Читаем без скачивания Достанем врага везде! - Иван Стрельцов

— А, Ванюха… Что, с Кубани или хохол? — без всякого перехода огорошил он собеседника.

На лице Коновальца не дрогнул ни единый мускул, он лишь криво усмехнулся.

— Какой же хохол по фамилии Иванов? Родился под Вологдой, только вот вся жизнь прошла на Кубань-реке.

— Значит, земляки! — широко оскалился Сергей и, звучно хлопнув себя ладонью по широкой груди, сообщил: — Поселок Рыбацкий под Приморск-Ахтарском.

— А я со станицы Староказачья, — выдавил из себя Степан. Назойливый водила его уже изрядно достал и боевик держался на честном слове, чтобы не свернуть его бычью шею.

— Не-а, не слыхал про такую, — как избалованный теленок, мотнул головой Сервант, продолжая свою роль, как вдруг почти по-детски обрадованно воскликнул: — Слышал новый анекдот?

— Расскажи, буду знать, — тяжело вздохнул Коновалец. В его сознании все больше крепла уверенность, что стоящий перед ним качок не жилец, вовсе не жилец.

— Значит, классификация такая. Один хохол — партизан, два хохла — партизанский отряд. А три — партизанский отряд с предателем. Гы-гы! Прикольно?

— Смешно, — мрачно кивнул боевик, все сомнения для него отпали. Положив Сергею руку на плечо, повернул того спиной к автобусу. — Я тоже знаю один веселый анекдот.

— А ну, повествуй, а я заценю.

— Значит, приехал москвич во Львов и пошел осматривать достопримечательности. Гулял, вот как ты сейчас, до темноты — и тут соображает, что надо в гостиницу возвращаться, пока чего не приключилось. Дальше на пути попадается группа парней, он решил идти ва-банк, подходит и спрашивает: «Хлопцы, а где тут остановка трамвая?» Те улыбнулись, отвечают: «Зупынка за рогом, а ты, москалыку, вже прыйихав».

— Ты к чему это, Вано? — на лице Сергея появилась маска растерянности.

— Брянский волк тебе Вано, — ухмыльнулся Степан, хищно сверкнув золотой фиксой из приоткрытого рта. — А ты, водила, тоже вже прыйихав.

И тут же в бок Серванта с силой уперся ствол «АПС». Бывший мичман скосил глаза, снизу доверху смерив взглядом фигуру Топтыгова.

— Вот он, твой настоящий земляк, — указал на Константина Мокронос и сплюнул под ноги. — Тебя он и оформит в один конец. Давай, Костян, поживее, а то нам пора ехать.

Круто повернувшись на каблуках, взбив легкое облачко пыли, Степан бодро зашагал в сторону автобуса, насвистывая незнакомую слуху Серванта мелодию.

— А ну, пошел к своему драндулету, — теперь тычок пистолетного ствола пришелся в поясницу пленника.

Сергей медленно, едва не по-стариковски подволакивая ноги (как и должен себя вести приговоренный к смерти) сделал шаг, другой, третий… До крайнего дерева, что называется, было рукой подать, когда Сервант резко развернулся, одновременно уходя с линии огня прижатого пистолета и в то же время от автобуса, прикрываясь спиной Топтыгова. Правый кулак морского диверсанта с выставленной вперед фалангой среднего пальца по кратчайшей траектории ударил дезертира в грудь. Хорошо поставленный удар сломал ребро, вогнав осколок в сердечный мешок. Боль буквально парализовала палача, вогнав в ступор. Что произошло, из салона автобуса видеть не могли; по крайней мере, несколько секунд у Серванта было, и он знал, с какой пользой их потратить. Сорвав с пояса уже мертвого боевика гранату, он привычным движением выдернул чеку, широко размахнулся и метнул лимонку в сторону «Мерседеса».

Когда рубчатое тело оборонительной гранаты, разбив на множество осколков стекло, влетело в салон, Сергей Севрюков, сжимая в руке трофейный «стечкин», успел заскочить за толстый ствол взрослого дуба.

Взрыв оказался в сотню раз сильнее ожидаемого: германский автомобильный гигант разметало на куски, оставив лишь дымящийся искореженный остов с вывернутыми в разные стороны колесами.

Когда бойцы группы выбежали к поляне, Сервант сидел на земле и пальцами пытался прочистить забитые звуковой волной уши.

— Ну, что же ты так, Сергей Васильевич, — воинственно размахивая «Винторезом», больше всех возмущался Бизон. — Говорил, «языка» надо брать, а сам всех одним махом под заныр.

На упреки командир только пожал плечами — дескать, ошибочка вышла, не рассчитал силушку богатырскую.

— Дальше-то что делать? — обстоятельно поинтересовался Кужиль, заметив, что временная глухота отпустила старшего.

— С Крутовым связались? — в свою очередь спросил Сервант, уже окончательно придя в себя.

— Радист сказал, что он на задании и будет только утром, — доложил Кужиль, тон его был подчеркнуто серьезным. Действительно, если на задание выбираются лично московские генералы, это уже не бирюльки. Так что до самого утра группа была предоставлена сама себе, и отвечал за бойцов только командир.

— Значит так, покойнички рвались на ту сторону Рокского тоннеля. Причем торопились. Вывод? Мы едем туда же, — после недолгих размышлений принял решение Сервант. — Может, чего и нам обломится…

В командном бункере царили полумрак и гробовая тишина. Все находившиеся под бетонными сводами этого сооружения замерли у своих рабочих мест, как театральные статисты перед началом пьесы. Но занавес по какой-то никому не известной причине не поднимался.

Бригадный генерал Пааташвили с животной тоской смотрел в экран прямоугольной амбразуры. Впереди, поблескивая желтыми и голубыми огоньками окон, раскинулся Цхинвал, столица непризнанной и тем не менее независимой республики. Город затих в полуночной дреме после изнурительного жаркого дня. Слева от города была развернута база российских миротворцев. Военный город был залит электрическим светом, как бы выставляя напоказ штабные постройки, коробки казарм и боксов для техники. Тем, кому надлежало оберегать мир в этой горячей точке, скрывать было нечего.

Услышав назойливую трескотню сверчка, Димурия Пааташвили с неожиданным раздражением подумал: «Прям-таки мирная идиллия».

За спиной бригадного генерала раздались громкие шаги — это нервно измерял своими ступнями помещение бункера полковник Мэйн. Американцу было с чего нервничать: перед своим руководством за проведение операции отвечал именно он, и теперь от успеха или неудачи зависела его карьера, а для любого янки это не пустой звук. Тем более какие силы были затрачены на эту операцию — от составления грамотного плана до переброски и тайного развертывания воинских подразделений!

Десятки танков, самоходных установок, артиллерии, БТРов и установок залпового огня выходили на рубежи и, тщательно маскируясь, готовились к огневому налету. Позади них разворачивались мотострелковые части, им предстояла самое сложное — идти за бронетехникой и зачищать освобожденное пространство.

Командный бункер был выстроен на одной из господствующих высот, из его амбразур можно было контролировать почти все пространство, но только до тех пор, пока не падет Цхинвал. Дальше командованию потребуется перебираться в боевые порядки наступающих. Предвидя такое положение вещей, Джордж Мэйн прибыл на место с мобильным штабом на пяти «Хаммерах», оснащенных всем необходимым — от спутниковой связи до аппаратуры электронной разведки.

Димурия Пааташвили снова окинул мрачным взглядом спящий Цхинвал. Город был обречен. Ему, бригадному генералу, была поручена не только эта операция, но и доверены силы куда большие, чем одна бригада. Недаром в сводках Министерства обороны Грузии эта группировка значилась как Первый штурмовой корпус. Кроме солдат, танков, БТРов и пушек в его подчинении находились части специального назначения и даже авиации.

«Этот таран уже ничто не сможет остановить, мы всё уничтожим, — вынюханные за день две „дороги“ кокаина плюс недавняя инъекция „сыворотки агрессии“ превратили его в мифического воина, который был в состоянии победить не только каких-то осетин, но и голыми руками задушить тигра, не опозорившись перед древними витязями. — Сперва мы очистим Цхинвал до самого хребта, а потом я поверну войска на Сухум, который возьмем за пару дней на пару со Вторым штурмовым корпусом».

План возвращения отколовшихся автономий уже был готов, оставалось лишь одно — поэтапно и тщательно его выполнять.

В своих сладких грезах Димурия представлял себя на белом скакуне, въезжающим на усеянные белыми розами улицы родного Тбилиси.

— Контрольное время просрочено на двадцать минут, операцию нужно отменять, — встревоженный голос Абрахама Шейна прозвучал как гром с ясного неба, как ушат ледяной воды, возвращая сознание Пааташвили из мира феерических фантазий в суровые реалии. Бригадный генерал резко обернулся, посмотрев на сгрудившихся перед картой израильтян остановившимся взглядом. Его опередил Джордж Мэйн.

— Операция согласована на самом высоком уровне, и ее никто не может отменить.

— Вы обещали, что повод для начала боевых действий будет, — тут же возразил полковнику Ицхак Каплан. — Но все вокруг тихо, а тем временем в Пекине началась Олимпиада. В древние времена войны не то что не начинались, а даже прекращались уже идущие.