Читаем без скачивания Наследник - Алексей Кулаков

Ярко-синие глаза потихоньку начали темнеть, но властитель земли Русской этого не заметил, хотя прозвучавшее обвинение и было более чем серьезным, однако же своему первенцу он поверил сразу и безоговорочно. Кому, как не родичу молодой царицы, думать о том, сколь много пользы принесет и ей, и ближним ее смерть пасынков и падчерицы?

– По мечтам его и награда.

– Так.

Пару-тройку мгновений поразмыслив, великий государь звучно щелкнул пальцами и сделал брезгливый жест, после коего гниющее заживо тело быстро унесли прочь.

– Кто еще так думает, сынок?

– То мне неведомо, батюшка.

– Так ты пройдись, спытай их. А мы на то посмотрим. Да, Марьюшка?

От этих тихих и, несомненно, ласковых слов разом побледнела как сама царица, так и все ее родственники. Да и атмосфера в кабинете стала вроде как попрохладнее. Может, это из-за того, что на них вдруг отчетливо потянуло стылой могилой?

– Посмотри мне в глаза, князь.

Поймав взгляд Михаила Темрюковича, наследник почти сразу потерял к нему интерес. Тревога, боязнь умереть на плахе, легкое сожаление о чем-то доселе несбывшемся и жаркая надежда на справедливость – все это было, а вот желание смерти близким Дмитрию людям полностью отсутствовало. Коротко шагнув, мальчик приблизился к первому из стоящих за князем стольников.

– Гляди мне в глаза… Пес!!! На колени!..

– Сын.

Остановив руку, уже почти коснувшуюся запрокинутого лба, царевич вопросительно поглядел на родителя, заодно изрядно перепугав и без того нервничающую мачеху своими полностью черными глазами.

– Оставь его.

Легко поклонившись, отрок шагнул ко второму из стольников:

– Гляди на меня.

И вновь достаточно быстро потерял к нему интерес, перейдя к оставшемуся последним стременному.

– Смотри мне в глаза.

Постоял, затем растерянно тряхнул своей сереброволосой гривой, стараниями Авдотьи укоротившейся до середины спины. Отвернулся и как-то даже нерешительно спросил:

– Батюшка, а что такое – сладкий голосом и нежный телом бача-бази?[125] И что значит – разделить ложе?

Великий государь, царь и Великий князь Иоанн Васильевич всея Руси поначалу мало что понял, – зато уж когда до него дошел весь смысл ДЕТСКОГО вопроса… Все присутствующие с нарастающим страхом глядели, как меняется лицо властителя: вот оно побледнело, потом в единый миг налилось дурной багровой кровью, затем посерело и начало медленно темнеть. Жалобно заскрипели подлокотники любимого государева стольца…

– Сынок. Ты, пожалуй, возвращайся к себе.

Вновь покосившись на стременного с явственным недоуменным любопытством, царевич послушно кивнул:

– Да, батюшка.

Выходя из отцовских покоев, юный отрок совсем не удивился удвоившемуся количеству постельничих сторожей. А дошагав до смотровой галереи Теремного дворца, глубоко вдохнул весенний воздух, улыбнулся и задумчиво пробормотал:

– Сделал гадость – в сердце радость…

Глава 12

Удивительно жаркий май принес с собой в Москву не только долгожданную сушь и тепло, но и упоительный дух цветущих яблонь. Ушла до поздней осени раздражающая слякоть, радовала яркой зеленью трава, рассыпались по обочинам обильными брызгами желтого вездесущие одуванчики, и даже солнышко жарило как-то… Ласково.

– Худой мир лучше доброй ссоры!

– Верно. Только ты это не мне говори, а шляхте польской да литовской, что на деревеньки порубежные наскакивает!.. То ли мир у нас с ними, то ли война – им все заедино…

В Грановитой палате Московского кремля, несмотря на буйство жизни за ее толстыми стенами, все было тихо и степенно. Очередное заседание Боярской думы, несмотря на скрытые страсти и некоторые трения между отдельными ее представителями, протекало вполне плодотворно, и вопросов на повестке было ровно три. Первый был скорее формальностью, но все же довольно важной: еще семь лет назад сибирский хан Едигер добровольно признал себя подданным царства Московского. Разумеется, с выплатой положенной в таких случаях дани, и также разумеется, что дань та была исключительно символической, «на уважение». Пока обстоятельно обо всем договорились, пока составили все необходимые грамоты, немало времени прошло. В общем, с мая месяца года от Сотворения мира семь тысяч семидесятого к титулу Иоанна Васильевича из рода Рюрикова добавились короткие, но очень важные слова «…и всея Сибирския земли повелитель», а держава его приросла чуть ли не вдвое. Как ни крути, есть чему радоваться и чем гордиться…

– Раз мириться не пожелали, значит, надо нам их воевать! Зорить беспощадно, земли безлюдить, ибо сказано: око за око и зуб за зуб!!!

– Ишь вояка. Сам, что ли, полки поведешь?

Второй вопрос был не таким приятным, хотя особых сложностей в себе тоже не таил. Все в том же мае истекало очередное (сколько их уже было!) перемирие с Великим княжеством Литовским, которое, в свою очередь, не изъявило никакого желания его продлить. Ни король Польский и великий князь литовский Сигизмунд Август Второй, ни набольшие люди княжества… И хотя в Литве хватало здравомыслящей шляхты и магнатов, сами по себе они мало что могли – все их предложения на сеймах встречали упорное противодействие со стороны такой же, как и они, шляхты и самого великого князя. Вернее, почти такой же – ведь они были православными, а их противники перешли в католическую веру.

– А хоть бы и сам. Ежели великий государь повелит, то ради него и Отечества и живот положу!

Восседающие на широких лавках бояре и стоящие думные дьяки дружно перевели взгляды на своего владыку, чей трон, отделанный слоновой костью и резьбой, приятно светился в косых солнечных лучах.

– Нет.

Получив столь четкий и не оставляющий сомнений ответ, думцы вновь загудели, время от времени опять косясь на государя, а кое-кто, например князь Иван Мстиславский, посматривал и на небольшую лавочку в углу Грановитой палаты, на коей вот уже второй час в полной недвижимости восседал десятилетний наследник.

– Тогда Шуйского в воеводы Большого полка![126]

– Это которого? Петра Ивановича альбо Ивана Андреевича?

Впрочем, и их кандидатуры не устроили государя. Оживился было Курбский – воевать он любил и умел… Но властитель решил все иначе.

– Я сам!

Оглядев притихших бояр, Иоанн Васильевич продолжил:

– Возглавлю воинство православное. Князь Александр!

В наступившей тишине несколько растерянно поднялся со своего места Горбатый-Шуйский. Воинскими талантами его Господь не обделил, да только в последнее время не чувствовал он на себе государевой ласки да милости.

– Тебе быть воеводой правой руки. Полки левой руки поведет Шереметев. Димитрий!

Глаза думцев поневоле скользнули к одной неприметной лавочке и отроку, ее занимающему, – но нет, государь смотрел на иного. Увидев же, на кого именно, разом подскочил на ноги Дмитрий Иванович Хворостинин, достаточно молодой, но уже подающий весьма немалые надежды воевода.

– Ты возьмешь под себя Передовой полк.

Удивился не только Хворостинин, но и все бояре: несмотря на должное происхождение и таланты, заслуг князя для столь ответственного поста было откровенно маловато. Но сомнений в правильности столь неожиданного решения владыки никто так и не выразил. Вслух, по крайней мере.

– Михаил Иванович.

Довольно пожилой, но все еще крепкий князь Воротынский, коему за его многочисленные заслуги явили особое уважение, поименовав по имени-отчеству, степенно поднялся и прижал руку к сердцу.

– Тебе стоять против степи. В том тебе будет подмогой Мстиславский…

Еще один боярин и князь вздел себя на ноги.

– А такоже князья Черкасский, Курбский и Хованский.

Сделав едва заметную паузу, мужчина на троне с легкой усмешкой добавил:

– В подручники возьми себе Данилку Адашева. Три года назад он хорошо погулял по басурманским землям.

Тишина еще больше усилилась, хотя казалось – уж куда более? По всему выходило, что великий князь задумался над тем, чтобы вновь приблизить опального окольничего. Впрочем, надолго бояр эта новость не заняла, и следующие полчаса они посвятили обсуждению хотя бы примерных набросков штатного расписания обоих войск. Ведь иной воевода ну всем хорош: и воинская удача при нем, и в сече не последний, да вот беда – родом не вышел. А допустить, чтобы знатным да родовитым командовал кто-то хоть и более талантливый, да худородный… Такое и вовсе не возможно. Потому как против всего порядка вещей – и земного, и божественного. Да что там, в соответствующих Приказах даже специальные Разрядные книги велись, чтобы, не дай Бог, не запамятовать – кто, где, когда и над кем верховодил, а кто в подручных воеводах ходил. Упаси господь знатному боярину встать под менее родовитого – все, и он сам, и потомки его не увидят больше достойного их места и чина. Да и насмешек не оберешься – как же, потомок удельных властителей служил под началом у какого-нибудь худородного, не способного проследить своих пращуров хотя бы до пятнадцатого колена.