Читаем без скачивания Глобальное политическое прогнозирование - Александр Панарин

Прогнозировать грядущую фазу мировой истории — значит предвосхитить ответ евразийского континента на постмодернистские вызовы морской хляби и ее люциферову алхимию, одновременно направленную на дематериализацию материи и на десублимацию человеческого духа. Получив вызов со стороны мировых экспроприаторов, безудержных в своей алчности и не оставляющих побежденным никакой настоящей перспективы, представители другой стороны,— а речь идет о большинстве человечества — должны подготовить свой мироустроительный ответ.

По-видимому, он может выступать либо в форме новой мировой революции, либо новой духовной Реформации, либо в каком-то сочетании того и другого. Все эти альтернативы в целом представляют собой восстановление утраченной вертикали в мире, оказавшемся жертвой секуляризированных практик. Классическая дихотомия "Восток — Запад" оказалась профанированной, во-первых, по причине появления вестернизированного Дальнего Востока, ставшего союзником Атлантики; а во-вторых, в силу языческого приземления этого классического дуализма, которому геополитики придали значение конфликта цивилизаций.

В последнем понятии утрачен исторический вектор, формационная стрела времени, указующая путь из прошлого в будущее. Вместо этого нам предлагается постмодернистский постулат равнозначности или равновероятности мироустроительных моделей, предлагаемых разными цивилизациями. Но как только мы заменим горизонтальную дихотомию "Восток — Запад" полюсной дихотомией "Север — Юг", к нам сразу же возвращается чувство историзма, спасающее нас от постмодернистской всеядности.

Дихотомия "Север — Юг" возвращает права моральному сознанию в истории; вместо того чтобы делать акцент на понятиях менталитета или кода культуры, мы акцентируем смыслы, относящиеся к социальной справедливости, к примату будущего, к преобладанию морального критерия над критериями пользы и эффективности. В этом новом измерении все вопросы, восходящие к теории модернизации и другим разновидностям либерального дискурса в корне меняют свое содержание.

Вместо того чтобы спрашивать, почему в центре Евразии не удается вестернизация, мы должны спросить: чему мы обязаны тем, что она все-таки не удалась, и как сохранить эту неподатливость Континента манипуляциям атлантизма?

Вместо того чтобы определять меру неадекватности евразийского менталитета требованиям Современности, нам предстоит определить меру неадекватности западного модерна требованиям будущего.

Вместо того чтобы вопрошать о том, почему при всех различиях между конфуцианско-буддистской и протестантской традициями Атлантика и АТР все же сблизились, предстоит поставить вопрос о том, что уберегло великие страны, соединенные меридианной вертикалью Евразии — Россию и Индию — от "успехов вестернизации" и предопределяет сегодня мощную интуицию единства их исторической судьбы, невзирая на все различия истории и географии.

Наконец, вместо вопроса о том, как избежать отставания, связанного с помехами процессу вестернизации, следует поставить вопрос: как избежать архаизации и нового варварства, неминуемо сопутствующих вестернизации?

Глава 5. КОНТРТЕНДЕНЦИИ ГРЯДУЩЕГО СТОЛЕТИЯ: РЕВАНШ КОНТИНЕНТА

Не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа, не мудрым — хлеб, и не разумным — богатство, и не искусным — благорасположение, но время и случай для всех их. Ибо человек не знает своего времени.

5.1. Вызов либерализма и реакции культуры и политики

Прогнозирование этих тенденций требует учета специфической особенности человеческой судьбы — коллективной и индивидуальной. Человеческое поведение следует не рациональной детерминистской логике, будь то логика обстоятельств (причин) или логика интересов; оно следует особым законам драмы, в которой поведение персонажей обусловлено ситуацией их взаимного диалога. Иными словами, человеческая биография развертывается не в рациональном контексте последовательного решения собственных проблем, а в контексте дихотомии вызов — ответ. Наше поведение больше является спровоцированным, чем рационально обусловленным: это, скорее, модель реплики, ответа на выпад, чем модель продуманной автономной тактики, адекватной проблемной ситуации.

Думается, общая методология прогностики следует этапам, соответствующим переходу от старого лапласовского детерминизма (прогнозирование как прослеживание причинно-следственной связи, или "логики обстоятельств"), через промежуточную фазу детерминизма интересов (либерализм и марксизм) к современной культурологической фазе, связанной с осознанием того факта, что обстоятельства не столько мобилизуют наш рассудок, сколько аффицируют нашу чувственность, эмоциональную и моральную.

Человек — это существо, больше откликающееся на субъективное содержание полученного вызова, чем на объективные проблемы, которые он отражает. Именно поэтому нас так часто удовлетворяют символические решения, успокаивающие наше самолюбие или наше чувство справедливости. Все это не означает никакого солипсизма, никакого отрицания объективного мира и проблем с ним связанных. Это означает всего лишь, что человек в первую очередь живет в автономном мире культуры и воспринимает внешний мир сквозь призму принятого в культуре символизма.

После этого краткого методологического экскурса обратимся теперь к анализу того вызова, которому суждено возбуждать реакции культуры и политики в течение нескольких десятилетий будущего века. Первой из прогнозируемых реакций, формирующих климат ближайшего будущего, несомненно явится реакция на либерализм. Даже либерализм классического периода, судя по историческим свидетельствам, вызывал бурную реакцию оппонентов из левого и правого лагеря. У левых радикалов он возбуждал презрительную ненависть за свое наигранное, как считалось, благодушие и стремление стать над схваткой феодальной реакции с революционным демократизмом. Что касается правых консерваторов, то они были убеждены, что именно либеральная критика старых порядков расшатала устои и открыла дорогу разрушительному революционализму и нигилизму. Одним из поздних прозрений этой антилиберальной аналитики является открытие того, что демократический Февраль в России закономерно вел к большевистскому Октябрю.

Таким образом, даже прежний, респектабельно-академический либерализм, объединяющий просвещенную аристократию с аристократизированной буржуазией, провоцировал нешуточные идейно-политические страсти. Современный же либерализм в этом отношении куда более уязвим. Его историческая биография связана с вышеотмеченными законами драмы: его постулаты не выношены в ситуации рационального дискурса, а спровоцированы оппонентами, и в самом деле способными вывести из равновесия своими крайностями. Первым из современных оппонентов либерализма стало кейнсианство. Организовав в ответ на кризис 1929—1930 гг. новую "экономику спроса", кейнсианство не только породило феномен перманентной инфляции, но и такие сомнительные явления, как "субкультура пособий" и предпринимательский абсентеизм. Обложив непомерными налогами экономически активных и снабдив избыточными гарантиями экономически пассивных, оно, с одной стороны, подорвало предпринимательскую активность капитала, с другой — активность труда, соблазняемого возможностями жизни на пособия.

Перед лицом этого вызова либерализм существенно "огрубел", утрачивая мотивы социальной солидарности и сострадательности. В полемике с кейнсианством либерализм незаметно для себя освобождался от наследия христианского и просвещенческого гуманизма, отданных в жертву "светскому" понятию социально-экономической эффективности. Второй, еще более существенный урон гуманистическому багажу либерализма нанесла "холодная война". В ходе ее произошла настоящая милитаризация либеральной идеологии, все более явно превращающейся в пропаганду. Постепенно возникла сомнительная тактика "двойных стандартов": либералы зорко подмечали любые отклонения от гуманистическо-демократических стандартов в стане противника, но оказывались на удивление подслеповатыми, если речь шла об аналогичных "недочетах" в собственном лагере или в стане тех, кого они называли "нашими сукиными сынами".

Либерализм постепенно утрачивает достоинство имманентности, превращаясь в орудие холодной войны, в средство пропаганды и манипулирования. Учитывая культурный статус либерализма в системе западной цивилизации и масштабы его влияния в мире, отмеченная метаморфоза может быть оценена как одна из крупнейших социокультурных катастроф нашей эпохи, ответственная за порчу современного человека.