Читаем без скачивания Предатель - Аарон Дембски-Боуден

— Ненавижу этот корабль, — произнес Кхарн и добавил ругательство на награкали. — Я пойду с тобой, однако я не верю Эребу. Не могу понять, почему ты вдруг поверил.

Аргела Тала ничего не держало, однако он не двигался дальше. Похоже, лихорадочная потребность идти вперед отступила.

— Я ему не верю, — сказал Несущий Слово двумя голосами, — но тебе придется простить мне немного отчаянной надежды. Если он сможет ее вернуть…

— Но какой ценой? — вздохнул Кхарн. — Чем тебе придется заплатить?

Аргел Тал зашагал дальше, на сей раз не так быстро. Спустя долгую секунду Кхарн двинулся следом.

— Я не ввязываюсь в это, очертя голову, — в конце концов, произнес Несущий Слово. — Эреб не лишен слабостей. Его можно перехитрить и переиграть. Стоит рискнуть, брат.

Кхарн не ответил, предоставив тишине выразить несогласие за него.

— И я должен сказать тебе кое-что еще, — продолжил Аргел Тал. — Эреб, как обычно, вел себя, словно змея, предпочитая намекать и подсказывать, а не изъясняться прямо, однако он желает твоей смерти.

Кхарн вскинул голову. Он был не уверен, что расслышал правильно.

— Моей? За последние десять лет мы встречались один-два раза. С чего бы ему считать меня угрозой?

Перед тем, как снова заговорить, Аргел Тал все тщательно обдумал.

— Я его ненавижу, однако не могу отрицать его гениальности. Его разум одновременно работает на сотне уровней, он видит тысячу разных будущих последствий каждого своего действия. Каким-то образом где-то в одном из множества возможных будущих твои действия будут стоить нам успеха в войне. Если ты умрешь сейчас, то не сможешь повлиять на осаду Терры.

Кхарн ощутил внезапную потребность проверить оружие: плазменный пистолет и взятый из личного арсенала запасной цепной меч.

— Он тебе так сказал?

— Он мне так сказал, — Аргел Тал двинулся по витой лестнице, которая была слишком разукрашенной и готической для смрадных нижних палуб капитального корабля Несущих Слово. — Думаю, он надеялся, что я убью тебя из симпатии к нему и уважения к его замыслу. Однако Калт лишил меня последних остатков восхищения бывшим учителем.

Аргел Тал оглянулся на Кхарна. Их шаги разносились во мраке.

— Просто будь осторожен.

Ты уже второй из братьев, кто меня так предостерегает сегодня, — сказал Кхарн. — Первым был Эска.

Аргел Тал кивнул.

— Знаешь, вы постыдно обходитесь с вашими библиариями. Эска заслуживает лучшего.

Впервые за несколько дней Кхарн рассмеялся.

— Лекции о морали от…

— От человека с демоном в сердце, — закончил Аргел Тал, улыбнувшись по ту сторону лицевого щитка. — Знаю, знаю.

Двое воинов подошли к запертой переборке напротив левой стены. Несущий Слово провел рукой по ее поверхности.

— Жди здесь. Убивай всех, кто попытается сбежать.

Кхарн глянул на него, словно желая убедиться, что брат говорит серьезно, а затем кивнул.

— Ты будешь передо мной в долгу.

— Ты мне должен за спасение жизни на Теракане. Так мы поквитаемся.

— Теракан был тридцать лет назад. И ты мне еще должен за Джураду.

Аргел Тал ухмыльнулся и повернул затворный штурвал переборки одной рукой.

— Это ненадолго.

Он оказался прав. Потребовалось меньше семи минут.

Кхарн стоял за пределами помещения и слушал, как людей — иначе и не скажешь — забивают. Каждый удар, обрушиваемый Аргелом Талом на культистов внутри, сопровождался глухими мясистыми звуками и треском рвущейся ткани. Он ни разу не услышал, чтобы Несущий Слово потребовал ответа или объяснения. И ни разу — чтобы те сопротивлялись. Он мысленно представил ряды оборванных людей, которые стоят на коленях в концентрических кругах вокруг центральной кафедры или алтаря и вопят, молятся, задыхаются и плачут, пока над ними вершат расправу.

Возможно, они смирились со своей участью и радостно встретили переход в загробную жизнь. Возможно, их держал ужас.

Через щель в переборке, которую Аргел Тал оставил приоткрытой, слабо сочился свет свечей. Среди криков и бормотания на колхидском он несколько раз расслышал повторяющееся: «Великий господин, великий господин». Воздух заполнился резким кислым запахом крови и мочи.

Прошло шесть минут, и все затихло.

Перед началом седьмой минуты из комнаты появился залитый кровью Аргел Тал, несущий тело. То, что осталось от женщины после года гниения и многих месяцев почтительного обращения культистов, было завернуто в черный шелковый саван. Запах могилы был настолько грубым, насыщенным и резким, что буквально ощущался на вкус. Когда он захлестнул чувства Кхарна, тот отшатнулся назад и потянулся за пристегнутым к поясу шлемом. Оказавшись в знакомом окружении целеуказателей и вдохнув безвкусный воздух очистной системы доспеха, воин заговорил.

— Сколько их там было?

— Сто три, — Аргел Тал уже уходил, баюкая закутанный труп, словно спящего ребенка. — Пошли.

Вориас и Эска ожидали там, где им были не рады, однако сохраняли почтительную дистанцию. В транспортном ангаре внизу находилось несколько кругов Пожирателей Миров, которые подбадривали сородичей, сражавшихся голыми по пояс или в облегающих костюмах. Вдоль стен тянулись ряды отключенных «Разящих клинков» и «Лендрейдеров», наставивших разверстые жерла турелей на воинов, носивших такие же цвета.

Двое библиариев держались особняком, наблюдая с нависающей над ангаром палубы-балкона — как раз с такого расстояния, чтобы никто из воинов внизу не смог почувствовать их присутствия по периодическим сбоям имплантатов.

Вориас, старейший в группе уцелевших библиариев, работал совместно с Каргосом. Вел-Хередаром и прочими, пытаясь выяснить, почему Гвозди так прискорбно реагировали на присутствие психически одаренных разумов. Однако они забросили изыскания, когда осознали отношение к своему труду: всем было наплевать. Всем, кроме проклятых даром шестого чувства. Кроме того, усилия всегда тратились впустую и стоили жизни слишком многим «верным» Пожирателям Миров, которым не повезло оказаться рядом с неуравновешенными библиариями.

Примарх привнес в Легион мало традиций своей родины, однако недоверие ко всему «неестественному» было одной из них. Довольно скоро все легионеры, наделенные Гвоздями, плевали на пол перед своими же библиариями, чтобы отогнать вызванную соседством «неудачу».

Как же быстро суеверия превратились в факт. Примитивно, — подумалось Вориасу. Примитивно и очень прискорбно.

За последующие десятилетия его точка зрения не изменилась. В сущности, совсем наоборот. Дальше началось постепенное разрушение ощущения братства. С уничтожением родства часто гибла и верность, но Вориас был генетически рожден в XII Легионе и собирался принадлежать к нему до последнего дня своей жизни.

Он не питал к ним ненависти за то, как они презирали его, и не обижался, что они пренебрегают его талантами, полагая те опасными и никчемными. Он великолепно все понимал. Его присутствие причиняло им боль, а Легион не нуждался в его психическом даре. Даже до Никеи подобные силы никогда не учитывались в боевых планах Ангрона, отличавшихся прямотой и незамысловатостью.

Вориас сохранял оптимизм, но в глубине души смирился с правдой: он не являлся одним из них. Они были Пожирателями Миров. Он же был Псом Войны. Легион ушел вперед, бросив его позади вместе с неуклонно уменьшающимся кругом одаренных братьев.

Он наблюдал, как Эска следит за идущими внизу схватками, и ощутил, как губы раздвигаются в меланхоличной улыбке. Кодиций вздрагивал при сильных попаданиях и подергивался во время лучших ударов, словно сам их наносил.

— Хочешь к ним присоединиться? — поинтересовался старший воин.

— А ты нет? — спросил в ответ Эска.

У Вориаса было худощавое орлиное лицо с зелеными глазами цвета погибших лесов Терры. Оно во всех отношениях подобало ученому, человеку, которого трудно привести в ярость, что действительно соответствовало характеру библиария. Он был одним из немногих — людей,легионеров и всех прочих — кто желал демонстрировать лишь абсолютно искренние чувства и мысли. У тех, с кем он водил дружбу, это вызывало восхищение. Недоброжелатели считали это одним из его многочисленных недостатков.

— Хотел когда-то, — признался он, облокотившись на перила и глядя на воинов внизу. — Я жаждал товарищества, горячки бега вместе со стаей. Однако мне достаточно тебя и остальных, Эска. Нам нужно ценить то, чем мы обладаем, и бороться за достижимые цели, а не стремиться к тому, что для нас закрыто.

Эска ухмыльнулся, хотя выражение изуродованного и покрытого шрамами лица больше напоминало гримасу.

— Звучит очень пассивно, лекцио примус.

— Пассивность предполагает безразличие или трусость, — поправил худощавый воин. — Я просто реалист.