятность катастрофы? - спросил он после паузы.

- Пятьдесят на пятьдесят.

- Чет-нечет, - невесело прокомментировал Луи.

Жак снова обернулся:

- Почему вы решили, что взрыв может произойти сегодня утром?

- В состоянии депрессии у Вильяма было несколько попыток произвести взрыв. Он типичный гипоманьяк, если это вам о чем-нибудь говорит. - Шайе потер себе лоб. - У людей такого типа депрессия катастрофична, особенно когда они остаются в одиночестве. А Вильям сейчас один, его старый слуга не в счет. Мания наказать мир охватывает его обычно утром, сразу после пробуждения. Он ведь сова.

Луи на секунду обернулся назад, а Жак переспросил:

- Сова?

Шайе с некоторым сожалением пожал плечами, а Рене, обидевшись за товарищей и стремясь восстановить реноме, пояснил:

- Совы - это люди, которые за полночь ложатся спать и поздно встают. В противоположность жаворонкам, которые просыпаются вместе с зарей.

- Дело не только в этом, - перебил Шайе. - У людей-сов утро - самое угнетенное, депрессивное время. Если говорить об отчаявшихся гипоманьяках, то это время мрачных раздумий и неожиданно легких, роковых решений.

- Вы надеетесь, что Вильям Грейвс еще не проснулся, - рассудительно заметил практичный Луи.

- Нет, - раздраженно бросил ему Шайе, - он уже проснулся. Я надеюсь, что он еще пьет чай. Вильям принимает решения после утреннего чая. Прошу вас, побыстрее!

- Если мы врежемся во встречную машину или перевернемся, то и вовсе не поможем делу, - мрачновато заметил Луи, виртуозно вводя машину в очередной крутой поворот. - Хорошо, что еще утро.

- Хорошо, - вздохнул Жак не без иронии.

- А что произойдет, если Грейвс все-таки приведет в действие свое взрывное устройство в Габоне? - осторожно спросил Хойл.

Воцарилась тишина, нарушаемая ровным гулом двигателей, работающих на полных оборотах. Две пары глаз с напряженным ожиданием смотрели на ученого, Луи не отрывал взгляда от дороги, но вся его поза выражала внимание к гласу судьбы.

- Катастрофа в Африке, активизация всех сейсмических зон и вулканических цепей планеты, разрушительные землетрясения в глобальном масштабе, гибель многих тысяч городов и сотен миллионов людей, - после долгой паузы негромко проговорил Шайе.

- Как вы допустили? - нервно спросил Жак.

- Никто не знает, где находится кодовая радиостанция, хотя Вильям не раз говорил, что может подать сигнал в любой момент. Я жил рядом с Грейвсом не только потому, что он мой друг, но и потому, что хотел предупредить катастрофу. Я много раз пытался выяснить местонахождение радиостанции, но и мне не повезло, - сухо ответил ученый.

- А может быть, Грейвс ошибся в расчетах и никакой катастрофы не будет? - предположил Луи.

- Может быть. Но вам легче от этого "может быть"? - ядовито спросил Шайе.

Луи промолчал, а Жак ответил:

- Легче, но не очень. Что скажете вы, Рене?

- Надо надеяться на лучшее. На то, что Грейвс еще пьет свой утренний чай.

- Верно, ведь Грейвс - сова.

- Никогда не любил сов, - буркнул Луи, - а теперь преисполняюсь к ним уважением. Как хорошо, что они поздно встают!

- Помолчите, Бога ради! - взорвался Шайе.

- Молчу. Куда теперь?

- Налево. Уже близко.

- Вы верите в Бога? - с нервным смехом спросил Жак у Рене. - Может быть, стоит помолиться?

- Не верю.

- А я верю, - зло сказал Шайе, - но молиться бесполезно. Надо надеяться на то, что Вильям еще пьет свой утренний чай.

Рене начал терять нить реальности происходящего. А, впрочем, действительно, сон или сказка - не все ли равно? Надо ждать, терпеть и надеяться.

А надеяться было не на что. Вильям Грейвс в этот день проснулся необычно рано, успел покончить с утренним чаем и теперь в глубоком раздумье сидел за пультом кодовой радиостанции.

17

Вильям Грейвс проснулся сразу, как будто ангел-хранитель коснулся его своей нежной рукой. Проснулся с ощущением особой чистоты, особенной ясности сознания. Грейвс знал, что в такие благословенные минуты мощь его мозга беспредельна. Одним могучим усилием воли он мог представить и понять все, что происходит во Вселенной от почти мгновенных суматошных процессов в недрах крошек-атомов до неторопливых, грандиозных актов отделения новых звезд от чудовищной массы центрального галактического ядра. Грейвс верил, что вместе со вздохами ветра, чуть волнующего оконную занавеску, в комнату проникают отголоски вздохов страждущей, мучающейся Земли. В шуме пролетевшего самолета угадывался грозный отзвук далеких землетрясений, актов творения небесных гор и адских провалов. Струи солнечных лучей, рассыпающиеся брызгами света на хрустальной вазе, несли с собой незримый другим людям, но чувствительный для Грейвса груз трепетных и неистовых ядерных реакций, рождающихся в тучно-раскаленной утробе великого Солнца. А разве, если легонько напрячь воображение, в переливчатом щебете птиц нельзя различить голоса далеких инозвездных цивилизаций? Их восторги и радости, их стоны и жалобы, их отчаянные безответные призывы о помощи, их угрозы и проклятия в адрес агрессивных соперников! Грейвс любил это вдохновенное состояние ясности мышления и верил в его сокрушительную мощь. Он не знал, а если бы и знал, то никогда бы не поверил, что это божественное состояние с гораздо большим основанием можно было бы назвать ясностью безумия...