Читаем без скачивания Настоящая любовь, или Жизнь как роман (сборник) - Эдуард Тополь

– Но вы еще член ЦК КПСС и депутат Верховного Совета СССР, правильно?

– Да, пока…

– Значит, вы член Советского правительства, верно?

– Н-да… – В его голосе звучала ироническая усмешка, которую было нетрудно уловить даже по телефону.

– Вот и примите меня не как министр, а как член правительства.

– А по какому вопросу?

– Честное слово журналиста, это по делу. Но по телефону я бы не хотел вдаваться в подробности…

– Хм!.. – сказал он озадаченно. Уж не знаю, понял ли он мой намек на то, что его министерский телефон наверняка прослушивают в КГБ, или не понял, но он заинтересовался и сказал: – Хорошо, приезжайте ко мне домой. Сегодня в 5.30. Советская площадь, 2, квартира 9.

Советская площадь находится в самом центре Москвы, на улице Горького. Дом номер два – каменный, старой постройки, смотрит своими большими окнами на площадь, украшенную памятником Юрию Долгорукому – древнему герою русской истории. Дальше, через площадь – знаменитый грузинский ресторан «Арагви», где каждый вечер гуляют полуправительственная знать и акулы левого, подпольного бизнеса.

В подъезде дома номер два дежурный лейтенант милиции спросил у меня, к кому я иду, и проверил мое редакционное удостоверение. Я не удивился этому, я знал, что это дом министерский, что здесь живут бывшие и нынешние министры и дочка Никиты Хрущева Рада со своим мужем Алексеем Аджубеем, бывшим при Хрущеве главным редактором газеты «Известия». Именно в то время Аджубей брал интервью у американского президента Джона Кеннеди, а теперь, после свержения Хрущева, Алексей Аджубей работал рядовым сотрудником в журнале «Советский Союз» и по вечерам выгуливал на Советской площади каких-то немыслимых, заморской породы и голубой масти собак…

Квартира министра Бакаева – огромная по советским стандартам – была так заставлена старой, еще сороковых годов, мебелью – какими-то кожаными диванами, креслами, каждое весом в полтонны, – что сам министр Бакаев казался на этом фоне маленьким старичком антикваром.

Он прочел оттиск статьи о капитане Кичине и сказал, удивительно точно – слово в слово – повторив украинского секретаря ЦК:

– Да, кажется, я поспешил с этим капитаном…

Правда, дальше разговор пошел совершенно по иному руслу – все-таки Бакаев оказался почеловечнее украинского секретаря, не зря он был министром флота, а не секретарем ЦК партии…

– Главное, я помню, что что-то мне тогда не понравилось в этом деле, – продолжал Бакаев, словно оправдываясь передо мной. – Но вы же знаете, как это бывает: помощник положил мне на стол уже готовое решение о лишении этого капитана звания, и я подписал… А напрасно, напрасно…

– Виктор Георгиевич, нужно восстановить его в капитанском звании… – мягко сказал я.

– Да это-то мы сделаем, я позвоню Дукельскому… Но дело не в этом, не в этом…

Он глянул на меня своими маленькими карими глазами, и мне показалось, что он как бы оценивал: можно со мной говорить откровенно или нет? Похоже, он не мог принять однозначного решения. Поэтому он спросил:

– Где сейчас этот Кичин? В Одессе?

– Нет, он в Москве.

– Вы можете с ним связаться?

– В любую минуту, – усмехнулся я. – Сейчас он сидит в редакции «Комсомольской правды», а ночует он у меня в номере, в гостинице «Пекин».

– Значит, вы с ним друзья?

– Да…

– Тогда вот что, – сказал Бакаев с облегчением, решив, видимо, говорить со мной откровенно и прямо. – Капитанское звание мы ему вернем, и в партии вы его рано или поздно восстановите. Первое в моих еще силах, второе – в силах вашей редакции. Но ни то, ни другое не может вернуть ему возможность плавать, если КГБ не даст ему визу на загранку. А одесское КГБ ему такую визу не даст, даже если вы напечатаете три такие статьи. Что же можно сделать? Вот что, завтра мой заместитель Дукельский подпишет приказ о восстановлении этого Кичина в звании капитана дальнего плавания. И завтра же – вы слышите, завтра же – этот Кичин должен быть в Батуми, у начальника Батумского морского пароходства. Я этому начальнику сам позвоню. У него на причале стоят два нефтеналивных танкера, готовых выйти в море. Кичин должен принять один из этих танкеров и тут же уйти в рейс. В Батуми, конечно, есть свое КГБ, но чем черт не шутит, это все-таки разные города, авось батумское КГБ в спешке даст ему визу на загранку… А что касается статьи, то – пожалуйста, вот моя подпись, я признаю, что с лишением звания капитана мы поспешили…

Я примчался в редакцию «Комсомольской правды», неся подпись Бакаева на статье, как знамя. Помню, я даже не удивился тогда, что никто – ни секретарь ЦК КП Украины Щербицкий, ни министр флота и член ЦК Бакаев, ни заместитель начальника Уголовного розыска СССР Волков, ни главный редактор «Комсомольской правды» – не решались в открытую обсуждать самое главное, из-за чего разгорелся весь сыр-бор с капитаном Кичиным: вымогательство взяток инспекторами одесского КГБ. Это осталось недосказанным, в тени, за скобками разговора. И больше того, сам министр флота, член Советского правительства вынужден был юлить и придумывать обходные пути, чтобы тайком от КГБ отправить в плавание одного из лучших капитанов своего министерства…

Нет, я тогда не удивился этому – это, я помню, было как бы в органике системы внутренних отношений советских людей к КГБ на всех социальных уровнях общества…

Да, честно говоря, мне и некогда было думать тогда об этих материях. Я выскочил из подъезда правительственного дома на Советской площади, сел в ожидавшую меня редакционную машину, сказал водителю «В контору!» (так мы всегда называли редакцию) и тут же заметил, что следом за нашей машиной тронулась черная «Волга» с двумя пассажирами. Один из них, сидя на переднем сиденье рядом с водителем, говорил что-то по радиотелефону.

Радиотелефон в машинах есть в СССР только у КГБ, милиции и членов правительства. Мы мчались в редакцию по улице Горького, и по дороге я лихорадочно соображал: если эта черная «Волга» не отвяжется от нас на следующем повороте, значит, это КГБ, это слежка, потому что ни милиции, ни тем паче членам правительства незачем наблюдать за мной…

Но даже когда эта «Волга», тупо вися у нас на хвосте, вместе с нами свернула с Ленинградского проспекта на улицу «Правды» и тормознула у издательства «Правда», в трех шагах от нашей машины, я сказал себе: «Ерунда, этого не может быть! Это простое совпадение, ты просто паникуешь, у страха глаза велики… И вообще – как может одесское КГБ организовать за тобой слежку в Москве? И откуда им знать, что ты уже написал против них статью? Бред!..»

Избегая встречаться взглядом с пассажиром в черной «Волге», который почему-то не вышел из машины, я взбежал по мраморным ступеням редакционного подъезда, толкнул тяжелую дверь, быстро миновал дежурного милиционера и ступил в кабину лифта. И когда я вышел на шестом этаже редакции и оказался в коридоре «Комсомолки», я почувствовал облегчение, словно оказался – смешно сказать! – в безопасном месте. «Ты просто псих и трус!» – сказал я себе и шагнул в кабинет студенческого отдела редакции, где сидели Гена Бочаров и еще несколько сотрудников.

– Вот! – Я гордо хлопнул на стол Бочарова оттиск нашей с ним статьи с визой Бакаева. – Подпись министра Бакаева! Пошли к главному, пусть ставит статью в завтрашний номер. Где Кичин?

– Кичин, как всегда, в буфете… – сказал Бочаров негромко. – Только что мне звонил помощник первого секретаря ЦК Украины. Сейчас в Киеве началось заседание бюро ЦК партии. Вопрос о Кичине стоит последним. То есть часов в девять вечера мы будем знать, восстановят они его в партии или нет.

– Конечно, восстановят! – сказал я уверенно. – Если поставили вопрос в повестку дня – значит, восстановят.

Иначе – зачем обсуждать? Исключить из партии второй раз, что ли?

– Не так все просто… – задумчиво продолжал Бочаров. – Они вызвали в Киев на заседание бюро ЦК кого бы ты думал?

– Данченко, наверное? Кого еще? Секретаря парткома пароходства?

– Куварзина, – сказал Бочаров и посмотрел мне прямо в глаза. – Слушай, ты сегодня ничего странного не заметил вокруг себя?

И вдруг меня как пронзило. Сегодня начальника Одесского управления КГБ полковника Куварзина вызвали в Киев, на заседание бюро ЦК КП Украины. Конечно, он приехал в Киев не к самому началу заседания, не к шести часам вечера, а с утра. И чтобы он мог подготовиться к своему выступлению, ему еще с утра (если не вчера) дали копию нашей статьи о капитане Кичине. Под статьей стоят две фамилии: «Геннадий Бочаров, Эдуард Тополь, спецкорреспонденты «Комсомольской правды». Вот откуда Куварзин уже знает о существовании этой статьи, знает фамилии ее авторов!

– Заметил… – ответил я Бочарову на его вопрос. – Но я думал, что это так – совпадение… А что – за тобой тоже?

– Угу… – сказал Бочаров и кивком головы пригласил меня к окну.