Читаем без скачивания Венецианец Марко Поло - Генри Харт

Хотя Марко, наверное, никогда не слыхал о Ксенофонте и знаменитом походе десяти тысяч, караван Поло шел именно по тем местам, где проходили и древнегреческие наемники, шел с тою же самой целью — как можно скорее, оставшись в живых, добраться до родины. И хотя ни Марко, ни его спутники, завидев с горных вершин Черное море, не кричали «таласса! таласса!» («море! море!») — они, конечно, испытывали необыкновенное волнение: они почувствовали наконец, что родина — а они не ступали на родную землю уже двадцать пять лет с лишним, — что родина уже близка.

Но вот, после долгих и тяжелых дней, «они по милости божьей добрались до Трапезунда [Трабзона]», древнегреческой колонии на Понте Эвксинском, где семнадцать столетий до того дал отдых своему измученному войску Ксенофонт. Трапезунд гораздо больше напоминал венецианцам Европу, чем любой город, в каких они до сих пор оказывались. Трапезунд был раскинут на плоскогорье около моря, стена на византийский манер окружала и весь город и прилегающие к нему склоны гор, кругом благоухали сады, окрестности были чудесны. В свое время в этом городе жили, скрывшись после изгнания их из Константинополя войсками Балдуина и Дандоло, греческие императоры, они опекали город и во время посещения его Поло. Своим союзникам генуэзцам они отвели в Трапезунде специальный квартал и огромный замок с высокими стенами, генуэзцы играли здесь главнейшую роль в торговле. И хотя властителями Трапезунда являлись греки, в нем было множество турок, турецкое влияние чувствовалось всюду — и в нравах и обычаях населения и в его одежде. Даже у воинов императора были турецкие щиты, турецкие луки, турецкие мечи и, по примеру оттоманов, короткие стремена у седел.

В Трапезунде пока еще жили и вели торговлю и венецианцы; на главной торговой улице, широкой полосой опоясывавшей город с моря, Поло встречали их немало. От них наши путешественники узнали, что произошло в Европе и Леванте с тех пор, как они в 1271 году поехали искать счастья в далеком Китае. Тут же, на улицах Трапезунда, Поло знакомились с последними политическими событиями и положением торговых дел.

Надо полагать, что Поло жили в Трапезунде или в прилегающих к нему черноморских местах изрядное время, так как Марко хорошо изучил этот край и описал его в своей книге. Венецианцы задержались здесь или из-за торговых дел, или в ожидании корабля, а может быть, и по соображениям политического характера — относительно этого мы опять-таки можем только строить предположения и догадки. В Трапезунде Поло, очевидно, пережили серьезные волнения, связанные с потерей крупной суммы денег. В своем повествовании Марко ничего не рассказывает об этом, но мы получаем сведения из неожиданного источника — завещания его дяди Маффео.

Следует вспомнить, что недолговечная Латинская империя в Константинополе была основана Балдуином с помощью венецианцев, а разгромили ее греки в союзе с Генуей — самым могущественным и самым ненавистным торговым соперником Венеции в Восточном Средиземноморье. Теперь влияние генуэзцев ширилось и крепло во всех левантийских портах; с венецианцами, дела которых принимали плохой оборот, генуэзцы и греки обращались, надо думать, очень сурово, хотя и не суровее, чем венецианцы обращались в былые времена с теми же генуэзцами, пизанцами или купцами Амальфи[93]. Может быть, именно в этой враждебности, которую питали по отношению к венецианцам греки и генуэзцы, и кроются причины несчастья, обрушившегося на Поло. В завещании господина Маффео, датированном 6 февраля 1310 года (Марко являлся одним из душеприказчиков), говорится, что он, господин Маффео,

расплатился с вышеназванным Марко Поло, моим племянником… теми тремястами тридцатью тремя с третью фунтами, которые мне причитались из тысячи фунтов, полученных вышеназванным Марко Поло от господина Дожа и города Венеции в качестве частичной компенсации за ущерб, причиненный нам господином Комнином Трапезундским[94] на земле того самого господина Комнина и в других наших предприятиях, и я удостоверяю, что все прочие счеты с названным Марко Поло, каковы бы они ни были, оплачены сполна и что, наконец, я имел право на третью часть всего того, что любым путем могло быть получено в качестве компенсации; я удостоверяю, что вышеупомянутый ущерб, причиненный нам названным выше господином Комнином Трапезундским на его земле, равнялся сумме около четырех тысяч гиперпер[95].

Так завещание Маффео, написанное пятнадцать лет спустя после возвращения путешественников в Венецию и изученное совсем недавно, бросает дополнительный свет на жизнь Поло, о которой мы знаем еще очень мало.

Из Трапезунда в Константинополь путешественники ехали морем. После короткой остановки в столице Византии, где граждане Венеции уже утратили прежнее влияние, которым они пользовались в те дни, когда здесь тридцать пять лет назад жили братья Поло, вновь последовала посадка на корабль; вместе с путешественниками были погружены их товары, слуги и большое число рабов. Наступил последний этап многотрудного путешествия, начавшегося в 1271 году, и Поло теряли терпение и нервничали, если происходила какая-нибудь задержка или дул неблагоприятный ветер, замедлявший ход корабля. Вот недолгая стоянка в венецианском торговом порту Негропонте, на Эвбее, вот истомившиеся путешественники проплывают мимо опоясанных белою лентою пены зеленых Эгейских островов, огибают скалистые берега Греческого полуострова и добираются до Корфу, вот корабль еще круче поворачивает на север и уже рассекает своим килем воды родимой Адриатики.

Наконец наступил долгожданный час прибытия. Перед взорами путешественников была родная земля, Венеция, о которой они так долго мечтали, воспоминания о которой согревали им сердца во время холодных бессонных ночей, проведенных под незнакомыми яркими звездами, среди чуждых людей. Окутанная золотой дымкой воспоминаний родная Венеция, ставшая в долгой разлуке еще более милой и прекрасной. Вскормивший их город, в котором они родились и сделали первые в жизни шаги, их колыбель, Венеция. Это она вставала перед ними, словно драгоценный камень, оправленный сияющим морем, по-прежнему величаво-гордая, с бесчисленными дворцами и башнями, с горящими в лучах жаркого солнца куполами собора святого Марка, с будто плывущей по воде где-то за Лидо церковью Сан-Джорджо, с устремленной к самому небу Кампанилой, с далекими бледно-голубыми линиями гор на севере. Вот путешественники уже и в гавани; все стало различимо, все четко. Город, как всегда, жил своей беспокойной жизнью. Плыли туда и сюда корабли — они то причаливали к набережной, то уходили, нагруженные тяжелой кладью, предназначенной для дальних стран, то, словно в предчувствии дороги, нетерпеливо раскачивались на своих якорях. В гавани сновали все те же лодки и гондолы, они то и дело выплывали из каналов и уходили туда; привычные запахи щекотали ноздри; мягкий ветерок доносил знакомые певучие голоса и крики. Поло казалось, что за долгие годы Венеция должна была как-то измениться. Но она была все та же — та же тугая гроздь сияющих островов, та же голубизна и дымчатое серебро — прежняя соблазнительно-прекрасная невеста Адриатики, устами дожа каждый год клянущаяся ей в верности, еще хранящая власть над морем и сердцами своих сынов.