Читаем без скачивания Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский

— Он здесь, — подтвердил секретарь. — Ждет вашей милости.

— Сюда его, князь Ржевусский, немедленно сюда!

Уже отдаляясь к двери, ротмистр Ржевусский видел, как король с огромным трудом отрывает колени от земли и усаживается на трон.

«Жить ему осталось ровно столько, чтобы отмолить грехи, — иронично заметил про себя шляхтич. — А он все еще надеется повергнуть в них не только себя, но и всю Польшу».

Князь догадывался, что Хмельницкий начал свое восстание с прямого благословения короля, и был решительно против этой королевско-гетманской авантюры. Однако прекрасно понимал, что, до тех пор, пока служит в качестве королевского секретаря, он не имеет права предпринимать что-либо такое, что позволило бы Его Величеству или кому бы то ни было из окружения короля заподозрить его в измене. Но заботился при этом не о королевских тайнах, а о чести древнего рода Ржевусских, последним представителем которого являлся.

Поручик Кржижевский стоял спиной к нему, тяжело облокотившись на резной свод камина, и, казалось, никакая сила не способна была заставить его выйти из состояния этой смертельной усталости.

— Король готов выслушать вас, господин поручик.

— Это хорошо, что король уже готов, слуги короля и дьявола… — проворчал поручик. — Вот только неизвестно, готов ли я добраться до его трона, чтобы рассказать все то, что видел там, в селениях восставшей Украины.

Ржевусский оглянулся на дверь Рыцарского зала и приблизился к Кржижевскому.

— Но весь этот повстанческий вертеп не должен был перерастать в настоящую войну, граф, — вполголоса проговорил он. — Если только восстание действительно возглавил полковник-иезуит Хмельницкий.

— Можете не сомневаться. Полковник. И, похоже, иезуит, слуги короля и дьявола.

— Что же тогда происходит такого, что должно было бы повергнуть в смятение не только вас, но и короля?

Кржижевский оглянулся на секретаря и настороженно смерил его взглядом. «Знать бы, за кого ты: за короля или против него?» — вопрошал взгляд смертельно уставшего человека, не одни сутки проведшего в седле.

— Камни этого дворца тоже многое слышали. Но молчат, — процедил сквозь зубы Ржевусский, давая понять, что поручик может быть откровенным.

— А то происходит, князь Ржевусский, что казаки и брацлавские ремесленники с нашим королем-покровителем не сговаривались. Сидя в банкетных залах князей Потоцких и Вишневецких, сговоры-заговоры не плели. А о том, что редко какая сабля устоит против крестьянской боевой косы или вил — в этом мы с вами, слуги короля и дьявола, убедимся очень скоро.

— И вы решитесь сказать об этом Его Величеству?

— Зачем? — воинственно ухмыльнулся Кржижевский. — Он знает об этом лучше меня. Просто все еще не понял, что его радость — это радость юродивого на пепелище.

Ржевусский обхватил своими огромными костлявыми пальцами подбородок, подергал им так, словно пытался вырвать, и только таким способом заставить себя промолчать.

— Насколько мне помнится, поручик, вы тоже немало сделали для того, чтобы эта «пляска святого Вита» состоялась.

Только теперь Кржижевский, наконец, пружинисто оттолкнулся от камина, положил руку на эфес сабли и, подбоченясь, стал покачиваться перед ротмистром Ржевусским на носках своих запыленных, с комками грязи на шпорах, сапог.

— А вы заметили, князь, как прекрасно мы понимаем друг друга, слуги короля и дьявола?

41

Фрегат «Кондор» уходил из Дюнкерка на рассвете.

По мере того как корабль отдалялся по каналу от крепостных стен, город не растворялся в дымке горизонта, а наоборот, возносился в холодное северное поднебесье, в котором люди теряли над ним всякую власть и где он подчинялся законам уже не земного, а небесного бытия.

«Все, что происходило с тобой за этими стенами, уже сейчас кажется невероятным, — сказал себе Гяур. — Не пройдет и нескольких месяцев, как ты откажешься верить, что с тобой здесь вообще что-либо происходило».

— Понимаю: глядя на эти полуразрушенные суровые башни, вам есть о чем вспомнить, князь. О чем-то таком, что не забывается.

Гяуру показалось, что принц Ян-Казимир произнес это с некоторой обидой в голосе. Уже несколько минут они стояли на корме, почти плечом к плечу, однако до сих пор не произнесли ни слова. Похоже, что принц ревновал его к городу.

— Именно поэтому буду стараться вспоминать о нем как можно реже.

— В Польше предаваться воспоминаниям будет некогда — это уж точно, — согласился принц-кардинал. — И еще неизвестно, как встретят нас в Гданьске.

— Если учесть, что ваш брат, принц Кароль, уже находится в Варшаве и пытается влиять на ход событий и настроения в придворных аристократических кругах.

— Насколько мне известно, Кароль почти безвыездно пребывает в своей резиденции в Торуне, что на полпути между Варшавой и Гданьском, — мрачно уточнил принц, давая понять, что встреча с братом в то время, когда оба они стали претендентами на польскую корону, ничего хорошего ему не сулит. — Однако влиять на умы можно, находясь хоть в Торуне, хоть в Кракове.

— Не верю, что он решится упорствовать в своем стремлении обойти вас, принц. Я имею в виду упорствовать с оружием в руках или с помощью наемных убийц.

Гяур понимал, что его слова слишком слабое утешение. Однако что он мог еще сказать человеку, отправляющемуся к себе на родину за короной, которая пока еще находится на голове старшего брата, пусть даже и тяжелобольного? Тем более что сам Ян-Казимир вообще старался не упоминать о Владиславе, словно бы его уже давно не существовало.

— Приближаются обещанные нам лучники, — появился у них за спинами капитан фрегата Хансен.

Прежде чем оглянуться, Гяур плотнее укутался в свой дорожный, из плотной английской шерсти, плащ. К влажности фландрийского воздуха и к местным туманам он так и не привык. Считать себя южанином ему было трудно, тем не менее, эта промозглость доводила до холодного бешенства.

— Это что еще за лучники? — насторожился Ян-Казимир. — Откуда они взялись?

Принц старательно подходил к подбору экипажа фрегата и лично проследил, чтобы среди тех двухсот солдат, которых выделил ему де Конде для защиты корабля на случай абордажной атаки, не появилось ни одного гугенота. При этом он даже не скрывал, что панически побаивается покушений.

— Пятьдесят лучников-фризов, ваше королевское высочество. В ближнем, особенно в абордажном бою, заряжать ружья слишком долго. Поэтому после первого же залпа солдаты предпочитают сабли или абордажные кортики. А этих суровых красавцев я рассажу по надстройкам и каютам, и они в течение нескольких минут перестреляют хоть полтысячи пиратов. В колчанах каждого из них по сорок стрел, кроме того, имеется запас. Кстати, все стрелки проверены на меткость.