Читаем без скачивания Сестра моя – смерть - Николай Зорин

Я бросилась открывать, совершенно почему-то уверенная, что приехала тетя Саша, хотя для нее было еще слишком рано. На пороге стояли два милиционера в форме.

– Озерская Алена Юлиановна? – грозно вопросил один, а другой, даже не дождавшись моего ответа, схватил меня за руку повыше локтя, крепко схватил – и захочешь, не вырвешься.

– Да, я Озерская. А в чем дело?

– Пройдемте с нами.

Они ничего не захотели мне объяснять и слушать не стали мои растерянные лепетания на тему того, что здесь я в гостях, квартира не моя, мне нечем закрыть дверь, а хозяйка у брата в больнице и вернется только через час. Грубо втолкнули в лифт, вывели под руки, посадили в машину и повезли.

Вслед нам отчаянно лаяла пятнистая дворовая собака.

Мне так ничего и не объяснили, не предъявили никаких обвинений, привели в комнату с зарешеченным окном и заперли. Объяснения мне предоставили искать самой. Этим-то я и занялась. Опустилась на один из многочисленных стульев – вдоль стен в ряд стояли стулья, скрепленные для чего-то между собой, – и стала искать объяснения.

Нет, не так! Кого я хочу обмануть? «Опустилась на стул и стала искать объяснения» – притворство перед самой собой, вот что это такое. Да, я пыталась сыграть роль этакой рассудочной женщины, которая ни при каких обстоятельствах не теряет самообладания и способна думать, анализировать. Зачем я стала играть роль, совершенно мне не свойственную? Зачем, зачем? Меня трясло – я даже дрожь побороть не смогла! – а мысли… какие там к черту мысли, все мысли мои трусливо пустились в бега.

Я правильно сделала, что взяла на себя такую роль. Пусть эта роль – только роль, она мне поможет. Слишком уж в последнее время часто я от малейшего недоразумения теряла рассудок и поддавалась панике. Теперь я панике не поддамся, теперь я постараюсь найти…

Как же здесь холодно! Они совсем не заботятся о здоровье своих арестантов. Тут можно замерзнуть насмерть. Куда это они меня привели? Это не камера – уж как выглядит камера, я хорошо знаю! – это скорее какой-то тюремный зал ожидания. Стулья в ряд – множество одинаковых стульев – и больше ничего. Деревянные, гладкие, ужасно холодные стулья. Вот я и снова в тюрьме. А тюрьма – это старость. Это старость и одиночество. Такое одиночество, от которого даже Каролина не сможет спасти.

Каролина! Первая связная мысль! Меня арестовали в квартире ее брата. Меня арестовали, когда она ушла. В больницу ушла, к брату. Она ушла, а они пришли.

Нет! Только не Каролина! Пусть уж лучше меня приговорят к расстрелу. Если Каролина… Нет, нет! Каролина тут совершено ни при чем, она к брату ушла, она сестра милосердия – моя сестра.

Как же здесь холодно! Я не успела надеть куртку. Вычистила, но надеть не успела. Только Каролина и брат ее Любен знали, где я нахожусь. А больше никто не знал, никто не знал…

Тетя Саша! Каролина дала ей адрес. Она не знала, не думала, не могла предположить, моя наивная девочка Каролина, моя доверчивая девочка из семьи, где все сходят с ума друг по другу, где царит только любовь, где о подлости не имеют понятия. Откуда ей знать? Откуда ей знать, если я и сама не знала?

Тетя Саша. Итак, тетя Саша. Обидно и больно, но почему-то ее я предпочитаю Каролине, ею я еще могу пожертвовать, пусть уж лучше будет тетя Саша.

Ну да, тетя Саша. На ней все сходится. Она участвовала с самого начала. А ведь я ее еще тогда заподозрила… Но потом она так искренне, так искренне… Приняла живое участие и развеяла подозрения. Тетю Сашу я тоже любила, с детства любила, всегда любила. Я верила ей. Да, главное – верила.

А теперь вот все на ней замыкается. «Но круг замкнулся, и в сыром подъезде…» Что это, что? Откуда это выплыло? Я не хочу, не хочу, не хочу вспоминать! Я знать не знаю, откуда выскочила эта строчка!

Я помню, я знаю: эта строчка из первого стихотворения Валерия, которое он мне посвятил. Он мне много посвящал стихов! Он постоянно мне посвящал стихи! Он только и делал, что писал и посвящал мне стихи, когда мы только с ним познакомились. А потом он предал меня…

Я не хочу вспоминать!

А потом его убили.

Не хочу, не хочу!

Убила его тетя Саша. То есть наняла людей, и они его убили. Они его убили, а меня завезли в город Северск, выманив из квартиры Машей. Это она, тетя Саша, придумала, что Машку взяли в заложники, это она, она! Какая же тварь!

Но зачем ей все это понадобилось? Я не вижу никакого смысла, не вижу, не вижу! Хоть ты тресни, а смысла нет! Ну, допустим, она решила убить Валерия и подставить меня. Какая ей-то от этого выгода?

Скорее всего, об этом я никогда не узнаю. А впрочем, так ли это важно? Не все ли равно, почему именно она так поступила, важно лишь знать, что она так поступила.

Лучше вообще ничего не знать! Не знать и не думать. Закрыть глаза, отключить мозг и вернуться в блаженную нереальность. Зачем я так стремилась из нее выбраться? Реальность-то хуже. Подлее и гаже. Реальность вообще перенести невозможно.

За дверью то и дело раздаются шаги. Мне все кажется, что это за мной, но шаги проходят дальше. Но за мной все равно придут, здесь не оставят, перевезут в наш город, подальше от Каролины, чтобы уж точно никто не смог спасти. Что она подумает, когда придет из больницы и увидит: дверь открыта, а меня нет? Испугается? Расстроится? Как бы ей сообщить, что я здесь, что я не предавала ее, что меня саму предали?

Никак. Позвонить мне не дадут, это точно. Да если бы и дали, телефона ее я все равно не знаю.

Снова шаги – и снова мимо. Отключиться, не слушать.

Я закрыла ладонями уши, зажмурилась и долго-долго так сидела, пока руки не затекли на весу. Я думала, успокоюсь, но стало еще тревожней, стало еще страшней. В зарешеченное окно бьет яркий апрельский день. Почему же здесь так холодно? Скорей бы уж пришли за мной, скорей бы уж повезли, скорей бы уж предъявили обвинение, скорей бы уж хоть что-нибудь произошло. Холод убивает, неизвестность убивает, ожидание убивает. Время длится и длится, и нет ему конца…

Ну вот и дождалась – это, кажется, за мной! В коридоре целое шествие. И голоса – множество голосов, все звучат одновременно: мужские, женские – сумасшедшая разноголосица. И что-то еще, тревожно-страшное: ток-ток-ток, словно кто-то бежит на костылях. Это за мной, это за мной! Сейчас дверь откроется – и они все ворвутся сюда. Неотвратимость, оказывается, хуже неизвестности.

Но не нужно показывать им, как мне страшно. Тот, кто боится, – конечно же виноват. Сделать независимое лицо, встретить с достоинством.

Лязгнул замок. Дверь распахнулась.

Первой влетела тетя Саша и бросилась ко мне. А я растерялась, а я так обрадовалась, я совершенно забыла, что она предательница и враг.

– Аленушка! – Она обняла меня, а я крепко-крепко прижалась к ее груди, изо всех сил ощущая родство и тепло. – Я чуть с ума не сошла! Думала, уже никогда… А ты позвонила… А эти болваны… Но слава богу, все кончилось!

У двери томились остальные – Каролина с моей курткой в руках, Илья Бородин, чем-то ужасно рассерженный, Андрей Никитин, совершенно измученный, какой-то смутно знакомый парень на костылях… Да это же Любен! Я осторожно высвободилась из тети-Сашиных объятий и подошла к ним. Каролинка мне улыбнулась и стала озабоченно надевать на меня куртку.

– Представляешь, – затараторила она, смеясь своим легким жизнерадостным детским смехом, – мы приехали с Любеном, а тебя нет! Его из больницы выпустили всего на два часа, а тут такое! Я думала, тебя снова похитили, не знала, что делать! Хорошо, что тетя Саша позвонила. Мы здесь у самого входа все и встретились!

Любен улыбался совсем как его сестра – они вообще были очень похожи.

– Я за вас беспокоился. Так потом себя проклинал, что вас к себе затащил, запер и бросил. Эта авария! Ну мог ли я предположить, что все так паскудно выйдет? Простите меня, хорошо?

– Ну что вы! Наоборот, большое вам спасибо.

Вышло сухо и холодно, а ведь я действительно была ему благодарна, но как выразить, не знала.

– Спасибо, – еще раз сказала я, так и не придумав ничего другого.

– Да в общем-то не за что! – Любен рассмеялся – совершенно по-каролинински. – Если что, всегда обращайтесь.

– Обязательно! – Я тоже попробовала вот так рассмеяться, но, по-моему, у меня это не очень получилось.

– Ладно, граждане, – вмешался необыкновенно раздосадованный чем-то Бородин, – давайте на выход. Здесь вести разговоры не очень-то удобно.

– Мне тоже можно на выход? – Я уже прекрасно понимала, что можно. – Я ведь вроде как арестована? – Я уже прекрасно понимала, что нисколько не арестована.

– Это недоразумение, – буркнул Бородин и еще больше раздосадовался, а я так хотела, чтобы он тоже принял участие в нашем веселье. – Эти идиоты все перепутали. Испорченный телефон получился. Я позвонил начальнику областного ОВД, когда Александра мне сообщила, где вы, чтобы к вам охрану приставили и сдали мне с рук на руки, а тот передал по цепочке, и, пока до низов дошло, информация исказилась. До этого ведь вас в федеральный розыск объявляли по подозрению в убийстве мужа, вот они и решили, что это в связи с этим. Хорошо, хоть не сподобились в камеру вас затолкать! С вами, Алена Юлиановна, обращались грубо? Можно ведь и жалобу на них написать.