Читаем без скачивания Израиль: война и мiръ - Яков Рабкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первые поселенцы связывали палестинскую действительность с хорошо им знакомой российской: арабская угроза часто представлялась кровавой тенью погромов. При этом они вели себя, как любые колонисты на чужой территории, то есть защищали свои поселения с оружием в руках. С возникновением каждого нового поселения ненависть к пришельцам лишь усиливалась. Прибывшие после Второй мировой войны и нацистского геноцида массы европейских евреев породили чрезвычайно мощный образ – образ праведной жертвы. С ног на голову была перевернута религиозная традиция, по которой евреи считались физически слабыми, но духовно могучими за счет упования на Бога. В сионистской идеологии превалирует уверенность еврея в собственных силах.
В рамках национал-иудаизма важно оправдать применение силы с точки зрения иудейства. Сделать это оказалось непросто: предтечи, признанные религиозным сионизмом – раввины Цви Гирш Калишер и Иегуда Алкалай, – руководствовались скорее пьянящим духом европейского национализма XIX века, нежели еврейской традицией. Ш. Авинери отмечает, что призыв к оружию, звучащий в трудах этих раввинов, основан непосредственно на опыте европейских стран, недавно завоевавших свою независимость [455]. Однако даже раввины, поддержавшие идею переселения на Святую землю, продолжали традицию иудейского миролюбия. Для Калишера и Алкалая применение силы оставалось чуждым. Они не забывали о клятве «не восставать против других народов» [456] и настаивали на том, что возвращению в Израиль никоим образом не должна сопутствовать вооруженная борьба: «…и меч не пройдет по стране вашей» (Левит, 26:6).
Раввин Йоэль Тейтельбаум, основываясь на трех клятвах, приведенных в Талмуде, в своей книге «Ва-Йоэль Моше» отрицает правомерность каких-либо коллективных военных действий со стороны евреев. Для него любые меры нелегитимного государства автоматически незаконны, а сионисты, прибегая к насилию по отношению к арабам, явно нарушают клятву не восставать против других народов и тем самым навлекают на евреев гонения и страдания. Ясно, что он имел в виду геноцид евреев в Европе и волну насилия, захлестнувшую Государство Израиль и его соседей. Тейтельбаум описывает все войны современного Израиля как бойню, единственной целью которой является желание сохранить сионистскую структуру государства. Отрицание применения силы связано и с событиями прошлого. Как уже было отмечено, прославляемое сионистами восстание в Варшавском гетто в 1943 году видится приверженцам еврейской традиции совершенно в другом свете.
Здесь таится коренное расхождение с израильской ментальностью, которую крайне четко выразил генерал и политик Моше Даян: «Смерть в битве есть не конец битвы, а ее апогей. Раз битва составляет часть жизни, а иногда и всю ее целиком, смерть – вершина битвы – это не уничтожение жизни, а ее самое полное и мощное выражение» [457].
Мобилизация сионистской молодежи означала новый разрыв с традицией – на сей раз с традицией миролюбия, присущего как соблюдающим, так и далеким от следования заповедям евреям. Естественно, это вызвало повсеместное осуждение. Альберт Эйнштейн, поборник пацифизма и гуманизма, в 1935 году осудил созданное Жаботинским движение Бейтар, предсказывая, что оно станет «такой же опасностью для нашей молодежи, как гитлеризм для молодежи Германии» [458]. Даже будучи близким к культурному и гуманистическому сионизму, Эйнштейн открыто выступал против создания сионистского государства в Палестине и критиковал поворот в сторону правого национализма, который наметился в сионизме в 40-х годах [459]. Реформистский раввин Ирвинг Райхерт (1895–1968) предупреждал об «опасной схожести между повышенным вниманием некоторых представителей сионизма к вопросам расы и крови и заявлениями фашистских лидеров Европы» [460]. Одно из свидетельств этой близости содержится в книге о жизни в литовском городе между двумя войнами: «На улице Билюнас активист движения “Молодая Литва” в зеленой униформе встречает активиста Бейтар в серо-коричневой, и оба вскидывают правую руку в фашистском приветствии» [461].
В итоге произошел разрыв между традиционным еврейским мироощущением, последователи которого предпочитали искать компромисс, и новой системой ценностей, во главу угла которой ставились победа и полный контроль над обстановкой. Большинство раввинов с негодованием восприняли милитаризацию евреев и выступили против политического насилия [462]. Они предупреждали, что конфликт с другими народами не принесет ничего, кроме новых бед, и призывали искать мирные средства его решения, пусть даже эмиграцию, и избегать столкновений с местным населением и местными властями.
Военные и политические идеи национального иудаизма подвергаются постоянной критике со стороны харедим. Более того, в их глазах представители национального иудаизма являются соучастниками убийства, так как провоцируют войны, где погибают тысячи людей. Члены Агудат Исраэль, входившие несколько раз в израильское правительство, в том числе и в то, что развязало войну в Ливане, удостоились схожих обвинений. Никто, по мнению этих критиков, не вправе посылать людей на войну – как из-за запрета на применение силы, так и из соображений гуманности: «Они безответственно решили послать… евреев на войну, не приняв во внимание горе и слезы тысяч отцов и матерей, чьи дети погибнут» [463].
В разгар Войны за независимость, последовавшей за односторонним провозглашением Государства Израиль в 1948 году, которое его создатель Бен-Гурион называл «революционным актом, осуществленным без формального права» [464], группа уроженцев Иерусалима заявила: «Мы не позволим повести нас, наших жен и детей на заклание идолу сионизма» [465]. При таком подходе нет и речи о каких-либо проявлениях патриотизма, национальной солидарности или даже инстинкта самосохранения. Вопреки распространенному мнению, харедим видят главную угрозу в самих сионистах и в «наглых нечестивых евреях, возомнивших себя властелинами мира».
В связи с военными победами Израиля перед критиками сионизма возникли новые вопросы. Как могут нечестивцы добиться таких боевых успехов? В отличие от национал-иудаизма, последователи которого склонны видеть в этих событиях чудесный знак Божественного благоволения, противники сионизма из харедим считают победы израильтян, как, впрочем, и само существование сионистского государства, делом сатанинским. Они не могут допустить, что Бог способствует тем, кого они считают идолопоклонниками [466]. Победа 1967 года может быть либо следствием Божественного вмешательства, либо наваждением Сатаны, желающего ввести праведных евреев в заблуждение. В такой поляризованной картине мира не остается места для промежуточных толкований. Религиозным антисионистам эти победы представляются лишь еще одним звеном в непрерывной цепи бедствий, которые начались с возникновением сионизма, продолжились геноцидом в Европе и, в конце концов,
