Читаем без скачивания Призраки в горах - Тимур Свиридов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помоги мне подняться!
Олег оперся о плечо Стефанакиса, чувствуя боль в ноге, но еще сильнее в душе – за убитых друзей. Перед глазами промелькнули лица Вани Шухавцова и Саши Муравьева. Поль помог ему встать в стрелковое гнездо, положил рядом несколько полных рожков и, подняв автомат Шухавцова, тоже встал поблизости.
Внизу откатывалась назад очередная атака обезумевших от страха душманов, решивших во что бы то ни стало вырваться из западни. Короткими очередями Олег настигал петляющих и укрывающихся «духов». Видел злые огрызающиеся огоньки ответных выстрелов из-за валунов и с неукротимой яростью стрелял туда, где они возникали.
Переведя взгляд к перевалу, Бестужев заметил закопченный дымящийся бронетранспортер Абрикосова с оплавленной дырой в борту. Лейтенанту, видимо, на такой близкой дистанции не удалось уберечься от душманского гранатомета, но он все же увел с линии огня подбитую машину. Хотя, кто знает, кому в ней удалось остаться в живых?!
Голова кружилась все сильнее и сильнее. Страшно хотелось пить. Появилось ощущение тошноты.
Дав еще две короткие очереди, пулемет умолк. Олег тоже перестал стрелять. Движения противника внизу не было видно, атака в очередной раз захлебнулась. Душманский минометчик тоже перестал стрелять, может, кончились мины?
Откуда-то сзади послышался тихий стон. Оглянувшись, Олег увидел, как замер хлопотавший с новыми лентами у пулемета Волков, как остановился заряжавший патронами рожок автомата Стефанакис. Звук шел из-за старой арчи. Поль пополз в ту сторону, что-то воскликнул и через некоторое время появился вновь, осторожно подтаскивая Курчиненко. Одежда того была в пыли и крови.
– Господи, Студент! – тихо ахнул Волков и бросился помогать Стефанакису стаскивать Романа в окоп.
– Что с ним?
Сквозь стиснутые зубы Курчиненко срывались только редкие протяжные стоны, глаза его были закрыты. Неудобно согнувшись на дне окопа, он на минуту притих, пока ребята разрывали на нем куртку, а потом попросил жалобно:
– Пить… Воды… Дайте хоть глоточек!
– Ранение в область живота, – отчаянно прошептал Анатолий. – Бедный Рома. – И стал отвинчивать крышку своей фляги.
– При ранении в живот пить нельзя! – напомнил Стефанакис и жестом отодвинул флягу Волкова.
Олег снова почувствовал нарастающие волны дурноты, опустил взгляд и увидел свою густо намокшую от крови штанину. Перед глазами все пошло кругом. Головокружение делало его невесомым, поднимало и уносило куда-то вверх, в сторону. Горы подвинулись, уступая место пустоте и неизвестности.
Понимая, что рискует впасть в беспамятство, Олег крепче сжал руками автомат, до боли впиваясь пальцами в приклад. Следовало бы потуже затянуть ногу, иначе в вертикальном положении увеличится потеря крови. Но ребята были заняты перевязкой Курчиненко. Надо ждать.
«Ну ничего, ничего, – думал Олег, сдерживая приступы тошноты и сильную жажду. – Сейчас они закончат, и я их попрошу перетянуть ногу потуже».
– Мама! Вареников!.. Хочу вареников! – бредил Роман. – Только не с картоплею, а с творогом… С творогом вареников, мамочка! И сметаны мисочку, мама-а…
Едва Волков и Стефанакис закончили перевязку Курчиненко, как внизу снова загремели выстрелы, началась еще одна атака. Вернее, это была не атака, а попытка прорыва. Поль и Анатолий бросились к своим боевым позициям, и Олег понял, что с ногой все останется по-прежнему. Он физически ощущал, как кровь медленно сочится по его телу.
Переведя взгляд с затихшего Романа, зажавшего руками туго забинтованный живот, Олег взял автомат и вдруг заметил далеко за арчой пригнувшиеся фигуры.
Застрочил пулемет Волкова.
– Поль! – позвал Бестужев и не услышал собственного голоса. Потом рывком перебросил оружие на противоположный гребень окопа и несколькими скупыми очередями заставил душманов в тылу залечь. Бой был внизу, бой добрался и сюда, наверх. Неужели конец?
Автомат как живой дергался в его руках, не давая душманам поднять головы. Время от времени Стефанакис менял позицию и поддерживал Олега.
Бестужев все стрелял и стрелял, меняя рожки, хотя в глазах его уже начинал стлаться розовый туман, а уши заложило, словно ватой. И тут тихо, но явственно, откуда-то издалека донесся знакомый, еле различимый мерный стрекот. Он слабо прорывался сквозь грохот выстрелов, сквозь шум в ушах. Олег напрягался изо всех сил, стараясь окончательно не впасть в забытье и боясь, что ему лишь мерещится шум вертолетных лопастей. Но в это время Стефанакис радостно завопил:
– Ребята! Наши летят!
До боли знакомый рокот винтокрылых машин звучал все отчетливее, все сильнее…
Глава пятая
1
Олег на короткие минуты приходил в себя. Но снова впадал в беспамятство и бредил. В голове стоял сплошной туман. Он лежал на спине, тревожно прислушиваясь к самому себе, к стуку собственного сердца, и чувствовал, что ему не хватает воздуха, словно он нырнул глубоко-глубоко и оттуда, из темной глубины, отчаянно работая руками и ногами, устремился вверх, на поверхность, но силы кончаются и ему никак не удается вынырнуть. Хотя бы кто-нибудь заметил, обратил внимание на его отчаянное положение… Но никого поблизости не было, никто не приходил к нему на помощь, и он в страшном одиноком отчаянии кричал…
Но никакого крика не получилось. Олег издал только слабый, еле слышный стон, долгий и протяжный. А первая же попытка пошевелиться вызвала обвальную волну тупой боли, которая быстро растекалась по всему телу, захлестывая под себя все другие чувства и ощущения. Боль обжигала, давила, мутила сознание горячим туманом. От ее острой и нудной безысходности раскалывался затылок. Теперь уже Олегу казалось, что он медленно плывет по голубому туману, изредка проваливаясь в ямы и омуты, и опять выплывает, выныривает на поверхность, такой невесомый и бестелесный, словно он давно превратился в какое-то существо, похожее на крупную бесформенную медузу, прибитую волнами к берегу… И он явственно чувствовал, как волны выталкивают его на песок, а оттуда скатывался с пенною водою обратно в полосу прибоя и там его снова подхватывала очередная волна, поднимала и с шумом швыряла вниз, на берег, больно ударяя его боками о мокрые камни и слежавшийся песок. И эта пытка продолжалась бесконечно, поскольку у него не было сил, чтобы зацепиться за что-нибудь, остаться на берегу или же вырваться из полосы прибоя, отплыть дальше в море от того места, где волны встают на дыбы, как потерявшие управление кони, грудью обрушиваются на берег. Сознание своего бессилия и безволия болью пронизывало его с ног до головы. И Олег, тяжело хватая ртом воздух, снова проваливался в голубую клубящуюся бездну…
2
На исходе были третьи сутки, как сержант Бестужев находился в полевом госпитале. Третьи сутки врачи прилагали все усилия, чтобы вернуть его в строй, активно помогая его молодому организму бороться за выживание.
Олег потерял очень много крови там, в старом окопе, и уже находился в бессознательном состоянии, когда пришло подкрепление. А потом, чуть живого, сержанта Бестужева вместе с другими ранеными вывозил на вертолете под огнем душманских пулеметов и снайперов старший лейтенант Константин Елизаров, выжимая из своей машины все мыслимые и немыслимые возможности. Бестужева тут же понесли в операционную. А в медицинском батальоне, куда доставили раненых, на тот момент в запасе не оказалось нужной группы крови. Кто-то предложил обратиться по радио. Старший лейтенант Елизаров, не задумываясь, задрав рукав гимнастерки, сказал:
– Не ищите, у меня такие же группа и резус.
Долго длилась операция.
Майор медицинской службы Юрий Александрович Матюшин, о котором говорили, что он хирург от бога, старательно работал скальпелем, ножницами, щипцами, иглою и множеством других инструментов – вынимал осколки и пули, сшивал кровеносные сосуды, обрабатывал глубокие раны, иначе говоря, чинил и латал сержанта. А потом Бестужева, не приходящего в себя, заковали в белую броню бинтов и снова вливали ему кровь. В последующие сутки, когда наступили критические моменты, медицинская сестра Валентина Водолагина ложилась рядом с раненым сержантом на раскладушку, и ее живая кровь вливалась в него, придавала ему новые силы. Вполне понятно, что в палату, где лежал Бестужев, она наведывалась чаще, чем в другие. Поправит подушку, подогнет сползшее одеяло, измерит температуру, даст микстуру, попоит водой с ложечки. Подержит свою ладонь на его разгоряченном лбу, посочувствует и мысленно пожелает ему сил для выздоровления. Потом тряхнет каштановыми кудрями, сверкнет жаркими угольками карих глаз, солнечно улыбнется другим раненым:
– Веселее, мальчики! Поправляйтесь скорее!
А те, кто уже пошел на поправку и двигался самостоятельно с помощью костылей или носил на привязи через плечо загипсованную руку, не давали ей проходу, приставая с расспросами:
