Читаем без скачивания Удар милосердия - Наталья Резанова

Джареда он порой забавлял, порой раздражал – и порядком. Но от бесед с ним он не уклонялся. Во-первых, потому что больших знаний и душевных сил для них не требовалось. Достаточно было выказать какую-то тень интереса, и временами говорить «да» или «нет». А потом в нынешнем приливе мучительной неопределенности иногда утешительно видеть человека, который настолько понятен, как Фредегар.

Он всегда одевался так же старательно, как на приеме во дворце. и с той мерой щегольства, которую допускали сословные ограничения, а из-за маленького роста и деликатного телосложения, носил кафтан с подбитыми плечами и башмаки на каблуках. Слабость, в общем, простительная. Поверх кафтана на нем была длинная зеленая накидка, а берет сегодня он сменил на суконную шляпу с наушниками.

Магистр задумчиво осмотрел приступку, на которой сидел Джаред. Пришел к выводу, что обмахивай ее рукавом, не обмахивай – чище не станет. И со вздохом сел.

– К Рождеству новый свой труд представить не успею, – сообщил он. – То есть, он почти закончен, но еще переписчику работать, переплетчику… Весь пенсион почти на этих кровопийц уходит. К Пасхе я обязан уложиться.

– Об эрдах труд?

– Об эрдах. Об эрдской письменности.

– Как любопытно, – вяло сказал Джаред. – А меня-то всегда учили, что у эрдов своей письменности не было, и первой книгой на эрдском языке был перевод Библии, сделанный епископом Бильгой…

Фредегар едва дождался конца фразы.

– Но, но, но… заслуги святого епископа неоспоримы… а как же руны?

– А ты умеешь читать руны?

– Всякий грамотный человек бы умел, если б ознакомился с моими открытиями. Вот ты греческий язык знаешь? – с внезапной подозрительностью спросил он.

– Плохо. Могу на рынке объясниться, не более

– Видишь! Вот плоды повсеместного искажения знаний. А меж тем эрды говорили на греческом языке, точнее, древнегреческий язык следовало назвать эрдским.

– Почему на греческом?

– На каком же языке им говорить, если они жили в Греции? А я это доказал. Но за время скитаний язык испортился до неузнаваемости. Хотя некоторые слова сохранились.

– Может они просто перешли в эрдский из греческого?

– Ничего подобного. Сразу видно, что ты знаком с греческим изустно, а на письменность внимания не обращал. Между тем эрдские руны – это искаженные греческие буквы. Это же сразу заметно!

– Угу. А ты сам-то читаешь по – гречески?

Фредегар надулся. С уст его явно готова была сорваться сентенция о лекарях-недоучках, судящих о том, что выше их понимания. Но, видимо, счел, что ссориться с Джаредом пока не стоит, и ограничился сакраментальным:

– Уж греческую книгу от латинской всяко отличу. – И тут же сменил тему: – А правда, что Кайрел Рондинг такой зверь, как о нем говорят?

– Не хуже, чем другие на его месте. Может, даже лучше.

– Так что же ты сбежал со службы у него?

– А я и не собирался там оставаться. – И рассказывать Фредегару все, как есть, Джаред тоже не собирался. – Просто я ему обязан, и не мог сразу уйти.

– Чем обязан? – глазки магистра зажглись любопытством.

– Возможно, жизнью, поскольку взять с меня больше нечего. На торговый и ремесленный обоз, с которым я шел на Север, напали разбойники, и наместник с охраной подоспел исключительно ко времени.

Фредегар испустил протяжный вздох.

– Ужасно. То есть, ужасно, что напали, а не то, что спасли… Но как я тебя понимаю!… Я ведь тоже пережил нечто подобное.

– Да? – безразлично отозвался Джаред.

– Ну, я же говорил, что вернулся из Германии в годину смуты. А я, достаточно долго прожив в иных землях, совсем ничего не знал о том, что происходит у нас… и когда приехал, еще не понял. И когда выехали из Свантера… а что тогда творилось на дорогах, Господи Боже мой! .. и тут-то меня схватили.

– Разбойники?

– Нет, солдаты… я понимаю, что воинам суровость необходима, но есть же какие-то границы…

Магистру явно не хотелось подробно повествовать о пережитом, поэтому историю своих бедствий он опустил, сразу перейдя к счастливому избавлению.

– На мою удачу, через ту деревню проезжал доктор Поссар…

– Кто такой доктор Поссар?

– Разве я о нем не рассказывал? Не может такого быть! Доктор Лозоик Поссар.

– Да, кажется, ты упоминал.

– Упоминал! Это такая история! Мы с ним часто встречались в Виттенберге, а потом он уехал в Полонию, хотя не понимаю, зачем, там же дикие сарматы, хотя и просвещенные светом крещения, и Татария со схизматиками… так вот, он за те годы, что я не видел его, вернулся, и был тогда советником принца Раднора, и вел переговоры с герцогом. Поэтому принц дал ему охрану. а доктор Лозоик узнал меня, и велел освободить, и они даже вернули, что отобрали… Сил нет передать, сколь я ему благодарен! Доктор Лозоик не только спас меня – он открыл мне глаза на то, что происходит в Эрде.

– А я вот до сей поры не знаю, что тогда происходило, – сказал Джаред. Просто так сказал, наугад.

Магистр довольно осклабился.

– Не мудрено! До сих пор тысячи людей блуждают в паутине ложных представлений о событиях рокового года. И лишь тот, кто невредимым вышел из этого горнила битв, злосчастий и предательства, может судить о них непредвзято, И хотя предательство я упомянул последним в ряду, пожалуй, его следовало бы назвать во главе…

– Всякий мятеж есть предательство, – заметил Джаред. Вялость его незаметно расточилась.

– Безусловно. Но там дело обстояло куда как хуже. Северные сеньеры подняли мятеж против нашего доброго господина, ища сорвать с его чела герцогскую корону, и возложить ее на голову Гибиха Мьюринга. Господин наш принял необходимые меры, а именно: воззвал к помощи своего сюзерена, нашего императора, и одновременно послал на подавление мятежа Эйнара Вальграма.

– Он ведь был не из владетелей Вальграма, насколько я знаю. Просто родом из этого города.

– Совершенно верно. Вальграм – герцогский город. А тот человек был рода незнатного, возвысившийся благодаря храбрости на военной службе, и стой поры почитаемый за безукоризненно верного. Увы – это мое личное наблюдение – ничто так не затмевает глаза и знати, и простонародью, как показная смелость. Итак, он вытеснил мятежников из соименного ему города, и прельстившись успехом у черни, сам поднял знамя мятежа. Что самое ужасное – к предателю примкнули не только мужики, но и сеньеры, доселе сохранявшие верность герцогу, или, точнее, видимость ее.

– Например, Гудлейф Дагнальд.

– И, к сожалению, не он один… Неизвестно, что за бедствия ожидали бы впереди наш край, но по неизреченной мудрости Господней, в тот час, когда негодяй, казавшийся честным, пал в пучину греха, грешник раскаялся. Гибих Мьюринг покинул соучастников своих в злых деяниях, и желая испросить прощения у его светлости, примкнул к войску принца Раднора. Дальнейшее известно. Принц одержал убедительную победу, предатель понес заслуженную кару.