Читаем без скачивания Фаворит короля - Рафаэль Сабатини

Однако он обуздал себя и, прорычав что-то нечленораздельное, вышел, грохнув дверью.

Истерзанная и душой и телом, ее светлость уселась за письмо к графу Саффолку, в котором описывала жестокость мужа. Она также написала лэмбетскому колдуну, начиналось письмо словами «Дорогой отец»: графиня просила его всеми земными и небесными средствами избавить ее от кошмара. Камеристка Катерина тайком вынесла и отправила письма.

После этого ее светлость удалилась в свою спальню, заперлась, опустила шторы и рухнула в постель. Она провела в спальне две недели, отказываясь выходить к столу и впуская лишь своих служанок. Его светлость, сам испуганный тем, что наделал, ее не беспокоил. К концу второй недели, устав от мрачного молчания, в которое погрузился дом, – даже слуги, казалось, старались ходить на цыпочках, – он отправился к ней с визитом. Впустить его в спальню она отказалась, и он в ярости удалился. После этого он снова и снова подбегал к дверям, орал, требовал, чтобы его впустили. Наконец он заставил ее открыть и объявил, что в доме хозяин он и что впредь он будет вести себя именно как хозяин.

Ей не удастся заставить его покориться этими детскими штучками, пусть она не думает, что терпение его бесконечно! Если он до сих пор относился к ней с пониманием, то теперь и она должна отвечать ему тем же, а то посмотрим! Она сама будет отвечать за последствия! На что она заявила, что вполне готова к любым последствиям, и велела оставить ее. Он снова попробовал вбить в нее благоразумие, она защищалась изо всех сил – била, кусала, царапала, швыряла в него все, что попадалось под руку.

Это была громкая баталия. Эхо ее разносилось по всему дому, и слуги, дрожа, ждали смертоубийства. В конце концов, она, избитая, бросилась на постель и зашлась в рыданиях, а его светлость вышел прочь с расцарапанным лицом.

Его светлость со злобой размышлял о том, до чего она его довела: он стал вести себя как чернь! На какое-то время он оставил ее в покое, и она постепенно приходила в себя от кошмара, который, как бы уже по традиции, посещал ее по утрам. Впрочем, подобных сцен больше не повторялось: ее светлость продолжала пребывать в затемненной спальне, но, рассудив, что запертая дверь – не самая крепкая преграда, стала впускать его в комнату. Дальше взаимных оскорблений дело не шло, но оскорбления становились все серьезнее.

Затем он применил новую тактику. Он изнурит ее своим бездействием! Пусть себе сидит в одиночестве, когда-нибудь ей это наскучит и она сдастся просто потому, что ей станет совсем уж тоскливо! Он наприглашал в дом знакомых джентльменов, на этих чисто мужских пирушках присутствие хозяйки не требовалось, а отсутствие не нуждалось в извинениях. Позабыв свои пуританские привычки, молодой аристократ предавался самому необузданному буйству, и отголоски достигали спальни ее светлости. Он как бы насмешничал над ее горем.

В таком духе прошла весна, наступило лето. Вооруженное перемирие сохранялось, и одна из сторон впадала во все более глубокое отчаяние, а вторая – кипела злобой. Отчаяние ее светлости усугублялось еще и тем, что доктор Формен, вполне резонно не желавший афишировать своей деятельности, не отвечал на ее письма.

Наконец в одно июльское утро его светлость явился в спальню жены и потребовал, чтобы подняли шторы. Поскольку никто из служанок не проявил готовности подчиниться приказанию, он лично открыл окна, а затем приказал женщинам удалиться. Они вынуждены были подчиниться.

Ее светлость сидела в постели, завернувшись в пеньюар. Золотые волосы растрепались, лицо побледнело от страха, глаза припухли, и все же она была необыкновенно хороша. Но сейчас он не замечал ее красоты – прежде она была для него желанней всех женщин, теперь же он почувствовал отвращение: этот виноград, прекрасный на вид, вполне может быть кислым на вкус. Он так долго жаждал ее, он так долго мучился страстным голодом, что сейчас ее вид уже не возбуждал в нем аппетита – вот что он собирался ей сказать, вот ради чего явился в спальню. Положение, в которое она его поставила, было просто невыносимым – ни женат, ни холост!

Он стоял в ногах постели, и спинка кровати и столбы, подпиравшие полог, служили ему словно рамой.

– Я пришел к вам, мадам, – так начал он свою тщательно отрепетированную речь, – чтобы в последний раз просить покориться обстоятельствам, в которых мы оба оказались.

Она испугалась, но постаралась скрыть панику и отвечала таким же ровным голосом:

– Мой ответ, сэр, остается неизменным.

– Вы упорно отказываетесь выполнять свои супружеские обязанности?

– Я отказываюсь не от выполнения супружеских обязанностей, я отказываюсь признавать наш брак.

– Но и закон, и ваша семья его признали.

– Неужели мы снова должны все это обсуждать? – Голос у нее был усталый, и, подняв исхудавшую руку, она откинула со лба прядь золотых волос. – Мы с вами все время движемся по кругу, милорд, и у меня уже начинает кружиться голова. А когда кружится голова, трудно различать действительность.

Как обычно, находчивость ее ответа обескуражила его, и, как обычно, он почувствовал прилив злобы. Но, помня о своей задаче, решил стерпеть.

– Если вы поняли, что вам необходимо трезво взглянуть на действительность, тогда нам больше не о чем спорить.

– А если не поняла? Что тогда?

– Значит, вы признаете, что чертовски упрямы?

– О, я готова признать что угодно. Давайте перейдем к существу вопроса.

– Прекрасно, мадам, – чтобы успокоиться, он глубоко вздохнул. – Я устал от вас, мне надоело ваше сопротивление, мне надоело ваше пребывание в этом доме. Вы вольны покинуть его, когда угодно. Можете отправляться к отцу, да хоть к самому дьяволу, не бойтесь, я не стану вас возвращать. Я проклинаю тот день, когда впервые увидел вас, и молю Бога, чтобы мне больше никогда не пришлось вас видеть, – эти последние слова он уже почти что кричал, но затем, обуздав себя, снова заговорил ровным голосом: – Вот и все, мадам.

Он торжественно поклонился и добавил:

– Имею честь откланяться, – и вышел вон.

Она в молчании выслушала эту последнюю тираду и даже не попрощалась. Она боялась, что это лишь какая-то очередная уловка. И тут же вспомнила о докторе Формене – хотя тот и не отвечал на ее письма, разве можно было усомниться, что переход к ненависти произошел не в результате действия магического порошка и магических заклинаний?

Она вскочила с постели, созвала служанок, раздала приказы и сразу же начала собираться.

И в субботу, когда граф Нортгемптон только приступил к обеду в скромной компании сэра Дэвида Вуда, слуга прервал их трапезу объявлением, что прибыла леди Эссекс.