Читаем без скачивания Новый Мир ( № 10 2009) - Новый Мир Новый Мир

Но Иов отвечает нет, не значит! Я не уступлю вам моей человечности и с Господом буду за нее судиться потому что то, что со мной случилось, это зависит от Него и Ему лучше знать, почему и зачем это все, и за это я не в ответе. Но то, ЧЕМ я при этом оказался, это зависит от меня!

И Господь оправдывает и прославляет Иова. Прославляет как раз потому, что на гноище, счищая кровавые струпья и гной с кожи, послужил он величию человека, остался верен предающему его Богу и доказал, что Богу есть куда войти, что Воплощение возможно, что человек соразмерен Ему: ибо Бог-то всегда остается верен предающему Его человеку.

Иов послужил величию человека, открыл всю бездонную глубину человечности на века, стал залогом Боговоплощения то есть определил историю и метаисторию человечества не тогда, когда богобоязненно молился «во всякое время подобно» и когда не было никого богаче и благополучнее . Не тогда, когда все вокруг прославляли его как праведника судя о нем по обстоятельствам его жизни .

И оставаться человеком нам не может помешать никто и ничто ни люди, ни обстоятельства. Ни ушедший муж, ни бросившая девушка, ни несправедливое государство, ни болезнь, ни нищета, ни одиночество, ни обилие требовательной родни, ни даже немыслимое богатство (хотя оно наиболее тяжело переносимо). На пороге газовой камеры найдется кого утешить и кому облегчить последние минуты, в одиночке можно молиться за весь мир… Оставаться человеком нам не может помешать никто и ничто кроме нас самих.

И очевидно, пребываем мы здесь именно затем, чтобы научиться не мешать себе быть человеком . А уж в каких обстоятельствах мы вероятнее этому научимся Господу виднее.

А застилающие нам весь мир непереносимые обстоятельства остаются неизменными только за счет того, что наши глаза не могут оторваться от них. Для того же, чтобы оторвать глаза от обстоятельств, как раз и нужно помнить о смерти и готовиться к ней. «Око странника смотрит иначе, чем око постоянного жителя» [25] , писал святитель Игнатий Брянчанинов. И в другом месте: «Да не очень заглядывайся на обстоятельства жизни не стоят они, идут, быстро мчатся, сменяются одни другими. И сами мы мчимся к пределу вечности.

А кто заглядится на обстоятельства, кому они представятся недвижущимися, удобно впадает в уныние. Кто же видит, что все летит, и сам он летит, тому легко, весело на сердце» [26] .

В перспективе наступающей смерти мы все странники и ученики.

И даже если мы всю жизнь прожили на одной и той же улице, в одном и том же доме, в одной и той же квартире мимо ее окон летело время со скоростью пассажирского поезда. И все, кто нам встречается, наши учителя: не друзья, не враги, не «половинки», не те, «без кого мы не можем» или «кого уже не можем терпеть», ну и так далее. Они учат нас быть людьми. И те, кто причиняет нам боль, не менее, а скорее более важны для нас, чем все остальные. Ведь с этой болью в нас выгорает то, что мешает нам быть человеком. И это великое благо если мы, конечно, не цепляемся за горящее из последних сил и не сгораем в страшных корчах вместе с ним…

И если мы, вместо того чтобы цепляться за проходящее, бороться за свое «место» в жизни, сражаться за свое семейное счастье и совершать прочие бессмысленные действия, начнем (а самое радостное то, что начать можно в любую минуту) учиться любить, прощать, понимать, не предавать, не судить, трудиться для всех то есть учиться азам человечности, мы вдруг поймем, что с каждым днем в нашей жизни прибывает и умножается радость. Да и как может быть иначе, если мы наконец станем потихоньку приближаться

к тому месту, где нас давно ожидают: ведь Господь каждого из нас пригласил на праздник.

Сталинская премия за 1934 год

Нерлер Павел Маркович — поэт, литературный критик, родился в 1952 году в Москве. Председатель Мандельштамовского общества. Выпускник географического фа­ку­ль­тета МГУ им. М. В. Ломоносова, доктор географических наук, профессор. Автор более чем 1000 публикаций по филологии, географии и истории. Живет в Москве.

Публикуемые материалы войдут в книгу Павла Нерлера «Слово и „Дело” Осипа Мандельштама», которая готовится к печати.

sub 1 /sub

И всю ночь напролет жду гостей дорогих...

sub О. Мандельштам /sub

За О. М. пришли в ночь с 16 на 17 мая 1934 года. Около часа ночи раздался отчетливый, характерный стук: электрического звонка у Мандельштамов-новоселов не было.

На пороге стояли пятеро непрошеных «гостей дорогих» — трое гэпэушников и двое понятых. Всю ночь — до семи утра — продолжался обыск.

Ордер на арест-обыск О. М. был выписан 16 мая 1934 года — ровно через неделю после того, как умер номинальный председатель ОГПУ Менжинский. На первое место в чекистской иерархии уверенно шагнул Ягода, и многим даже померещилось, что на ордере стояла именно его, Ягоды, подпись: это не так, да и не наркомовское это дело.

Подписал ордер «на Мандельштама» Яков Агранов — к этому времени уже фактически второе лицо в ОГПУ [1] . С 1931 по 1933 год он возглавлял Секретно-политический отдел (по которому и проходил О. М. в 1934 году), с 1933 года — зампредседателя (наркома) [2] . Так что Бухарин, заступаясь за О. М., был абсолютно точен, когда первым делом обратился за разъяснениями именно к нему [3] . С самого начала своей работы в ОГПУ «Яня» пас интеллигенцию — следил за ней, вербовал в ее рядах агентов. Посещая салоны и лично вращаясь вместе с красавицей женой в литературных кругах, он дружил со многими (с Пильняком и Маяковским, например), на деле же «разрабатывал» этих многих, как и всех остальных: пистолет, из которого застрелился Маяковский, по слухам, был именно его, Агранова, подарком [4] .

Вел он и таганцевское дело, одной из жертв которого пал и Николай Гумилев. Так что кто кто, а «Яня» уж точно знал, подписывая ордер, что это за птица такая — Мандельштам.

Мандельштамовскому делу присвоили номер — № 4108 [5] , после чего была заполнена «Анкета арестованного». Среди стандартных ответов на стандартные установочные вопросы анкеты выделяется один — о состоянии здоровья: «Здоров: сердце несколько возбуждено и ослаблено».

Мандельштамовский следователь готовился к его допросам, немного блефуя — то есть не имея на руках ничего, кроме чьего-то инициирующего доноса [6] , а также изъятой у О. М. «переписки» на 48 листах.

Надежда Мандельштам и Анна Ахматова даже разработали небольшую «матрицу преступления и наказания»: за пощечину А. Толстому — ссылка, за «Волчий цикл» — лагерь, за стихи о Сталине — расстрел! То, что делавший выемку чин остановился на «Волке» и кивнул, говорило в пользу второй версии, но то, что он вернулся и продолжил поиски, — в пользу третьей!

Что ж — серьезней некуда, но этого и следовало ожидать: О. М. прочел роковые стихи уж очень многим, наверное, паре дюжин людей. И все теперь зависело от того, кто же именно из них настучал.

sub 2 /sub

Твоим узким плечам под бичами краснеть...

sub О. Мандельштам /sub

Впрочем, толковому следователю для того, чтобы состряпать дело, вовсе и не нужны были все оперативные данные на подследственного: вполне достаточно было его самого (а на худой конец — так и его самого не нужно).

А следователь О. М. достался как раз «толковый» — молодой (О. М. был на семь лет старше его), но уже с десятилетним стажем в органах: Николай Христофорович Шиваров, оперуполномоченный 4-го отделения Секретно-политического отдела ОГПУ, специализировавшегося в том числе и даже прежде всего на писателях [7] .

Известно, что О. М. как бы готовил себя к такого рода ситуациям. Веселые игры в «следователя» со знакомым чекистом Аркадием Фурмановым — это жутковатый, но явно не бесполезный для каждого советского человека тренинг: арестовать могли каждого!

И уж тем более на каждого собирались оперативные (агентурные) сведения. В том числе и на О. М., и с ними, надо полагать, Шиваров тоже был ознакомлен.

Заглянем ему через плечо — благо недавняя шальная публикация Алексея Береловича вынесла на свет божий одну из таких оперативок: «На днях возвратился из Крыма О. МАНДЕЛЬШТАМ. Настроение его резко окрасилось в антисоветские тона. Он взвинчен, резок в характеристиках и оценках, явно нетерпим к чужим взглядам. Резко отгородился от соседей, даже окна держит закрытыми, со спущенными занавесками. Его очень угнетают картины голода, виденные в Крыму, а также собственные литературные неудачи: из его книги ГИХЛ собирается изъять даже старые стихи, о его последних работах молчат. Старые его огорчения (побои, травля в связи „с плагиатом”) не нашли сочувствия ни в литературных кругах, ни в высоких сферах. МАНДЕЛЬШТАМ собирается вновь писать тов. СТАЛИНУ. Яснее всего его настроение видно из фразы: „Если бы я получил заграничную поездку, я пошел бы на все, на любой голод, но остался бы там”.