Читаем без скачивания Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этаких гостей он пребывал в добром расположении духа. И поначалу даже не обращал внимания на проволочки и затяжки сборов. И лишь после обеда, поняв, что дело затягивается, стал злиться, звать к себе офицеров и требовать, чтобы те поторапливались. Но как он ни подгонял людей, как ни просил спешить, до четырёх часов пополудни войско из лагеря так и не выдвинулось.
— Зато лошадки отдохнут, — зло говорил он, глядя на солнце, что уже покатилось к западу.
Если от Мелликона пойти по реке на запад, то до Юнг-Хольца, до перевала, будет всего два дня пути. А там, перед подъёмом в горы, и будет Бёльденген.
Дорфус перед самым выходом из лагеря снова разложил карту:
— Если пойдём по реке, через два дня там будем, я той дороги сам не видел, но возницы, с которыми я говорил, рассказывали, что дорога неплоха. И идёт до самого Бёльденгена.
Бёльденген. Там как раз полковник Майфельд ждёт прихода райслауферов. Если бы просто ждал, так он ещё и собирает людей с окрестностей. Сколько он соберёт? Один Бог знает, может, триста, а может, и тысячу. Мало того, что в этот самый Бёльденген нужно успеть до прихода наёмников, так ещё торопиться надо, чтобы полковник не собрал крепкий отряд из местных. Каждый день на счету. Надо было идти именно так, но Волков долго смотрел на карту взглядом тяжёлым и после сказал:
— Нет, идём на Висликофен. Эберст и люди его ждут, что мы появимся там.
Так сначала им предстояло идти один день на юг, и уже от Висликофена сворачивать на запад. Да, так терялся день, драгоценный день, который мог решить многое, но Эберст и его люди должны были знать, что генерал с войском рядом, тут. Что всё будет в порядке.
Никто ему не возражал. Все офицеры тоже понимали, что Эберсту появление войска необходимо.
Так и пошли, на юг. И уже на следующий день, к вечеру ближе, подошли к Висликофену, где офицеры ужинали с Эберстом.
— Ну, как вели себя горожане?
— Не сказал бы, что они рады нам, — отвечал полковник. — Но обещанные вам деньги собрали. Сие забавно, но деньги они принесли мне, как только увидели, что вы приближаетесь к городу, а до этого не торопились.
— Воры, — высказал своё мнение Игнасио Роха. — Все горцы — подлые и бесчестные воры.
— Да, думали, если появимся мы, то и отдадут деньги, а нет, так перережут гарнизон. А денежки …, я вам после ужина передам под расписку.
— Уже хорошо, что собрали деньги без напоминания, — сказал кавалер и опять подумал, что не зря сжёг Мелликон. Совсем не зря.
Он чуть помолчал и продолжил:
— Дорогой Эберст, мне пришлось оставить сотню людей капитану Нейману в лагере, он за два штурма потерял сто человек, теперь думаю взять у вас сто людей.
А полковник от таких слов перепугался, как от оружия у своего горла, уставился на генерала возмущённо и говорит:
— Господин генерал! Никак сие не возможно, напротив, я хотел ещё просить у вас людей. В городе горожане-подлецы злы, по договору они нас кормить должны, так я ту еду, что они привозят, сразу людям не даю, сначала испытываю на охотниках. А сегодня в день привезли пива, так специально в дурных бочках, те бочки мы сгружать начали, а пиво из них из щелей и потекло. Я кричу вознице: что такие бочки дурные ты привёз? А он мне: а вы с земли пиво лакайте, псы папские. Для вас и то хорошо будет, — Эберст вздохнул. — Еле остановил солдат, не то убили бы еретика. Не ровен час, ребята подняли бы эту сволочь на алебарды, так потом пришлось бы бунт в городе успокаивать.
Да, дело было невесёлое. Волков понимал положение полковника Эберста. Это хорошо, что он остановил солдат. Любой раздор, малейшая склока — и кровь, а от любой крови всё вспыхнет, как порох у запального отверстия. И, как ни крути, а на такой город, как Висликофен, людей у Эберста мало.
Офицеры за столом притихли. Молчали, почти перестали есть.
— Людей я вам не дам, полковник, — наконец произнёс Волков. — У меня теперь и двух полных тысяч пехоты не наберётся. Считая ландскнехтов. А мне райслауферов у перевала бить. А вы, полковник, молодец, не допускайте свар и распрей, вам тут придётся ещё неделю…, — генерал задумался на пару мгновений, — нет, не неделю, а полторы нас ждать. И коли людишки местные за оружие возьмутся, так я вам не помогу. Не успею.
— Это мне ясно, — отвечал Эберст.
— А уж если что начнётся, или, к примеру, дойдут до вас слухи, что я побит, так выходите из города и отступайте к лагерю. Ночью лучше выходите.
На таких невесёлых разговорах и закончился ужин у офицеров, потому как кавалер сказал:
— Господа, идите в свои части, выходим за два часа до рассвета. Майор Реддернауф, прошу разъезды ещё раньше вперёд выслать, а вас, капитан Пруфф, прошу начать готовиться заранее, чтобы нам опять всем не пришлось ждать, пока артиллеристы упряжь для своих лошадей приготовят.
Офицеры обещали всё сделать, как он просил, вставали и расходились.
Глава 26
Как хороши были горцы в пехотном деле, так нехороши были они в кавалерии. И Волков в который раз убеждался в том, что кавалерия весьма способствует его замыслам даже вне боя, на привале и на марше. Не встречая противодействия, кавалеристы давали генералу тактический обзор и позволяли действовать внезапно и двигаться быстро, не опасаясь неожиданных стычек и засад. Командиры горцев же, полагаясь на свою землю, считали, что всякий крестьянин при первой возможности сообщит им о приближающемся враге. А Волков велел фон Реддернауфу действовать в манере лёгкой ламбрийской конницы, которая выходит вперёд и в стороны от движущегося войска и, не останавливая всякое движение навстречу войску, препятствует всякому движению перед войском. То есть любого мужика или купца, что ехал навстречу, они пропускали, но любого, кто пытался опередить войско и предупредить о кого-то о его приближении, кавалеристы останавливали. Так, уже к концу первого дня пути кавалеристы нагнали небольшой обоз, что шёл по дороге к перевалу. Двадцать две телеги. Казалось, немного, но и то хорошо, помимо двадцати двух крепких телег и сильных меринов удалось захватить ещё хороших новых стёганок полсотни, много подшлемников, кое-какое оружие, солонину и даже немного пороха. Порох, конечно, был дрянной, ещё тот, которым