Читаем без скачивания Крушение власти и армии. (Февраль – сентябрь 1917 г.) - Антон Деникин

28 мая — доклад хозяйственной комиссии, характер деятельности которой был, — контролирующий и организационно-осведомительный. Указывалось на большую работу, произведенную на местах 40 делегатами. Характерно сожаление докладчика, что «отношение к хозяйственным вопросам армии крайне несерьезное; вопросы эти отодвигаются на задний план на всех собраниях»…

Прочтен доклад конфликтно-юридической комиссии: за месяц комиссия разрешила 43 конфликта, возникших в армии, причем «почти все постановления комиссии утверждались командармом (генерал Гутор) без изменения».

Доклад о деятельности культурно-просветительной комиссии признает, что сделано пока немного; мало средств; члены агитационной секции все заняты на конфликтах; «есть лекторы-кадеты, но от них отказались».

29 мая комитет постановляет устроить митинг протеста против смертного приговора, вынесенного за политическое убийство австрийским судом Фридриху Адлеру.

30 мая комитет разъезжается. 85 человек социалистического блока, 42 большевика и 10 «воздержавшихся»… от исполнения своего долга едут в армию, чтобы поднять дух русских войск перед наступлением, и подвинуть их на смертный бой за Родину. Бедная армия и бедная Родина!

1-ая армия, как увидим впоследствии, в начале июля подала пример панического бегства и всех последующих явлений, которые генерал Корнилов называл «безумием, бесчестием и предательством».

Я уже говорил в главе XVIII-ой об отношениях многих старших начальников-оппортунистов к комитетам. Синтез этих отношений наиболее рельефно выражен, в обращении временно командовавшего армией генерала Федотова, к армейскому комитету:

«Наша армия получила, в настоящее время, небывалое еще нигде устройство… В ней огромную роль играют выборные организации. Мы — прежние вожди ее, теперь можем дать армии только наши военные знания: стратегии и тактики. Организовать же армию, создавать ее внутреннюю силу призваны вы — комитеты. Роль комитетов, роль ваша в деле созидания новой, сильной армии велика. История в будущем отметит это!».

Главнокомандующий Кавказским фронтом, еще до узаконения военных организаций, отдал распоряжение, чтобы постановления самозванного тифлисского совета солдатских депутатов печатались в приказах армии, а распоряжения, касающиеся устройства и быта армии, проходили бы через совет солдатских депутатов.

Неудивительно, что подобное отношение известной части командного состава давало почву, оправдание и обоснование, все более растущим, комитетским вожделениям.

В книге Керенского я нашел поразившее меня мнение о комитетах, приписываемое генералу Корнилову (в докладной записке, якобы поданной им Временному правительству):

«Должно казаться странным и удивительным, насколько эти молодые выборные учреждения мало уклонились от правильного пути, и насколько часто они оказывались на высоте положения, кровью запечатлевая свою доблестную воинскую деятельность… Комитеты обеспечивают своим существованием, символизирующим в глазах массы бытие революции, спокойное отношение к тем мероприятиям, которые необходимы для спасения армии и страны, на фронте и в тылу».

Быть может, приведенное мнение изложено в докладной записке, составленной военным министерством, мотивировкой которой Корнилов вовсе не интересовался, соглашаясь лишь с некоторыми ее выводами и намеченными мероприятиями? Генерал Корнилов — солдат до мозга костей — относился с глубочайшим осуждением к разрушавшим армию комитетам — я утверждаю это категорически, хорошо зная и Корнилова и его взгляды. Наконец, Савинков, бывший управляющий военным министерством, удостоверяет: «Полагая, что и комиссары, и комитеты в будущем должны быть упразднены, я, боясь осложнений, не считал однако возможным упразднить их немедленно. Генерал же Корнилов, по-видимому, был склонен к безотлагательному упразднению комитетов, и к сокращению прав комиссаров. В этом смысле он и высказался на совещании, созванном Филоненкой» (Совещание представителей комиссаров и комитетов 22 августа 1917 г.).[157]

Керенский, приводя изданный в марте 1918 года большевиками, закон о сохранении за комитетами только хозяйственных функций, и лишении их права вмешиваться в оперативно-строевую часть, иронически добавляет: «так через кошмарный опыт крыленковского безумия жалкие остатки армии возвращаются к контрреволюционному строю корниловца Керенского!».[158]

Сопоставление этих двух имен производит тяжелое впечатление. По существу же, вывод этот несколько преждевременный: в марте — это были действительно «жалкие остатки», изъеденные керенщиной; но после жестоких поражений, понесенных большевиками зимою 1918–1919 годов, они прозрели окончательно и упразднили вовсе комитеты. Большевистский официоз — «Известия» — жестоко критиковал и издевался над этим институтом.

Я лично и на Западном, и на Юго-западном фронтах поставил вопрос прямо: отказался от всякого взаимодействия с комитетами и пресекал, когда было возможно, те проявления их деятельности, которые шли вразрез с интересами армии.

В конечном итоге, попрание власти избавляло командный состав и от ответственности. Начальник без власти и без ответственности — не мог вести войска к победе.

«Теоретически становилось все яснее — говорит один из виднейших комиссаров, бывший член Исполнительного комитета рабочих и солдатских депутатов, Станкевич — что нужно или уничтожить армию, или уничтожить комитеты. Но практически нельзя было сделать ни того, ни другого. Комитеты были ярким выражением неизлечимой социологической болезни армии, признаком ее верного умирания, ее параличом. Но было ли задачей военного министерства — ускорить смерть решительной и безнадежной операцией?»…

Великая некогда русская армия первого периода революции представляется мне в следующем виде:

Родины не стало. Вождя распяли. На его место перед фронтом вышла коллегия из пяти оборонцев и трех большевиков, — и обратилась с призывом к армии:

— Вперед на бой за свободу и революцию, но… без окончательного разгрома противника! — говорили одни.

— Долой войну, вся власть пролетариату! — кричали другие.

Армия слушала, слушала, потопталась на месте и… разошлась.

Глава XXI

«Демократизация армии»: комиссары

Следующая мера демократизации армии — введение института комиссаров.

Заимствованная из истории французских революционных войн, эта идея подымалась в разное время, в различных кругах, имея своим главным обоснованием — недоверие к командному составу.

Интересно, что даже такой прямолинейный поборник здравых начал существования армии, каким был генерал Марков, еще в начале апреля, видя и страдая от ничем не оправдываемого недоверия, которое вдруг проявила солдатская среда к офицерству, послал в министерство проект введения в каждую армию комиссара — представителя военного министра, который мог бы видеть и свидетельствовать полную лояльность командного состава.

Председатель совета министров Львов прислал в мае в Ставку общие основания вводимого им института комиссаров.[159] На них, по мысли правительства, возлагалось гражданское управление на театре войны, на основаниях, изложенных в положении о полевом управлении войск, а также вся область снабжения, питания войск и санитарно-гигиенически-эвакуационная. Находясь в прямом и исключительном подчинении органам Временного правительства, комиссары лишь согласовали свои действия с соответствующими военными начальниками. Это предположение, окончательно вырывавшее из рук командного состава важнейшие военно-административные функции, встретило резкий протест со стороны Ставки, и тотчас же было оставлено правительством.

Между тем, напор, и довольно сильный, шел с другой стороны. Совещание делегатов фронта в середине апреля, обратилось с категорическим требованием к Совету рабочих и солдатских депутатов, о введении в армии комиссаров, мотивируя необходимость его тем, что нет долее возможности сохранить порядок и спокойствие, в отношениях солдат к отдельным лицам командного состава, и что если до сих пор удавалось избегнуть случаев самосуда и смещения, то только потому, что армия ждала соответственных мер Совета и правительства, и не хотела вносить беспорядок и осложнять их работу. Вместе с тем, совещание предложило, совершенно нелепый, проект одновременного существования в армиях трех комиссаров от: 1) Временного правительства, 2) Совета рабочих и солдатских депутатов, 3) Армейских комитетов. При этом, совещание в своих требованиях заходило очень далеко, возлагая на комиссариаты, как на контрольный орган, рассмотрение всех дел и вопросов, относящихся к компетенции командующих армиями и фронтами; скрепление своею подписью всех приказов; производство расследования деятельности командного состава, и право отвода его.