Читаем без скачивания Гнев изгнанников - Николай Побережник

Дарина сладко спала, локоны волос свалились ей на лицо, веки подрагивали, дыхание было ровным… должно быть, она видит сон, приятный сон. Некоторое время я еще смотрел на нее, шедевром античности застывшую в слабом свете лампады на стене. Затем тихо поднялся, оделся, укрыл лоскутным одеялом любимую и, прихватив кафтан и ранец, тихо вышел из комнаты, спустился вниз и, присев у одной из толстых опор чатрака, на которой был закреплен ночной светильник, набил трубку и поднял взгляд к небу…

– Трудный был путь?

– Не труднее того, что нам предстоит, – ответил я вождю, не оборачиваясь, так как слышал, что кто-то тихо ступает по настилу.

– Теперь ты примешь решение?

– Я его уже принял.

– И когда исход?

– Как только ваши… как только наши воины смогут оседлать хозяина болот и оружейники Шахара смогут изготавливать вот это, – я вытащил из ранца модель пушки.

– Что это?

– Это уменьшенный образ того, без чего нам никак не справится с той армией, которая будет в княжестве. Завтра я покажу, как она работает.

Вождь посмотрел на меня, на модель пушки, затем на Большую луну и тихо сказал:

– Ты Бэли, ты знаешь что делать, народ Шахара верит в тебя.

– Я сделаю все, чтобы не подвести народ Шахара.

В ответ вождь одобрительно кивнул и, сделав два шага в сторону своего чатрака, остановился и сказал:

– Утром я пошлю за тобой, увидимся в Храме.

Я молча согласился и стал извлекать из ранца то, что забрал в тайнике на заимке, а спустя полчаса вернулся к Дарине, тихо забрался под одеяло, обнял ее и наконец-то уснул.

Хартские земли.

Полевой лагерь Тарина

– Воевода, прискакал гонец, харткие старейшины и главы родов, что покинули княжество, соберутся к полудню на базарной площади Кузнечного каменка, – отодвинув полог походной палатки и просунув голову, доложил десятник из караула.

– Ванс, просыпайся, едем в каменок, – Тарин поднялся с набросанных вокруг кострища шкур, пристроил на место перевязь и обратился к десятнику: – пока нас не будет, собирайте лагерь и ждите гонца от меня.

– Сделаем, воевода, – пробасил десятник и скрылся за пологом.

В Кузнечный каменок Тарин выехал на рассвете, с Вансом и сотней всадников, оставив в походном лагере трехтысячное войско. Дорога, хоть и ехать не более часа, была трудной – слякоть и весенняя распутица. Благо хоть еще мороз поутру. Можно было поехать и по торговому тракту, но там снуют лазутчики императрицы, которая у единственных оставшихся каменных мостов по границе хартских земель ставит гарнизоны, они пока немногочисленны, но от Городища и со стороны цитадели у Желтого озера, как только позволят дороги, прибудет многочисленная армия. Про то Тарин знал, знали об этом и в хартских землях и спешно готовились к войне, которая будет самой кровопролитной за все времена.

– То-то икербы возрадуются, когда мы тут изведем друг друга, – заметил Ванс, чья лошадь ехала рядом с лошадью Тарина.

– Возможно, они смогут отвлечь княжеское войско на юге.

– Княжеское… – хмыкнул Ванс, – где тот князь?

– Может, это все слухи, – пожал плечами Тарин и поднес руку ко лбу, всматриваясь на виднеющийся впереди Кузнечный каменок.

– Много слишком слухов… я послал людей, как ты сказал, но они еще не вернулись, а те первые водницы, что встречались на оттаявших протоках, так и говорят – убили князя.

– Ну да… Ицкан убил.

– Да!

– Ванс, я хорошо знал Ицкана, пусть он из Хранителей, но он был верный слуга князю, после того послания, что с посадскими передали от Талеса, я и не сомневался, что Скади расправится с князем.

– Ну, не знаю, так говорят…

От каменка, навстречу кавалькаде выехал разъезд, трое вооруженных большими арбалетами хартов и трое бывших княжеских ополченцев, что прибыли в эти земли в течение зимы и теперь несут службу, защищая последнее пристанище для своих родов.

– Приветствуем тебя, Тарин! – поднял руку в перчатке из толстой кожи старший разъезда, им был пожилой харт.

Тарин кивком поприветствовал его и остановил лошадь.

– Болота оттаяли и разлились, следуй за нами, мы знаем сухую тропу.

О спокойной и мирной жизни в Кузнечном каменке забыли с началом зимы. По периметру посада и нескольких прилегающих многодворцев строились оборонительные укрепления. В основном это были возводящиеся в спешке небольшие остроги у дорог, троп и проток. Посад успели обнести частоколом, а сам он превратился в большой полевой лагерь.

– Да уж, я думал, что много людей из княжества в эти земли подалось, но чтобы столько, – удивлялся Ванс, проезжая мимо тесно понаставленных платок меж посадских домов и имений.

– Не так много, – ответил Тарин, – кое-кто в княжестве хорошо устроился и при иноземцах.

– Ну, мы снова на протоки, – подъехал старший разъезда.

– Да, благодарю тебя, – ответил Тарин, – встал в стременах и скомандовал, повернувшись назад: – Подтянуться! За мной!

Сотня всадников проехала меж домишек посада до мощеной главной улицы каменка и, перейдя на рысь, направилась к базарной площади, где все уже было приготовлено к Совету Родов.

Глава тридцать восьмая

Кузнечный каменок

К полудню базарный гомон стих, площадь, где был установлен большой шатер, оцепила дружина ополчения, а сам каменок замер, ожидая судьбоносного решения старейшин. Внутри шатра, вокруг ритуального костра, на шкурах, сидело порядка двадцати человек. Один из самых уважаемых старейшин хартов уже выступил с короткой речью, в которой выразил свое отношение к вероломству иноземцев, к тому, что любой пришедший в хартские земли с миром найдет его здесь, но сначала этот мир надо отвоевать. Впрочем, и другие старейшины выступили в том же ключе. Староста каменка поведал, какие работы были выполнены в плане фортификации, о том, сколько съестных запасов и чистой воды есть у каменка и близлежащих многодворцев на случай осады. Огромного роста и ширины плеч воевода дружины каменка, с коротким именем Дак, рассказал, что Кузнечный каменок может рассчитывать на дружину в две тысячи пик, а также пять сотен наемных всадников, что пришли в харткие земли из княжества со своими родами…

– А про ополчение сказать не могу, – вздохнул Дак, – третьего дня пытались всех перечесть, получалось, что окрест каменка да в посаде оружных людей, ратному делу обученных… эм… много, на пятой тысяче сбились. Люди-то свободные, туда пойдут – сюда поедут, как их считать-то?

Тарин молча слушал все это время, уже практически отполировав большим пальцем навершие меча, наконец, еще раз окинув всех присутствующих взглядом и поиграв желваками под черной как смоль бородой, поднял руку и сказал:

– Позволь, почтенный Дак тебя спросить.

– Конечно, воевода Тарин, – Дак приложил руку к мощной груди под кожаным доспехом.

– А сколько всего оружного люда от земель Желтого озера, до южных Икербских гор?

– С твоей-то Тарин, дружиной… эм…

– Я знаю, сколько в моей дружине людей, – Тарин перебил Дака.

– Не могу сказать, – Дак снова вздохнул, – люди бросают северные каменки да заимки. Уже давит с севера армия иноземная.

– Это я разослал гонцов, еще когда протоки подо льдом были скрыты, они говорили людям, чтобы те уходили на юг.

– И не защищали свои земли? – возмутился кто-то из купцов, что приехал из княжества.

– Я погляжу, ты тоже здесь, а не земли рода своего с мечом в руке защищаешь!

– А ты… ты служил этому князю! Мало того, ты привел его к власти!

– Правда в твоих словах есть… – Тарин кивнул, помолчал немного под пристальными взглядами присутствующих, – да, я помог Талесу вернуться в Городище, служил и был верен ему до тех пор, пока не был изгнан им. Каждый из вас может спросить меня об этом, но потом, а сейчас я командую дружиной, благодаря которой в хартские земли не прошел ни один отряд иноземцев. На золото, что отбито у иноземных караванов, за зиму выковано оружие, изготовлены копья и стрелы. Это мои дружинники, сменив мечи на плотницкие топоры, помогали возводить укрепления… но не об этом я хотел сказать.

– О чем же? – спросил уважаемый старейшина и кивнул, давая всем понять, что никто больше не должен перебивать Тарина.

– Люди ушли с северных земель, спасли себя, свои рода и самое главное, не оставили в амбарах ничего! Фронт из-за болот сократился, теперь иноземному войску придется идти по пустым землям, ожидая боя, которого не будет, пока они не достигнут окраин Красного леса, где мои дружинники и крестьяне за зиму возвели пять острогов и… еще, в общем, работали.

– Наш народ благодарен тебе, Тарин, – сказал старейшина, обвел всех взглядом и громко спросил: – Примешь ли ты службу нашему народу?

– Я уже ему служу, – Тарин уважительно поклонился, – эти земли приняли меня, и мне некуда более идти, некого более защищать… я не владею никакими ремеслами, кроме ратного и хочу спросить у Совета за себя и за дружину мою, примет ли хартский народ меня как воеводу и дружину мою для заступничества за земли хартские?