Читаем без скачивания Все твои совершенства - Колин Гувер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что я пропустил, пока ты спала?
Я так скучала по этим словам. Из всей нашей прошлой жизни едва ли не больше всего скучала именно по ним. Теперь они значат для меня еще больше: я ведь знаю, что он перестал спрашивать только потому, что не хотел причинять мне боль. Я протягиваю руку к его лицу и провожу большим пальцем по губам.
– Мне снился сон о нас.
Он целует подушечку моего большого пальца.
– Хороший сон или плохой?
– Хороший, – говорю я. – Но непохожий на мои обычные завиральные сны. Похожий скорее на воспоминание.
Грэм просовывает руку между головой и подушкой.
– Желаю знать все подробности.
Я копирую его позу и, улыбаясь, начинаю рассказывать.
– Мне снилась наша первая годовщина. Та ночь, когда мы решили создать семью. Я спросила, что, по-твоему, будет с нами через десять лет. Помнишь, что ты ответил?
Грэм качает головой.
– Смутно. И что же я нам предсказал?
– Ты сказал, что у нас будут дети, я стану водить микроавтобус, и мы будем жить в доме с большим двором, где будем играть с детьми. – Улыбка Грэма дрогнула. Я большим пальцем разглаживаю складку на его лбу, желая вернуть его улыбку. – Странно, ведь я совсем забыла об этом разговоре, пока он мне не приснился. Но это не огорчило меня, Грэм. Потому что тогда ты сказал, что у нас, возможно, ничего этого не получится. Ты сказал, что, может, мы все время станем менять работу и у нас не будет никаких детей. И что, может быть, через десять лет ничего не изменится и все, что у нас будет, – это мы с тобой.
– Вспоминаю, – шепчет он.
– А помнишь, что я тебе сказала?
Он качает головой.
– Я сказала: «Это тоже похоже на идеальную жизнь».
Грэм выдыхает, словно всю жизнь ждал от меня этих слов.
– Мне жаль, что я упустила из виду главное, – шепчу я. – Нас с тобой. Мне всегда было достаточно тебя. Всегда.
Он смотрит на меня так, словно ему не хватало моих снов так же, как и меня.
– Я люблю тебя, Квинн.
– Я тоже тебя люблю.
Он прижимается губами к моему лбу, потом к носу. Я целую его в подбородок, и мы некоторое время лежим, прижавшись друг к другу. Но тут у меня громко урчит в животе, и очарование момента тает.
– У твоей сестры есть какая-нибудь еда?
Грэм вытаскивает меня из постели, и мы идем на кухню, стараясь не шуметь. Еще нет и восьми, Ава и Рид спят. Мы с Грэмом обшариваем кухню в поисках продуктов, чтобы приготовить оладьи и яичницу. Он включает плиту, я взбиваю тесто, и тут замечаю, что наша деревянная шкатулка все еще стоит на краю кухонной стойки.
Я откладываю миксер и подхожу к шкатулке. Проводя по ней рукой, я думаю, что все могло быть по-другому, если бы он не сделал нам этот подарок, который мы запечатали в нашу первую брачную ночь. Я до сих пор помню, как писала ему любовное письмо. Помню, как вложила в конверт свое фото в обнаженном виде. Интересно, насколько я с тех пор изменилась?
Я открываю шкатулку, чтобы достать письмо, и обнаруживаю на дне несколько кусочков бумаги. Один из них – желтая записка, которая полгода оставалась приклеенной к моей стене. Два других – наши предсказания.
Я беру их и читаю.
– Поверить не могу, что ты до сих пор хранишь их. Как мило с твоей стороны.
Грэм подходит ко мне.
– Мило? – Он отбирает у меня одно из предсказаний. – Это вовсе не мило. Это доказательство того, что судьба существует.
Я качаю головой и тычу в его предсказание.
– Тут говорится, что в тот день ты должен был преуспеть в бизнесе, а ты даже не был на работе. Каким образом это доказывает, что мы родственные души?
Его губы изгибаются в усмешке.
– Если бы я пошел на работу, то никогда не встретил бы тебя, Квинн. Думаю, это был мой самый большой успех, связанный с работой.
Я склоняю голову набок: почему-то никогда не рассматривала его предсказание с этой точки зрения.
– И еще… вот.
Грэм переворачивает свое предсказание и показывает мне цифру восемь на обороте.
Я опускаю глаза и тоже читаю номер на обратной стороне своего. Восьмерка.
Две восьмерки. Дата, когда мы воссоединились много лет назад.
– А ты тогда солгал мне, – говорю я, снова глядя на него. – Ты сказал, что пошутил о восьмерках на обороте.
Грэм забирает у меня из рук бумажки и осторожно кладет их обратно в шкатулку.
– Я не хотел, чтобы ты влюбилась в меня по воле судьбы, – говорит он, закрывая шкатулку. – Я хотел, чтобы ты влюбилась в меня просто потому, что ничего не могла с собой поделать.
Я улыбаюсь и с благодарностью смотрю на него. Мне нравится, что он так сентиментален. Мне нравится, что он верит в судьбу больше, чем в совпадения. Мне нравится, что он верит, будто его судьба – я.
Я встаю на цыпочки и целую его. Он хватает меня за затылок обеими руками и так же благодарно отвечает на мой поцелуй. После нескольких мгновений поцелуев и пары неудачных попыток остановиться он бормочет что-то о подгорающих оладьях, неохотно отрывается от меня и возвращается к плите. Я подношу пальцы к губам и улыбаюсь: он только что целовал меня, и у меня не возникло абсолютно никакого желания отстраниться. На самом деле я хотела, чтобы поцелуй длился еще дольше. Я-то думала, что больше никогда не испытаю этого чувства. Да, мне хочется поцеловать его еще раз, но я не решаюсь снова притянуть его к себе. Оладий мне тоже хочется, поэтому я предоставляю ему возможность приготовить их. Я возвращаюсь к шкатулке и тянусь за письмом, которое когда-то ему написала. Теперь, когда я чувствую, что мы на пути к выздоровлению, мне хочется прочитать слова, написанные ему, когда мы только начинали свой совместный путь. Я переворачиваю конверт, чтобы достать письмо, и вижу, что он все еще запечатан.
– Грэм? – Я снова поворачиваюсь к нему. – Ты даже не прочитал его?
Грэм оглядывается через плечо и улыбается мне.
– А зачем, Квинн? Я прочту его в нашу двадцать пятую годовщину.
Он поворачивается к плите и продолжает готовить как ни в чем не бывало, словно только что не произнес самые целительные слова за всю свою жизнь.
Я снова смотрю на письмо и улыбаюсь.
Даже несмотря на соблазн увидеть фотографию, он уверен в своей любви ко мне. Ему не потребовалось перечитывать письмо, чтобы проверить собственные чувства.
Мне вдруг захотелось написать ему. Я ведь могу делать то же, что он все эти годы: добавлять в шкатулку письма. Я хочу написать ему так много писем, что, когда мы наконец откроем этот ящик по надлежащей причине, ему недели не хватит, чтобы прочитать их все.
– Как ты думаешь, где мы будем в нашу двадцать пятую годовщину? – спрашиваю я.
– Рядом друг с другом, – говорит он как ни в чем не бывало.
– По-твоему, мы когда-нибудь уедем из Коннектикута?
Он смотрит на меня.
– А тебе бы хотелось?
Я пожимаю плечами.
– Может быть.
– Я иногда думаю об этом, – признается он. – Я уже набрал несколько частных клиентов. Если бы удалось раздобыть еще парочку, возможно, мы бы и смогли, хотя кто знает, насколько это окажется прибыльным. Но год или два мы могли бы путешествовать. Может быть, дольше, если нам понравится.
Наш разговор напоминает мне о вечере, когда я разговаривала с мамой на ступеньках ее дома. Я обычно не очень прислушиваюсь к ней, но она права. Я могу тратить свое время попусту, добиваясь идеальной жизни, которой у меня никогда не будет, а могу проводить его, наслаждаясь жизнью, которая у меня есть. И эта настоящая жизнь могла бы дать мне так много, если бы я хоть ненадолго перестала зацикливаться на себе и начала пользоваться
