Читаем без скачивания Санаториум (сборник) - Людмила Петрушевская

ОЛЬГА. Сколько просила, просила, умоляла. Купила штепсель… Вставь! Сок будем пить…

ВЛАДИМИР. Чемодан, у него замки сломанные… Что еще… Матрас надувной с дыркой…

ОЛЬГА. Просила почини, заклей, заклей… Клей момент купила…

ВЛАДИМИР. Да, клей момент засохший два тюбика. Мясорубка, ручка потерялась. Берите все!

ОЛЬГА. Они отремонтируют что мы не смогли за всю жизнь. Они новые люди!

СТАРУШКА. Ой, милка. Мед каплет от устен твоех. Да я тебе за то подушку дам. Идите сюда лапки, всем подарки (вынимает из узла, кладет на кровать подушку). Зять внизу караулит на мотоцикле, в колясках тридцать ли подушек… Мотоцикл у него с двумя коляскими, называется как-то ли тримаран, что ли… Да. Ну, баунька, пошли.

ОЛЬГА. Ну пошли, баунька.

Выходят. Сверху спускается СЕРЕЖА.

СЕРЕЖА. Здравствуй!

ВЛАДИМИР. Салют.

СЕРЕЖА (садясь на кровать). Вот скажи, почему одним все, а другим ничего?

ВЛАДИМИР. Да! Я тоже об этом думал! Если, наложив на ухо муфту, искусственно держать его в тепле, оно останется белым. Это я про лягушек. Понял?

СЕРЕЖА. Не скажи!

Владимир достает из кровати бутылку, с полки стакан, Сережа открывает. Пьют.

ВЛАДИМИР. Несправедливость. Вот я. Ты слышал. Ученый высокого класса. Диссер лежит в столе… Наполовину я халдей! По матери.

СЕРЕЖА. Торёпе.

ВЛАДИМИР. Что? (Пауза.) Казалось бы… Невозможно решить, является ли недоразвитие передней части головы у позвоночных результатом наследственных факторов, ослабляющих индуцирующую способность крыши головной кишки! И никому! Никому не скажешь! Засмеют! Я в нотариальной конторе работаю курьером.

СЕРЕЖА. Головной кишки? (Трогает голову.)

ВЛАДИМИР. Это я так… Ничего у меня нет.

СЕРЕЖА. У тебя квартира, жена! Дети есть? Торёпе.

ВЛАДИМИР. Да толку… И жена, и три жены… Я не нужен никому! Мы размениваемся. И вот квартира… Которую я получу в результате… Вот она-то очень нужна кому-то… Как отличить, кому нужен я, а кому квартира?

СЕРЕЖА. Главное, дети! Жвака торёпе.

ВЛАДИМИР. Дети! Дети меня не одобряют. Когда жена меня ну, обвинила… ну что я живу там с другими… бред кобылы… У нее сексуальный бред… В ее возрасте бывает… И деточки встали резко на ее сторону… И так они вообще редко ко мне обращались… исключительно занять денег… Знаешь, родители как холодильник…

СЕРЕЖА. Холодильник родители? У нас старшие не холодильник. Они испытывают уважение. По всем вопросам совет дают.

ВЛАДИМИР. Это вы еще архаическая древняя цивилизация. А у нас дети заглядывают к родителям, только когда им что-то нужно взять… Как в холодильник. Вот что я имел в виду. А теперь вообще. Всегда у нас поиски кто виноват. Вот радость! Наконец виноватый нашелся! Это отец во всей нашей сраной жизни повинен! Эх да. Ты знаешь, кто у меня был знакомый? Друг просто? Высоцкий, знаешь?

СЕРЕЖА. Полузащитник из «Ротора»?

ВЛАДИМИР. Певец, олигофрен!

СЕРЕЖА. Певец олигофрен?

ВЛАДИМИР. Поэт и певец.

СЕРЕЖА. Певец я знаю Паваротти. (Поет по-итальянски.)

ВЛАДИМИР. А знаешь, какая настоящая фамилия была у Высоцкого? Володя Шпек. Или Шмук, забыл. Шванц! Вот! Шванц Володька!

СЕРЕЖА. Моя настоящая фамилия Кравченков, торёпе.

ВЛАДИМИР. Моя настоящая фамилия Смирнов.

СЕРЕЖА. Смирнов, торёпе. А Пушкин – он из нашего народа.

ВЛАДИМИР. Ой ли?

СЕРЕЖА. Ой. Лев Толстой тоже из нашего народа. Той – это праздник на многих языках. Тол – это взрывчатка. Лев Толтой. Неправильно произносят. Я праправнук Лев Толтоя. Я написал продолжение «Война и мир», называется «Брандахла».

ВЛАДИМИР. Брандахла? И всё?

СЕРЕЖА. Война. А брандахла да брандахлы – это война и мир. У нас это почти одинаковые слова. Война – брандахла. Изменяем одну букву – брандахлы, то есть мир. Остальное аналогично.

ВЛАДИМИР. А Лев как переводится?

СЕРЕЖА. Лев – это левый, левак. Леворадикальное течение. Леворадикальный праздник взрывчатки, вот полный перевод Лев Толтой.

ВЛАДИМИР. Погоди, а Троцкий тогда тоже ваш? Торёпе?

СЕРЕЖА. Кто?

Крик: «Ку-ку!»

ВЛАДИМИР. Слава тебе господи, жива.

СЕРЕЖА. Пусть кричит. (Стучит о подушку кулаком) О! (Нюхает ее, бросается ничком на пол. Полежав, встает.) Наша подушка! С гексагеном! Мухмутьевна принесла?

Входит СТАРУШКА, обвешанная валенками, на голове две ушанки.

СТАРУШКА. Ой ты гой еси! (Кланяется Сереже.)

СЕРЕЖА. Брифетфуя тыпы.

ВЛАДИМИР. Ты что, гой?

СЕРЕЖА. Гой.

ВЛАДИМИР. Я наполовину гой тоже. Наполовину торёпе.

СЕРЕЖА. Ты… Ты таджит.

ВЛАДИМИР. Я пигмей тутси. (Как бы танцует негритянский танец)

МУХМУТЬЕВНА (поет). Ой да ты погож, погож да…

СЕРЕЖА. Мухмутьевна! (Показывает на Ольгу.) Тыпы янна бастфотит? (Тебе она подходит?)

СТАРУШКА. Ой да кака баунька!

СЕРЕЖА. Гораздая.

ОЛЬГА (встревожившись). Я сейчас. (Выходит.)

ВЛАДИМИР. Не понял, вы вообще откуда будете? Вы не местные?

СЕРЕЖА. Пока что да.

СТАРУШКА. Ой, пока что плохо нам, ой, плохо! Яко же птица отлетает от свого гнезда, тако человек порабощается, егда устранится от своих мест!

ВЛАДИМИР. Какие красивые слова!

СЕРЕЖА. Это слова Лев Толтоя.

ВЛАДИМИР. У тебя одна, знай, песня.

СЕРЕЖА. Нет, две. (Поет.) Суль маре лючико!

ВЛАДИМИР. Так. В моем присутствии прошу не петь.

СТАРУШКА. Господь гордым противится, смиренным дает благодать. Базнадреля на ную. Гаразибая. Ожедь гаразибая. (Посмотрела на нее. Красивая. Очень красивая.) Да. Хорошая. Она хорошая.

ВЛАДИМИР. Володька Шпек… Нет, Шванц… как я наполовину гой.

СЕРЕЖА. Вот! Он наш. Из нашего народа. Наш народ все униженные и оскорбленные. Все! Нацменьшинства, секс-меньшинства, все на той!

ВЛАДИМИР. Брандахла! Я верно понял?

СЕРЕЖА. Брандахла и, соответственно, потом только да брандахлы. Слыхал? (Поет.) Весь мир насилья мы разрушим! Весь брандахла насилья мы брандахлы! До основанья, а затем, кто был ничем, тот станет всем!

ВЛАДИМИР. Кто был ничем, тот стал патриот.

СЕРЕЖА. Да! Мы патриоты!

ВЛАДИМИР. Сам себя не похвалишь, сидишь как оплеванный.

СЕРЕЖА. Ин сворчит, а я смолчу. Как говорил наш Лев Толтой.

СТАРУШКА. Да!

СЕРЕЖА. Не нами стало, не нами и кончится.

ВЛАДИМИР. Землю на раздел, царя на расстрел.

СЕРЕЖА. Ничто так не окаменяет сердца, как сознание своей правоты. Это слова Лев Толтоя.

ВЛАДИМИР. Так я тоже о том же говорю!

Входит ОЛЬГА с грузом валенок.

У! Мухмутьевна, давай. Зачинай.

СТАРУШКА. Ой ты, гость богатый, ворон толстоголовый! (Подумав, падает на карачки, бьет поклоны.)

ВЛАДИМИР. Это вы мне?

СЕРЕЖА. Тебе.

ВЛАДИМИР. Где это я толстоголовый?

СТАРУШКА (встает, делает широкий жест). У меня купец, у тебя товар.

ВЛАДИМИР. Товар? Не, подушек мне уж не надоть. Ляжешь на нее и костей черепа не соберешь. Она же у вас со взрывчаткой, он сказал.

СЕРЕЖА. Мухмутьевна! Кжи лба. Торёпе ин.

СТАРУШКА (машет рукой примирительно). Ну и хер с энтим. (Воет.) У тебя соколиха ясноглазая, у меня Финист – ясный сокол.

ВЛАДИМИР. Где это у меня соколиха?

СЕРЕЖА. Да ладно, Мухмутьевна, ты уж прям… нельзя слово-то тебе молвить, ты уж сразу затрапорешила… Погодь, пока засмягнет. Может, она и не захичает…

СТАРУШКА. Вижу-вижу, как она очеса свои ясные потупляет, Сережа. Дай руку, ластонька покрепочка! Не исклентаю авось тебя. (Берет руку Ольги и соединяет с рукой Сергея.)

ВЛАДИМИР. Та-ак. Оля!

ОЛЬГА. Ну что, Господи, ну что вы, баунька! (Пытается отнять руку.)

ВЛАДИМИР (Ольге). Ты что, забыла, баунька? Что у нас несделанное дело? Развод? Разъезд у нас, ты в Куркино, я в Машкино.

ОЛЬГА. Да, да, я не могу, мне с вами тут некогда, мы покупаем две разные квартиры. Да. Но нам за нашу квартиру дают мало денег. Но теперь мы знаем, что у нас экологически чистый микрорайон, даже утром прилетали кукушки… Хотя да… (Утирает пот со лба.)

ВЛАДИМИР. Ку-ку!

Голос: «Ку-ку».

СЕРЕЖА (наверх). Да унпокотя ты! (Держит Ольгу за руку.)

ВЛАДИМИР. Унпокотя ТЫ! (Тянет Ольгу за другую руку.)

СТАРУШКА. Нет, Сережа, она должна, заюшка, кукушка, куковать-кричать, ахроян, ты разумом легонек, а детушки нужны, кости некому будет прихоронить, если детушек нет! Народа не будет! Нам детушки нужнее!

ВЛАДИМИР. Пока она моя жена! Унпокотесь, вы! Она моя навеки пока еще!

СТАРУШКА. И будет, милай! Унпокотя. И будет! И твоя и его навеки. Что голову между плеч повесила? Такая соколиха ясноглазая, красная зоренька. Ну погляди ж ты на него. (Поет.) Эти глаза напротив…. Корова солому ест, и то играет. Будет и твоя, и евоная, сокол ясный. Соколиха наша.