Читаем без скачивания Жрец богини Лу. Гексалогия (СИ) - Якубович Александр

Я почувствовал, как меня засасывает бездна, невероятной тяжестью ощущалось давление окружающего меня ничто.

Слишком много сил вложил, перестарался.

В невероятном усилии я зацепился за рваный край ментального барьера чертогов разума, который из толстой стены превратился в яичную скорлупу с острыми краями, и заставил себя ввалиться внутрь. Я вернулся в реальность.

Волки бежали, скуля и воя от ужаса, который я на них наслал. Такая скоординированная еще минуту назад атака сейчас превратилась в свалку: подлесок трещал от прорывающихся прочь от ужасного места хищников. Они спасали свои жизни, пытаясь сбежать от неизвестного чудовища.

Лошади ржали и били копытами, но привязанные к коряге не могли ускакать прочь. Я увидел лежащих без чувств Энжи и Илия. Видимо, они просто отключились от силы моего ментального удара.

На другом конце круга, повалившись на колени и выпустив из рук меч, рыдала Лу. В момент моего самоубийственного колдовства, которое чуть не оставило меня по ту стороны бездны, богиня держала ментальные барьеры опущенными, чтобы чуть что, услышать мой зов и прийти на помощь.

Кое-как ковыляя, я подошел к моей богине. Плечи Лу сотрясались в рыданиях и я не нашел ничего лучше, чем упасть рядом с ней на колени и прижать голову девушки к себе, аккуратно поглаживая ее черные волосы вымазанной в волчьей крови рукой. Лу вцепилась тонкими пальцами в мою порванную куртку, прижалась к моей груди всем телом и заплакала еще сильнее.

Где-то на востоке, за линией горизонта, забрезжил рассвет.

Глава 12. Славный град Пите

Как долго мы просидели вот так, на буром от грязи и крови снегу, я не знаю. В какой-то момент рыдания Лу стихли, а потом высохли и слезы.

— Так нельзя делать, Антон, — тихо сказала богиня, не выпуская из рук моей куртки.

— Что нельзя?

— Нельзя использовать часть души во время колдовства. Это путь в бездну.

— Ну, это была не лучшая моя часть.

Я прислушался к себе. Вроде ничего не изменилось. Сфера ментальной защиты вокруг чертогов моего разума все еще была истончена и плохо отзывалась на мои призывы, но в целом, я ощущал себя так же, как и раньше. Простой бухгалтер из Москвы в крайне непростых жизненных обстоятельствах.

— Все равно, послушай. Нельзя вкладывать в конструкты свои чувства и воспоминания, это сводит в итоге с ума, — глаза Лу были как никогда серьезны, — сейчас тебе кажется, что все хорошо, но ты уже потерял кусочек своей души. И чем чаще ты будешь проворачивать подобное, тем меньше от тебя настоящего будет оставаться. А на место утраченного придет пустота бездны.

— И что потом?

— Потом ты перестанешь быть человеком.

Лу отпустила мою ободранную волчьими когтями куртку и тяжело встала с холодной земли. Зашевелились и наши спутники. С тихими ругательствами на ноги поднималась Энжи, где-то в стороне кряхтел и проклинал волков Илий.

Наш небольшой отряд знатно потрепали, но обошлось без серьезных ран. На снегу осталось четыре волчьих туши.

Одного завалил я, двух зарубила Лу. Отличился и Илий. Старик последним болтом самострела угодил несущемуся на него зверю прямо в глаз. Болт вошел глубоко, пробил мозг и волк издох на месте.

У Энжи трофеев не было, но и вооружена она была хуже всех нас. Что делать с волками было не понятно. С одной стороны, четыре крепкие шкуры — неплохая добыча, но свежевать туши никто не умел, а тащить их за собой в село, так лошади с ума сойдут от запаха. Вон, до сих пор нервно вращают глазами и дергают ушами, хотя живых хищников уже давно и след простыл.

Энжи так и не поняла, что произошло. В тот момент, когда я окончательно сформировал свое заклинание и разлил ужас в бездне, барда сбили с ног, и от удара головой о землю она потеряла сознание.

Илию же ничего объяснять не пришлось, хотя я и очень волновался за жреца: боялся, что проспиртованное сердце старика не выдержит и просто остановится.

Но Илий был приспособленцем на всех уровнях своей сущности. По словам старика, как только он ощутил ужас, то… просто грохнулся в обморок, где и пробыл все то время, пока заклинание окончательно не растворилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сложнее всего, конечно, пришлось Лу. Мало того, что ментальные барьеры богини были опущены, так она еще и получила ударную дозу «грязи», которую я так спешно выгребал из собственной души и воспоминаний, чтобы прогнать волков. Усложняло ситуацию и то, что все эти воспоминания и эмоции были моей реакцией на нее же — богиню Лу. Но в целом держалась она хорошо, хотя опухшие глаза и напоминали о пережитом.

Заметила это и Энжи, подойдя к нам и потирая ушибленную голову:

— О-о-о, подруга, а что с лицом? Что, проняло наконец? — Просто поинтересовалась бард, но в ее голосе не было ни следа сарказма или издевки. — Знавала я таких, как ты. Пока дело — как камень, а потом два дня успокоиться не могут.

Лу ничего не ответила, молча принимая версию Энжи о причинах ее заплаканного лица.

Я же, в приступе какого-то неизвестного порыва, очень похожего на играющее в заднице детство, взял у Илия нож, с помощью которого вырвал у заколотого мной волка клык. Зуб был длиннющим и желтым. Что я буду с ним делать дальше, я еще не решил, так что, обтерев окровавленный зуб о снег, я закинул свой первый боевой трофей в кармашек рюкзака. Пусть лежит.

Абсолютно разбитые мы погрузили пожитки, взобрались на лошадей и отправились в путь. Илий лениво жевал солонину, вгрызаясь в твердое мясо остатками своих зубов, Энжи постоянно теребила место удара головой, пытаясь нащупать шишку и понять, куда же ей приложить снег. Мы с Лу просто смотрели перед собой, позволяя лошадям самим выбирать дорогу.

Не обошлось без моральных потрясений: мы прибыли в село буквально за пять часов неспешной езды. То есть вчера, если бы мы не остановились, мы смогли бы приехать к людскому жилью через час после наступления темноты. Думаю, шансы были крайне велики, волчья стая вряд ли бросалась бы под копыта лошадям.

Когда я понял, что весь страх, боль и жертвы ночного сражения с хищниками были ненужным геройством, у меня внутри что-то оборвалось. Вот так взяло, «триньк» и ухнуло вниз куда-то в район пяток и дальше, в землю. Примерно те же эмоции испытывали Энжи и Илий. Только Лу окончательно взяла над собой контроль и держалась по-деловому отстраненно, как и всегда.

Быстро сориентировавшись, рассказали местным, что в десятке лиг вверх по дороге лежит четыре свежие волчьи туши, которые они могут оприходовать. Поселение было глухое, жило охотой, так что по нашей наводке достаточно споро выдвинулся пяток мужиков с собаками. Стая могла быть все еще где-то там, и местные надеялись окончательно прогнать потрепанных нами животных подальше от жилья. Ну и попутно можно было снять вполне годные волчьи шкуры. Вон, из добычи Илия вообще можно чучело в музей делать, дед зверюге болт в глаз засадил, ворошиловский стрелок блин. Вспомнив одноименный фильм, я вздрогнул, но никто ничего не заметил, только Лу чуть нахмурилась, уловив странные образы в моей голове.

Дед не растерялся и взял с местных две трешки за наводку, а если мы задержимся до возвращения охотников, то получим еще и по половине меди за каждую волчью голову. Две серебряные монеты — вот реальная цена ночного сражения при переводе в презренный металл.

Постоялого двора тут уже давно не было, так что разместились в одном из крестьянских домов, предварительно уплатив хозяину два серебра полной аренды за грядущие сутки. Предлагали взять волчьими шкурами, но хитрый крестьянин отказался: а вдруг мы наврали про волков, чтобы получить бесплатный постой? Так что пришлось доставать мошну. Подлатали одежду, выспались, привели в порядок лошадей — животные тоже были замученные.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ночью у нас состоялся тяжелый разговор с Лу.

— Антон, ты же понимаешь, что больше не можешь так пользоваться магией разума? — Богиня была очень серьезна.

— Да что в этом такого-то? Спасло нам жизнь? Спасло. Живой? Живой. Чего еще? — Я был уставший и даже разговаривать, не говоря о ментальной практике, сил не было.