Читаем без скачивания Судьбы человеческие - Фэй Уэлдон

Да, во всем виновата Хелен: и в разводе, и в его несчастьях во всем! Обвинив Хелен решительно во всех бедах, он неожиданно примирился с матерью. Раньше за всю свою неудовлетворенность он перекладывал вину на мать; но теперь это было позабыто, и он зачастил к родителям в Сассекс. За его почти еженедельные перелеты расплачивался Леонардос. В аэропорту у него были знакомства, обеспечивающие ему каждый раз лучшие места в самолете. Он закрутил краткосрочный роман с одной из старших аэропортовских служащих; роман болезненный для нее, поскольку она, конечно, влюбилась в Клиффорда, и благополучно-беззаботный для него, поскольку ему удалось, расставшись, оставить ее в надежде на продолжение. Не слишком выгодно, если тебя ненавидит распорядительница посадки на авиалинии, которой ты регулярно пользуешься. У таких людей всюду друзья и доверенные лица.

— Я очень рада, что ты бываешь у нас, — говорила, бывало, Синтия. — Однако не слишком ли это дорого? Все эти перелеты…

— Их оплачивает Леонардос, — отвечал Клиффорд.

— Правлению известно, что оно оплачивает? — осведомился Отто.

— Чеки оплачиваются без рассмотрения, — беззаботно отвечал Клиффорд. — Просто проглатываются машиной, и все.

Отто вздыхал. Ему после смерти Нелл казалось, что все лучшее проглатывалось и все, все тонуло в море жадности, себялюбия и соглашательства. У него сложилось впечатление, что некие суперсилы нацелили друг на друга свое оружие, а человечество, не замечая близкого конца, смеется и резвится под пушками и жерлами. Да, нацизм был побежден в Европе; однако оказалось, что плодами победы пользуются предатели, если не сказать худшего.

Теперь ушла из жизни Нелл, а вместе с ней, казалось Отто, и будущее, для которого он жертвовал жизнью.

— Отец опечален, — заметил Клиффорд Синтии.

— Да, это так, — согласилась Синтия.

Она написала Хелен доброе и почти извинительное письмо после катастрофы самолета, и получила краткий, но вежливый ответ. Ее слегка удивило, что Хелен в ответном письме выражала сочувствие ей по поводу «потери», а не по поводу смерти ее родной внучки. Как будто Нелл не жила месяцами на ее попечении — в детской, которая была когда-то детской Клиффорда; как будто для нее, Синтии, это была не трагедия, а только «потеря».

Впрочем, Синтия не решилась поделиться этой обидой с Клиффордом во избежание того, как бы он вновь не впал в депрессию. Синтия хорошо знала, что депрессия — это форма невыраженной и неосознанной злобы.

Клиффорд озлоблялся на Хелен, в то время как в корне всех его зол лежало отношение к нему матери; Отто озлоблялся на сына (не в его присутствии, разумеется), в то время как оба они — и отец, и сын — были озлоблены на этот мир и на свою судьбу.

Смерть Нелл явилась «спусковым механизмом» для мрачной меланхолии, которую сын научился топить в разнообразии жизни, а отец — не умел. Синтия же развлекала себя новым завязавшимся романом с оперным певцом (представьте себе — из Каира, ближе не нашлось) и ждала, чтобы все повернулось к лучшему. По ее прошлому опыту, обычно так и бывало.

Но все это между прочим. Итак, Артур назначил встречу. Клиффорд менее всего желал, чтобы ему напоминали о Нелл. Когда страховка выплачена, по какому праву этот агент вновь допрашивает его?

Артур не стал, конечно, намекать Клиффорду, что у него есть данные, что его дочь жива. Он просто сказал, что у «ZARA эйрлайнз» появилась информация, что мистер Блоттон, сопровождавший ребенка, не полетел тем же рейсом, а отправил вместо себя подставное лицо.

— Неправдоподобно, — отвечал Клиффорд. — Я должен был выплатить ему вторую половину его гонорара по прибытии дочери. Я бы не стал платить никакому другому лицу. Все это чушь, мистер Хокни, спекуляция на больной для меня теме, и вы не имеете никакого права…

— Мистер Блоттон курил? — резко, не обращая внимания на протест, спросил Артур.

Клиффорд был застигнут врасплох.

— Откуда я могу помнить такие детали, мистер Хокни? Я занятой человек. Вы-то, вполне вероятно, можете деталь за деталью бросать мне в лицо события двухлетней давности, но я-то не помню. Память о прошлых событиях — черта тех, кто не связан с каждодневной работой. Другими словами, тех, кто живет скучной размеренной жизнью. Всего хорошего, мистер Хокни.

— Так он курил? — настаивал Артур. — Это важно.

— Для вас, разумеется. Но не для меня. Ну да, он курил. Он источал такой запах, какой бывает у старой пепельницы. Думаю, что гибель спасла его от смертельного заболевания раком легких.

С этими последними словами Артуру окончательно дали понять, что не желают терпеть его присутствия. И это был человек, которого любила Хелен; человек, который держал ее в объятиях, засыпал, удобно свернувшись рядом с ней, а потом вытолкнул ее из своей постели. В то же самое время Клиффорд не был ему неприятен. Он был похож на раненое животное: он и не приукрашивал себя. Совершенно не английская манера. Во время разговора Артуру пришла мысль потратить пару тысяч долларов на какое-нибудь недавнее приобретение Леонардос, чтобы заставить Клиффорда изменить к себе отношение, однако он сдержал себя. Ведь картина будет куплена из ложных побуждений; значит, не принесет ему удовольствия. Будет год за годом висеть в его квартире на Манхэттене. Впрочем, он ведь почти и не жил в своей квартире. Нет, это было бы абсурдно. Пусть его огромный заработок, его комиссионные в десять процентов, останутся лежать в банке — пусть превращаются в миллионы.

Разрешите мне сделать небольшое отступление, читатель. Артур Хокни был сирота, и всю жизнь ощущал это. Вы можете удивиться: он взрослый человек, сильный, красивый, образованный и богатый; каким образом зло может влиять на него? Рано или поздно все мы становимся сиротами: людьми без родителей. Но из-за обстоятельств смерти своих родителей Артур Хокни иногда не желал жить; может быть, поэтому его работа была так напрямую связана со смертью, в самых ее драматических формах, и поэтому у него была больная совесть — хотя я полагаю, что причин для последнего не было.

Гарри и Марта Хокни переехали на север в двадцатых годах, отправившись на заработки на бойни в Чикаго. Там они приобщились к профсоюзной деятельности — то было жуткое время — и научились основам классовой теории. Артур ребенком жил на попечении Лиги защиты гражданских прав. И однажды, Артуру тогда было семнадцать, его родители попали в автокатастрофу (или так, во всяком случае, говорили). Однако Лига защиты знала об этом деле лучше, чем дорожная полиция, и всем было ясно, что родителей Артура убили. Артур как раз в тот день перед поездкой родителей поссорился с ними и остался дома. Он сказал, что у него свидание с девушкой. Артур никогда, мне кажется, не смог оправиться от того потрясения. Люди из Лиги понимали его горе и утешали, как могли, они даже заплатили за его обучение в колледже. Думается мне, они видели в Артуре будущего лидера, человека, который пойдет по стопам Мартина Лютера Кинга. Но Артур знал, что у него недостает политических и религиозных убеждений. Он не ходил на митинги и марши, не присоединился ни к чьей «платформе»; и его свободу не ограничивали; никто не осуждал его решения. Лига защиты объявила ему, что все делает для него во имя погибших родителей.