Читаем без скачивания Числа. Хаос - Рейчел Уорд

— Да, вероятно, у вас с ними сложные отношения, но они…

Вскакиваю на ноги, стул с грохотом падает на пол.

— А у меня вы спросили? Я что, вообще ничего не решаю?

— Сара, сядьте. Прошу вас. — Я стою. — Естественно, мы выслушаем ваше мнение, однако окончательное решение будет принимать Совет по правам ребенка вместе с Городским комитетом по правам ребенка. Прежде всего мы должны подумать о Луизе.

— Я не могу здесь оставаться. Не хочу их видеть. Если вы собираетесь меня арестовать, давайте. Я лучше в камере пересижу, чем здесь.

— Мы не хотим сажать вас в тюрьму. Вы были задержаны за нападение на констебля Мак-Доннелла, и теперь мы ищем для вас подходящее место жительства, исходя из предположения, что домой вы не хотите.

— Не хочу. Лучше сразу удавиться. — Тут инспекторша смотрит на меня, и я понимаю: чего-чего, а такого при социальных работниках говорить нельзя. — Нет, я не серьезно, — тараторю я. — Я не собираюсь кончать с собой.

— Пусть поживет у меня. Я за ней присмотрю.

— Миссис Доусон, я не уверена…

— Она никуда не денется, не убежит — без ребенка. Ей нужно жить в тепле и чистоте, нужно хорошее домашнее питание. Я умею ладить с подростками. Достаточно их вырастила.

— Дело не в этом. Отец ребенка…

— А что отец ребенка?

— Ваш правнук, Адам Доусон. Папа Луизы.

Видно, что Вэл с трудом подавляет взрыв хохота. Лицо у нее перекашивается, она выдавливает:

— Адам? Да что вы го…

Но тут она смотрит на меня. Я делаю круглые глаза и отчаянно киваю.

Она поднимает бровь и говорит:

— Ах, да-да. Адам… и Сара.

— У Адама были неприятности. — Инспекторша смотрит на экран своего компьютера и начинает проматывать какой-то документ. — Серьезные.

— Да, были. А у какого шестнадцатилетнего парнишки не было неприятностей? Он хороший мальчик. Хорошо обращается с малышкой. За него не беспокойтесь.

Видимо, найти дом для трудных подростков вроде меня — та еще задачка, так что через два часа я все-таки получаю разрешение пожить у Вэл. Мне приходится подписать кипу бумаг, ей тоже.

По пути из участка мы проходим мимо приемной. Дверь приоткрыта, и я успеваю увидеть, что за столом напротив инспекторши сидят двое. Мне кажется, мама как-то съежилась и постарела, хотя я ушла из дому всего три месяца назад. А папа остался как был. При виде него меня едва не рвет. Приходится поглотать, чтобы загнать поглубже омерзительный ком в горле. Он поднимает голову — и наши глаза встречаются на секунду. Там нет ничего — ни искры узнавания, ни теплоты, ни ненависти. Ничего. Что он видит, когда смотрит на меня? Не знаю, да и не важно. Но при мысли о том, что он возьмет Мию на руки, меня прямо наизнанку выворачивает.

— Увезите меня отсюда, — прошу я Вэл и вцепляюсь ей в локоть.

— Это они? — спрашивает она.

— Да.

— Да я бы его живьем зажарила за то, что он с тобой сделал. Надо всем рассказать. Пусть все знают.

— Не могу я, Вэл. Не могу. Пойдем. Пожалуйста. Ну пожалуйста!

На улице мне приходится остановиться — меня все-таки рвет.

— Это неправильно, — твердит Вэл. — Так нельзя. Это нечестно.

Я ничего не могу сказать, даже когда меня как следует прочистило. Цепляюсь за руку Вэл, и мы идем на остановку. Вэл вся прямо кипит, и мне это нравится: приятно, что хоть кто-то на моей стороне. Приятно, что этот кто-то — Вэл.

Когда мы сидим рядышком в автобусе, у нее хватает такта ничего не говорить об Адаме, но я не умею так здорово держать себя в руках. Она удивительная. Так хорошо все понимает.

— Вэл, — говорю, — спасибо.

— За что?

— Вы взяли меня к себе. Защищали. Вы ничего не говорите про Адама — и не надо, я сама все объясню. Там, в притоне, где я жила, нашли его портрет. Вот я и ляпнула первое, что в голову пришло.

Вэл хмыкает:

— Да ладно. Из Адама получится отличный папаша. Да и муж кому-нибудь будет высший класс. Доусоны — они такие, с ними не промахнешься. Бешеные, конечно, вроде моего Сирила и Терри, но сердце у них на месте. — Она глядит прямо перед собой, пальцы теребят застежку на сумочке. Ей бы сейчас сигаретку, сразу бы полегчало.

— Вэл…

— А?

— Он знает, да? Адам знает ваше число, и мое, и Мии.

Она вздыхает.

— Да, — говорит. — Знает, бедолага.

— Может, и нам лучше было бы знать.

Тут она смотрит на меня:

— Нет, Сара. Что в этом хорошего? Лучше прожить жизнь так, как хочешь, встречать каждый день, когда он приходит.

Конечно, так и есть, — но пока автобус тащится по улицам, я только и думаю, что про числа. 112027. Адам. Вэл. Я. Мия. Доживет ли хоть кто-нибудь из нас до второго января?

Адам

— Нельсон, ты молодчага, ты супер! Такое провернул!

— Да и ты провернул — тебя же везде показывали. Сорок миллионов просмотров на Ютюбе!

Сорок миллионов? Колоссально.

— Чел, да мы молодцы! Такое дело делаем!

— Ладно, пока, Адам. Я просто так звонил, узнать, как ты. Попрощаться…

— Ты где? Ты уехал?

— Не могу сказать. И долго говорить не могу, телефон, наверно, прослушивают.

— Так ты уехал из Лондона или нет?

— Пока нет.

— Нельсон!.. Уезжай. Прямо сейчас!

— Уеду, уеду. И ты тоже давай.

— Да, и мы тоже. Дела доделаем — и все. Собираемся. Нельсон!

— Чего?

— Спасибо, чел.

— Да ничего. Мы правильно все сделали. Мы…

Связь прерывается. Тут же перезваниваю — ничего, ни гудков, ни голосовой почты.

— Это тот твой приятель? — спрашивает бабуля.

— Да, только нас разъединили.

— Ну бывает.

— Ага. Наверно. Он сказал, его прослушивают. Его телефон. Как ты думаешь, его могли засечь?

— Брось, Адам, это просто связь паршивая. Не делай из мухи слона.

— Не хочу, чтобы с ним что-то случилось. Он же все ради меня…

— Не переживай за него, это сейчас лишнее. У нас и дома проблем выше крыши, есть из-за чего попереживать.

Бабуля кивает в сторону Сары. Та сидит на диване, будто зомби, глядит в телик, но ничего не видит. Как села, когда они с бабулей вернулись из полиции, так и сидит. Бабуля пыталась ее расшевелить, я тоже, но ей так худо, что она и говорить толком не может.

— Сара, мы ее вернем. Обязательно. Если тебе не разрешат ее забрать, то, по крайней мере, ты имеешь право ее навещать, и тогда мы ее… утащим.

Бабуля машет на меня руками. Сара поднимает глаза.

— Они мне даже посмотреть на нее не позволят, — говорит она с презрением в голосе, как будто я совсем тупой. — Еще лет сто. А может, вообще никогда. И я не знаю, где она. Наверняка не знаю.

— Придумаем что-нибудь…