Читаем без скачивания Чингисхан-2. Чужие земли - Сергей Волков

– Ты видишь, что я стала женой человека, в сотни раз более достойного, чем ты, – обратилась она к своему мужу. – Если бы ты смирился, то сохранил бы жизнь.

– Я гляжу, к одной умной голове добавилась вторая, – с бесстрастным лицом заметила Оэлун.

– Мне не нужна жизнь без чести! – в отчаянии произнес юноша.

Есуй промолчала.

– Достойный ответ, – одобрил Чингисхан. – Субудей!

И он провел рукой по шее. Юноша рванулся в сторону, но сразу несколько рук вцепились в него. Серебряной молнией сверкнул кривой меч Субудея-багатура. Отрубленная голова мужа Есуй покатилась в костер. Кто-то из нукеров, дабы не допустить осквернения пламени, ногой остановил ее и вдавил в землю.

– Нет более народа такого – татары! – возвысил голос Чингисхан и яростно сверкнул глазами. – Но еще скажу: это были доблестные и гордые воины. Так пусть же люди других краев и языков, что отличатся в бою, зовутся так. А теперь мы удаляемся на отдых. Всем остальным велю пить допьяна и есть досыта. Ху-урра!

– Ху-урра!! – громогласно поддержали своего повелителя монголы.

Есуй первой вошла в белую юрту. Чингисхан шагнул следом, но на пороге обернулся и поманил пальцем оставшуюся у костра Есуган. Татарская княжна радостно улыбнулась и скользнула за входной полог.

…Пир продолжался до утренней зари. Багровый край солнечного диска появился над горизонтом, его лучи осветили множество спящих вповалку людей и потухшие костры, чадящие сизым дымом. Лишь стражники-кешиктены оставались на ногах, дозором обходя становище.

Когда солнце поднялось на две ладони от земли, Чингисхан вышел из своей юрты. Боорчу и Субудей-багатур ждали его, коротая время за игрой в кости «тамга хев», с чашками баданового чая в руках.

Подойдя поближе к увлеченным игрой мужчинам, Чингисхан присел рядом на пятки, усмехнулся и произнес:

– Наши старики говорят: нельзя пить из двух чашек, стрелять из двух луков и ездить на двух жеребцах. Наверное, они правы, но я сегодня ночью ездил на двух кобылицах и это лучше, чем на одной.

Боорчу рассмеялся, решительно смешал кости:

– Все, друг Субудей, ты выиграл!

Чингисхан вытащил из колчана одного из стражников стрелу, вертикально воткнул ее в землю, прищурившись, посмотрел на солнце и сказал:

– Поднимайте людей, в полдень мы выступаем. Нужно повидаться с моим названным отцом, кераитским Ван-ханом. Но в эти гости лучше всего ехать с десятью туменами воинов.

Боорчу снова засмеялся, ударил ладонью по рукояти меча и пошел по становищу, зычными криками и пинками поднимая спящих.

…Когда тень от воткнутой в землю стрелы исчезла, войско Чингисхана было готово к новому походу. Повозки и телеги с разобранными юртами уже тронулись в путь и поднятая множеством колес и копыт пыль заволокла половину неба.

Нукеры ждали своего повелителя в седлах. Ровными рядами выстроились они поперек широкой долины реки Улджи. Чингисхан без спешки уселся в седло вороного коня по имени Нейман, заменившего убитого Джебельгу. Шаман Мунлик, седой старец с растрепанными волосами, звеня оберегами, подъехал к нему и вполголоса сказал:

– Темуджин, твой отец перед походом всегда разговаривал с воинами, ободряя их и вселяя храбрость в сердца. Последуй же его примеру.

Чингисхан одарил шамана недовольным взглядом – в последнее время Мунлик стал раздражать его своими нравоучениями и советами. Однако каган сдержал гнев. Привстав в седле, он сунул руку за пазуху, огладил висевшую на перевязи фигурку волка и весело прокричал:

– Величайшее наслаждение и удовольствие для мужа состоит в том, чтобы подавить возмутившегося и победить врага! Вырвать его с корнем и захватить все, что тот имеет! Заставить его замужних женщин рыдать и обливаться слезами! Сесть на его хорошего хода с гладкими крупами коней! Превратить животы его прекрасноликих супруг в ночное платье для сна и подстилку, смотреть на их розоцветные ланиты и целовать их, а их сладкие губы цвета грудной ягоды сосать![18]

Монголы захохотали, высоко подняв копья в знак одобрения. Шаман недовольно прошипел что-то, но Чингисхан не обернулся. Вытянув Неймана плетью, он пустил коня рысью. Войско двинулось следом и воины, покачиваясь в седлах, продолжали смеяться, пересказывая друг другу слова великого кагана…

– Ну, давай, братан, колись – где был, че было… – Витек откидывается на подушки, присасывается к мундштуку кальяна. Похоже, он не заметил, что я некоторое время находился очень далеко.

Залпом проглатываю полстакана виски, закуриваю, собираюсь с мыслями. Как я не оттягивал эту минуту, все равно она наступила. Понятное дело, все рассказывать нельзя. Точнее, Витьку Галимову я бы мог поведать многое. Авторитету Галимому – нет.

Поэтому выдаю даже не лайт-версию, как в свое время Нефедову, а практически ненаучную фантастику. Лишь о службе в Афганистане и последнем бое я повествую чистую правду. Дальше начинается то, что дядя Гоша называет «цирк с конями» – пакистанские моджахеды, американские наемники, лагеря для военнопленных, уговоры работать на ЦРУ, попытки побега, карцер, международный Красный Крест.

Я вру беззастенчиво. Моя уже отработанная на разных людях ложь не имеет под собой корысти. Она чиста, как слеза младенца, и никому не вредит. В этом я похож на героев любимой книжки моего детства – «Фантазеров» Носова.

Витек слушает внимательно, время от времени затягиваясь – в кальяне булькает, сливы и виноградины крутятся в хрустальном шаре, как планеты вокруг солнца. Иногда он задает уточняющие вопросы:

– Че, реально шмалял из снайперки?

Его вообще больше всего заинтересовала именно история моей службы. Когда я рассказывал про учебку, про занятия по физо и боевой подготовке, он несколько раз восторженно выкрикивал:

– Вот как надо бойцов готовить!

Я не выдерживаю, спрашиваю:

– Что, специалистов не хватает? Ты бы Маратыча пригласил.

– Отказался он, – мрачнеет Витек. – Сволочь идейная. Он теперь вообще того… мутит чего-то.

– А где он? В городе?

– Сейчас – не знаю. Полгода назад виделись мы… При отягчающих обстоятельствах. Все, Артамон, завязали! Гони дальше – че там с Красным Крестом?

И я гоню – про воспаление легких (тут я практически не кривлю душой), госпитализацию, перелет в Индию. Рассказываю, как меня выписали и без средств к существованию выпихнули за ворота после выздоровления. Про жизнь в Индии в течение нескольких лет приходится сочинять на ходу – где работал, где и с кем жил. Вроде получается достоверно.

– Так ты по-индийски говоришь? – удивляется Витек. – Силен. А ну, скажи чего-нить.

– Нафига? – я улыбаюсь, а внутри все обмирает. – Ты ж все равно не поймешь.