Читаем без скачивания О друзьях-товарищах - Олег Селянкин

— Что ж, пойдем в Петсамо.

Напомню, что я по своей основной военной профессии — подводник. Так вот, когда мы с товарищами узнали об этом решении Валентина Георгиевича, мы несколько минут молчали. Молчали из уважения к его личному мужеству. Дело в том, что фиорд, которым его лодке предстояло пройти в Петсамо, длинен и извилист, а на берегах его — многочисленные и самые различные посты наблюдения и батареи. Значит, подводной лодке нужно было все время идти под водой, значит, ни штурман ее, ни командир лодки ни на мгновение не имели права высунуть перископ! Они весь этот путь со множеством сложных поворотов обязаны были проделать, как выражаются моряки, «по счислению!»

Это у капитана Немо все было очень просто: захотелось осмотреть морские глубины — нажал кнопочку, и разошлась обшивка корпуса, перед тобой — огромное и надежное стекло; любуйся на рыбок разных. Наши подводные лодки тех лет ничего не видели на глубине. Вот и получалось, что Валентин Георгиевич, осмелившись проникнуть в Петсамо, принял очень ответственное решение. Почему пошел на это? Только потому, что был уверен и в своих подчиненных, и в себе самом.

И вот «Малютка» осторожно пробирается по извилистому фарватеру. Малейшая ошибка в прокладке курса — и она врежется в скалы. А тут еще и вражеские морские охотники разбегались, часто проносятся над ней. В такие минуты, заглушив моторы, она бесшумно скользит в темной глубине, чтобы, когда минует наибольшая опасность быть обнаруженной морским охотником, вновь дать ход, вновь идти вперед.

Почти час пробиралась «Малютка» по извилистому фарватеру во вражеский порт!

В своих воспоминаниях об этом походе Валентин Георгиевич позднее напишет: «Все люди, стоявшие по местам, были особенно напряжены. Я внимательно посмотрел на них. Что-то прекрасное появилось в их лицах. Никогда еще эти люди не казались мне такими близкими. Да это и понятно: нас роднило одно большое чувство — долг перед Родиной, мы понимали, что вышли не на учебные маневры, а в бой, и победа наша — обязательна».

И победа пришла: подводная лодка капитан-лейтенанта Старикова не только пробралась во вражеский порт, но и утопила там два транспорта, разгружавшихся у причалов.

Как видите, дерзкий замысел, обосновывавшийся на прекрасной выучке личного состава, увенчался успехом. Но ни сам командир лодки «Малютка», ни экипаж ее не имели даже малейшего права на расслабление: им предстояло еще и выйти в океан. А обозлившийся враг принял все меры для того, чтобы захватить или уничтожить дерзкую советскую подводную лодку. Об этом красноречиво свидетельствовало то, что по фиорду к его выходу один за другим пронеслись многие вражеские морские охотники, сторожевые катера и даже корабли.

Все это время Стариков бессменно находился в центральном посту, он вновь только по приборам вел свой корабль к выходу из фиорда.

И вдруг, когда начало казаться, что до океанского простора рукой подать, Стариков заметил, что подводная лодка перестала слушаться горизонтальных рулей и стремительно идет на глубину. Сразу пришла догадка: попали в противолодочную сеть.

Подобные сети — коварнейшее приспособление, и многие подводные лодки различных капиталистических держав, попав в них, вынуждены были всплыть и выкинуть позорный белый флаг капитуляции. Но советский командир капитан-лейтенант Стариков не намеревался сдаваться, он погрузил лодку ко дну, попробовал поднырнуть под сеть. Не удалось.

Тогда попробовал обойти сеть. Много раз и по-разному пробовал. И неизменно сеть, словно стена, преграждала путь. Нашел на карте самое глубокое место — может, здесь, между сетью и дном, есть просвет? Погрузился так глубоко, что корпус «Малютки» стал потрескивать от чрезмерного давления из-под заклепок начала просачиваться вода. Сеть была и здесь.

А сторожевые корабли и морские охотники врага не случайно так резво пробежали к выходу из фиорда: теперь они все были здесь, теперь они все внимательно следили за борьбой советской подводной лодки с сетью. И периодически сбрасывали глубинные бомбы. Вы, конечно, не знаете, что такое взрыв глубинной бомбы? Скажу кратко: от этих взрывов, порой — очень близких, полопались плафоны, а корпус лодки, казалось, вот-вот треснет, как скорлупа ореха под ударами молота.

Если же к этому добавить, что в лодке подошел к концу и запас воздуха, что с каждой минутой дышать становилось все труднее и труднее, то вы представите себе, в каком положении оказался экипаж «Малютки».

Повторяю: попав в подобные условия, подводные лодки других стран всплывали и поднимали белый флаг. Но Стариков — советский человек, командовал он советскими моряками и поэтому обратился к своим товарищам с такими словами:

— Похоже, нам остается одно: подойти к сети как можно ближе, всплыть в неполное надводное положение и попытаться проскочить над сетью. Потом опять нырнем в глубину… Конечно, когда всплывем, по нам откроют огонь. Но всплывем мы внезапно, и противник в первый момент, скорее всего, растеряется, замешкается. Значит, мы выиграем какое-то время… А если не успеем вновь погрузиться и враг попытается захватить нас в плен, вы, товарищ Смычков, по моему приказанию бросите связку гранат в артиллерийский погреб…

Затем капитан-лейтенант повернулся к своему помощнику, приказал во время его отсутствия находиться в рубке. И добавил:

— Если меня убьют или ранят тяжело, сразу же вступишь в командование.

Интонацией голоса, спокойствием, с каким отдавал все эти распоряжения, Валентин Георгиевич хотел подчеркнуть, что не сомневается в успехе задуманного. А о своей возможной гибели сказал будто просто так, для порядка…

Отдал все эти необходимые распоряжения, но не спешил с последней командой. Потому не спешил, что был не только решительным и волевым командиром; его высокую морскую культуру неоднократно ставили в пример нам, тем, кто кончал училище после него. Когда я говорю «морская культура», я прежде всего имею в виду обширный багаж знаний того или иного знакомого мне морского офицера. И могу с полной ответственностью заявить, что Валентин Георгиевич прекрасно знал почти все, что касалось того морского театра, где в морских глубинах плавала его лодка: и течения, и отливы, и приливы, и многое другое, без чего настоящий моряк и не мыслит успешного плавания. И теперь, находясь на глубине, в подводной лодке, которую враг засыпал глубинными бомбами, как и весь экипаж, ощущая нехватку воздуха, он напряженно рылся в своей копилке-памяти: а нет ли в ней чего такого, что могли не учесть фашисты?

Глубину и ширину фиорда они учли. Не забыли, разумеется, и течения. Стоп, стоп… В фиорде Петсамо очень значительна амплитуда прилива и отлива — нескольких метров достигает… А ну, попробуем!..

И «Малютка», повинуясь приказу своего командира, осторожно вновь подошла к сети, привсплыла и… скользнула через нее. Точно во время максимального прилива и так искусно скользнула, что фашисты не заметили этого и еще долго бросали в фиорд глубинные бомбы, хотя подводная лодка Старикова в это время уже полным ходом шла в глубине океанского простора.

Так закончился один из походов легендарной «Малютки», которой командовал наш земляк Валентин Георгиевич Стариков. А всего подобных боевых походов под его командованием она совершила двадцать. И потопила тринадцать вражеских кораблей (в том числе — подводную лодку), неоднократно снимала с вражеского берега советских разведчиков и выполняла много и других самых различных заданий. И, как награда за активную боевую деятельность, — экипаж лодки был зачислен в первый небольшой отряд гвардейских кораблей нашего Советского Военно-Морского Флота, сама лодка как лучшая награждена Красным знаменем ЦК ВЛКСМ, а командир ее — Валентин Георгиевич Стариков — удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

А после Великой Отечественной войны случилось так, что в Москве я случайно встретился с одним из бывших своих командиров бригады, с адмиралом, внешне суровым и невероятно скупым на похвалу.

После взаимного обмена искренними приветствиями разговор перешел на то, кто и где из наших однополчан сейчас, да как живет, как проявляет себя в теперешней мирной жизни. Особо придирчивы были к тем, кто продолжал военную службу: ведь теперь они на флоте всех нас, фронтовиков, ушедших в запас, представляли.

И вдруг адмирал сказал:

— Между прочим, сейчас у меня в академии некий подводник Стариков учится. Твой земляк, если мне память не изменяет.

Больше адмирал ничего не сказал. И тогда я решился подстегнуть его вопросом:

— И как он?

Подбросить-то вопрос подбросил, но почти не надеялся получить на него ответ. Однако, помедлив, адмирал сказал:

— Думающий товарищ… Очень думающий.

Напомню, что это сказал человек, которого все мы знали как невероятно скупого на похвалу.