Читаем без скачивания Деньги Ватикана. Тайная история церковных финансов - Джейсон Берри

Габриэл Ми была идеальным объектом внимания для Легиона – набожная богатая вдова со второстепенными молодыми наследниками. В 1991 году во время торжественной церемонии в Риме она присоединилась к Регнум Христи. Став посвященной, они принесла в Род-Айленде обет послушания старшим. Ей все сильнее хотелось помогать Легиону. В 1994 году она совершила перемены в своем трасте, а Банк Флит превратил Фонд Тимоти Ми (с активом в $15 миллионов) в благотворительный траст, и теперь доходы обоих трастов получал Легион Христа в Северной Америке[339]. Трасты Ми принесли ордену $7,5 миллиона, кроме того Легион занял $25 миллионов у Банка Флит для приобретения комплекса зданий в округе Уэстчестер штата Нью-Йорк, где предполагалось открыть университет. В декабре 2000 года, когда Ми исполнилось 89 лет, она переменила свое завещание, оставив все свое имущество Легиону Христа, и назначила судебным исполнителем по завещанию отца Беннона. Роль соисполнителя играл Банк Флит.

Следующий этап событий описывает газета Hartford Courant:

Но вскоре орден и Ми подали иск против Банка Флит, поставив под сомнение то, как банк распоряжается фондами трастов. В 2003 году Ми снова переменила завещание, так что Флит оказался не у дел, а вместо него соисполнителем по завещанию стал Кристофер Брекетт, еще один священник Легиона, обитающий в Чешире.

Один из двух трастов Габриэл Ми был ликвидирован в 2003 году решением суда, а его оставшиеся фонды – более $2,1 миллиона – отошли к Легиону. В июне 2003 года Легион стал единственным владельцем роскошной квартиры, принадлежавшей Ми, в Наррагансете, стоимость которой оценивают в $850 тысяч[340].

Спор с Банком Флит был улажен вне суда. Ми перестала поддерживать отношения с родными, что встревожило ее племянницу Жанну Дорей. В 2001 году Дорей посетила центр Регнум Христи. Хотя она провела там пять дней, ей не удалось побыть вдвоем с тетушкой хотя бы немного: рядом всегда присутствовала еще одна женщина, которая направляла разговор так, чтобы он не затрагивал неугодных для Движения или не соответствующих его идеологии тем. Когда Ми захотела посетить заболевшую сестру, священники Легиона этого ей не позволили, что огорчило старую женщину. Дорей это не понравилось. После этого члены Регнум Христи стали звонить ей по телефону, упрашивая ее саму присоединиться к Движению – чего она отнюдь не желала делать. После этого ей удалось лишь несколько раз поговорить по телефону с тетей. «Мне показалось, что они нашли в ней дойную корову и что они никогда и ни за что ее от себя не отпустят», – сказала Дорей журналисту[341]. После смерти Ми кузина Дорей обратилась в суд, желая оспорить завещание[342].

Женвьев Кинеке ушла из Регнум Христи, когда забеременела своим пятым ребенком. Вскоре после этого СМИ заговорили о злодеяниях Масьеля. Эти разоблачения и разговоры с другими женщинами, покинувшими Движение, вдохновили Женвьев Кинеке на создание замечательного блога life-after-r.c.com.

Мексиканская модель

Стратегия обработки богатых женщин и олигархов была испробована Масьелем еще в индустриальной столице Мексики Монтеррее. Чтобы заручиться поддержкой элитных семей, Масьель создал приватные средние школы: одну для мальчиков, другую для девочек. Он экспортировал эту модель в Америку – открывал частные школы для богатых семей, члены которых могут примкнуть к Регнум Христи и давать деньги, стараясь воспитывать детей так, чтобы они вошли в Легион или в Движение. Члены Движения изучали письма Nuestro Padre. Более продвинутые из них приносили обет безбрачия и жили в общинах. Орден Масьеля копировал Опус Деи, основанный в Испании в 1930-х, в который входили миряне, принесшие обет безбрачия и жертвовавшие часть своей зарплаты. Но если основатель Опус Деи призывал к освящению труда мирян[343], целью Масьеля было приобретение богатства для Легиона. Посвященные женщины из Движения, дешевая рабочая сила, боготворили Nuestro Padre и, подобно священникам ордена, неутомимо собирали пожертвования.

В Монтеррее Масьелю приходилось соперничать с иезуитами, которые были тесно связаны с высшими классами общества. В 1960-х в Мексике обретала популярность теология освобождения. Как отмечает историк Энрике Краузе, в эти годы «иезуиты, привлеченные идеей «церкви бедных», начали терять интерес к обучению богатых»[344]. В крупных городах Мексики школы Масьеля оказались конкурентоспособными, а одновременно они позволяли искать состоятельных сторонников. В 1968 году Эвгенио Гарса, важнейший спонсор Технологического института в Монтеррее, начал оказывать давление на епископа, чтобы тот удалил капелланов-иезуитов из студенческого кампуса и закрыл их орден в диоцезии Нуэво-Леона. Пять лет спустя, когда Гарса был убит партизанами при неудавшейся попытке похищения, на его похороны собралось 200 тысяч людей. Позднее газета New York Times писала:

Это убийство посеяло панику в деловых кругах Мексики, повсюду воцарился хаос… Семья покойного вскоре разделила его холдинговую компанию Monterrey Group и создала четыре отдельных компании, которыми легче было руководить – и которые были надежнее защищены. Alfa, одна из них, пережила столь бурный рост в середине и конце 1970-х, что вскоре стала крупнейшей частной компанией Латинской Америки. В 1994 году ее доходы составили $2,49 миллиарда. Она занимается сталью, нефтью и пищевыми продуктами[345].

Дионисио Гарса, родной брат Эвгенио, стал сторонником Масьеля, как и другие члены семьи Гарса, которую Times сравнивала с Рокфеллерами. «Одна из моих тетушек подарила Масьелю дом», – вспоминает Роберта Гарса, младший ребенок из восьмерых детей Дионисио. Роберта родилась в 1966 году и стала главным редактором газеты Milenio, выходящей в Мехико. Ее отец, «консервативный джентльмен викторианского типа», давал миллионы Легиону. «В нашей семье редко смотрели телевизор. После еды мы все собирались и разговаривали друг с другом»[346].

В детстве и юности Роберта часами сидела в библиотеке своего деда и читала. «Ни мой дедушка, ни его брат не были близки к Легиону, – рассказывала она, – считая членов этого ордена слишком амбициозными. Когда мой дядя добился изгнания иезуитов, образовалась некая пустота. Члены Легиона обходили один дом за другим, так что каждую состоятельную семью опекал один из их священников. Отец Масьель говорил: «Вы должны много помогать церкви, потому что Бог дал вам так много». Его сопровождали один-два молодых священника. Они как бы случайно потихоньку сообщали членам семей: «Nuestro Padre настолько близок к Богу, что он видит всю вашу душу». Я искренне верила, что он святой священник. Но кое-что вызывало у меня скептицизм. Мне не нравилось, что люди им восхищаются, не задавая никаких вопросов. Женщины любили его».

В 11 лет Роберта отправилась во Францию, чтобы учиться в Академии Святого сердца. Она жадно поглощала книги и начала писать сама. Отец Масьель писал ей во Францию благожелательные письма. Ее старший брат Луис Гарса Медина (родившийся в 1957 году) окончил Ирландский институт, подготовительную школу Легиона в Монтеррее. Преподаватели, воодушевленные идеей Масьеля об особых избранниках, стремились к тому, чтобы их ученики думали о себе как о будущих священниках Легиона или активных деятелях Регнум Христи. Как вспоминает Роберта, когда Луис выразил желание стать священником, отец сказал, что сначала ему следует закончить колледж. Шестнадцатилетний Луис поступил в Стэнфордский университет и начал изучать управление производством. «Чтобы он не забыл о своем призвании, – говорит Роберта, – в калифорнийском кампусе, Легион отправил одного из своих членов, чтобы тот жил вместе с Луисом».

«Это типичная тактика Масьеля, – объясняет один из старых друзей Луиса. – Начинающие члены Регнум Христи не имеют права на самостоятельную жизнь, им следует всегда ходить парами. Когда Луис закончил второй курс, Масьель послал кого-то жить вместе с ним». Кончив учебу в Стэнфорде в 1978 году, Луис Гарса вступил в Легион. Он стал священником через семь лет, хотя обычно в Легионе рукополагают после десяти лет. Паулина, сестра Луиса и Роберты, вступила в Регнум Христи и переехала в Рим.

В 1980 году Роберта вернулась из Европы и поступила в среднюю школу в Монтеррее. Она вспоминает: «Это было весьма традиционное заведение с жесткими правилами, где не приветствовалось критическое мышление. Дочери одной моей родственницы не преподавали английский. Родственница была недовольна такой программой и пожаловалась на это одному из священников Легиона. Вот что тот ей ответил: «Конечный суд не будет зависеть от знания английского». Они воспитывали нас для своего движения. Если твои родители состоятельны, если они имеют власть, вес в обществе, ты становишься для них желанной добычей… Я страдала после Франции, где можно было мыслить свободно. Они постоянно говорили о том, что все блага, которыми ты располагаешь, дарованы тебе по милости Бога – и потому ты должен их ему возвращать и сражаться с силами зла. Они торговали раем нравственной праведности. Каждую ночь я плакала, думая: «Тут мои родные, здесь мой дом, но мне не хочется здесь жить». Я просто сходила от этого с ума».