Читаем без скачивания Булгаков. Мистический Мастер - Борис Вадимович Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако участь постановки была очень быстро решена вне всякой зависимости от мнения зрителей. 29 февраля 1936 года председатель Комитета по делам искусств при СНК СССР П. М. Керженцев представил в Политбюро записку «О „Мольере“ М. Булгакова (в филиале МХАТа)». Там утверждалось, что драматург «хотел в своей новой пьесе показать судьбу писателя, идеология которого идет вразрез с политическим строем, пьесы которого запрещают».
В таком плане и трактуется Булгаковым эта «историческая» пьеса из жизни Мольера. Против талантливого писателя ведет борьбу таинственная «Кабала», руководимая попами, идеологами монархического режима… И одно время только король заступается за Мольера и защищает его против преследований католической церкви.
Мольер произносит такие реплики: «Всю жизнь я ему (королю) лизал шпоры и думал только одно: не раздави… И вот все-таки раздавил…» «Я, быть может, вам мало льстил? Я, быть может, мало ползал? Ваше величество, где же вы найдете такого другого блюдолиза, как Мольер?» «Что я должен сделать, чтобы доказать, что я червь?»
Эта сцена завершается возгласом: «Ненавижу бессудную тиранию!» (Репертком исправил на «королевскую».)
Несмотря на всю затушеванность намеков, политический смысл, который Булгаков вкладывает в свое произведение, достаточно ясен, хотя, может быть, большинство зрителей этих намеков и не заметят.
Он хочет вызвать у зрителя аналогию между положением писателя при диктатуре пролетариата и при «бессудной тирании» Людовика XIV.
Было решено добиться снятия пьесы с репертуара, без формального запрета, публикацией критической статьи в «Правде».
Удар был нанесен 9 марта 1936 года, когда в «Правде» появилась инспирированная Политбюро и Керженцевым редакционная статья «Внешний блеск и фальшивое содержание», повторявшая основные тезисы председателя Комитета по делам искусств. «Мольер» в ней назван «реакционной» и «фальшивой» пьесой, Булгаков же обвинен в «извращении» и «опошлении» жизни французского комедиографа, а МХАТу вменялась в виду попытка прикрыть недостатки пьесы «блеском дорогой парчи, бархата и всякими побрякушками». В этот день Е. С. Булгакова отметила в дневнике, что по прочтении статьи «Миша сказал: „Конец „Мольеру“; конец „Ивану Васильевичу“. Днем пошли во МХАТ – „Мольера“ сняли, завтра не пойдет. Другие лица“. Пьеса успела пройти только семь раз».
В тот же день, 9 марта, Елена Сергеевна зафиксировала многочисленные призывы мхатчиков оправдываться письмом за «Мольера» после статьи в «Правде», и резюмировала: «Не будет М. A. оправдываться. Не в чем ему оправдываться».
В кампании против «Мольера» принял постыдное участие и М. M. Яншин, один из ближайших друзей Булгакова. 17 марта в газете «Советское искусство» появилась его статья «Поучительная неудача», где утверждалось, что «на основе ошибочного, искажающего историческую действительность текста поставлен махрово-натуралистический спектакль». Как ни оправдывался потом Яншин, как ни открещивался от статьи, утверждая, что репортер газеты, записывавший эту статью-беседу, злонамеренно исказил его мысли, Булгаков навсегда разорвал дружбу с Михаилом Михайловичем.
Конфликт из-за «Мольера» предопределил уход Михаила Афанасьевича из МХАТа. Еще в мае он дал согласие сделать для Художественного театра перевод шекспировских «Виндзорских проказниц». Булгаков задумал создать фактически оригинальную пьесу по мотивам Шекспира, как ранее, осенью 1932 года, он написал для Государственного театра Ю. А. Завадского по мотивам мольеровского «Мещанина во дворянстве» «Полоумного Журдена», где представлена постановка этой комедии в театре Мольера (спектакль в театре Завадского не состоялся).
1 сентября 1936 года, сразу после возвращения с отдыха на Кавказе, Е. С. Булгакова записала в дневнике:
«Конец пребывания в Синопе был испорчен Горчаковым… Выяснилось, что Горчаков хочет уговорить М. А. написать не то две, не то три новых картины к „Мольеру“. М. А. отказался: „Запятой не переставлю“.
Затем произошел разговор о „Виндзорских“, которых М. А. уже начал там переводить. Горчаков сказал, что М. А. будет делать перевод впустую, если он, Горчаков, не будет давать установки, как переводить.
– Хохмочки надо туда насовать!.. Вы чересчур целомудренны, мэтр… Хи-хи-хи…
На другой же день М. А. сказал Горчакову, что он от перевода и вообще от работы над „Виндзорскими“ отказывается. Злоба Горчакова.
Разговор с Марковым. Тот сказал, что театр может охранить перевод от посягательств Горчакова…
– Все это вранье. Ни от чего театр меня охранить не может».
15 сентября 1936 года Булгаков одновременно подал заявления о расторжении договора на перевод «Виндзорских проказниц» и об увольнении с должности режиссера-ассистента.
Его приютил Большой театр, где Михаил Афанасьевич с 1 октября стал работать в должности консультанта-либреттиста с обязательством писать по одному либретто ежегодно и о создании либретто «Черное море» (о Перекопе) для Потоцкого. Булгаков получил высокий оклад – 1000 рублей в месяц (во второй половине 30-х годов среднемесячный заработок рабочих и служащих не превышал 390 рублей, а доходы колхозников были еще ниже). Вопреки распространенным легендам, в последние годы жизни Булгаков материальной нужды не испытывал, хотя до роскоши, в которой жили наиболее преуспевающие деятели литературы и театра, ему, конечно, было далеко.
Кроме «Черного моря», предназначавшегося для композитора С. И. Потоцкого, Булгаков написал еще три либретто: «Минин и Пожарский», «Петр Великий» (оба – в тесном содружестве с композитором Б. В. Асафьевым) и «Рашель» (по рассказу Ги де Мопассана «Мадемуазель Фифи» для композитора И. О. Дунаевского). Не одно из них не было поставлено по объективным причинам. Худшее из либретто – «Черное море» – произведение уровня «Сыновей муллы». Здесь Булгаков весьма неудачно попытался использовать тот же материал, что и в «Беге», касающийся последних сражений Гражданской войны в Крыму, а Потоцкий музыку так и не написал. «Минину и Пожарскому» дорогу преградило возобновление оперы «Иван Сусанин» М. И. Глинки (над новым либретто к опере С. М. Городецкого Булгакову также пришлось потрудиться). «Петр Великий» получил слишком много замечаний со стороны П. М. Керженцева, и их учет означал фактически создание нового либретто, на что у Булгакова не было ни времени, ни желания. Наконец, «Рашель», самое удачное либретто из всех, не могло быть поставлено из-за своей резкой антигерманской направленности, после заключения в августе 1939 года советско-германского Пакта о ненападении и начала двухлетнего периода советско-германской дружбы. По сравнению с Мопассаном образ Рашели у Булгакова возвышен, резко обозначена патриотическая идея – любовь к родине и ненависть к ее поработителям, то, что для самого писателя было «дорого и свято».
После начала Великой Отечественной войны «Рашель» вновь стала актуальной. В
