Читаем без скачивания Монахиня Адель из Ада - Анита Фрэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ох, не простят мне мои люди! Если их пороть начнут, не простят… — ближе к вечеру подвывала Антонина Фирсовна.
Изрядно посерьёзневший во всём этом процессе муж её лишь огрызался:
— А чем ты раньше думала? Собиралась их с собой тащить, да по-царски в покоях селить? Холить-лелеять да тяжёло работать не разрешать?
Пётр Сергеевич, и без того не любивший сидеть дома, тут и вовсе пропадать стал — у Авдотьи у своей, у кого ж ещё. Из своих последних денег нанял ей прислугу — нa будущее, за ребёночком смотреть. Да велел раньше времени-то не расплачиваться — ведь обманут, сейчас мир такой. Словом, оставил Пётр Авдотье всякого имущества, на пару лет вперёд, дал множество наказов. Главный наказ: ждать, ребёнка беречь пуще глаза.
Не успев как следует намиловаться с красавицей-женой, будущий граф дожен был собирать пожитки в бричку, видеть, как мать с отцом рыдают вместе с крестьянами. Расставание было горьким, ох, каким горьким.
Наконец, полурыдая, выехали в путь.
По дороге попадались бойкие трактирщики, предлагавшие своё угощение, но родители, пока не съели все свои запасы, в трактиры не заглядывали.
Дорога не выдалась слишком утомительной — всем было о чём поговоритьь в пути. Но, в конце концов, доехали-таки до границы Петербурга, поселились в дешёвенькой гостиничке, стали ожидать благодетеля, обещавшего пристроить их получше.
А частый гость Болотниковых, то бишь капитан, обещавший устроить все дела в столице, обещание своё не выполнил — бросил их ещё в самом начале, ещё когда они на все деньги, вырученные от продажи имения, лавку на Невском приехали покупать. Бывший частый гость не встретил их, бросил на изволение судьбы, исчез бесследно, будто растворился. Пришлось горемыкам на скорую руку убогую мелочную лавочку брать, на окраине столицы, хорошо, хоть на неё хватило, а уж чтобы на Невском проспекте обосноваться — тут в десять раз больше требовалось средств.
Вместо того чтобы разбогатеть, родители Петра Сергеевича беднеть начали, лавка невыгодной оказалась. А кабы и выгодной была, то всё одно не знали бы помещики как с ней управляться, ведь в городской торговле хватка особая нужна.
Как в воду глядела Авдотья, как чуяла, что придётся любимому пускать вход свои сверхъестественные способности. Изо дня в день, работая в лавке, Пётр Сергеевич давал посетителям негласные сеансы гипноза. Бывало, не хочет брать покупатель какую-то мелочь, так он направит на него своё око-бриллиантик, и сразу же есть результат: покупку совершали, да ещё благодарили — сильно-сильно.
Конечно, ежели бы мать с отцом были хорошими помощниками, толк в торговле был бы ещё лучше, но так уж получилось: не для торговли они оба были созданы. Капитан божился, что научит торговать, да только его след простыл, адреса даже не осталось.
Пожилой отец-Болотников стал пропадать в игорных заведениях. Сначала просто смотрел, как люди денежки проигрывают, а потом и самому захотелось поиграть. Из-за этого-то увлечения никак нельзя было собрать большие деньги в кассе лавки.
Мать, глядя на всё это, сильно плакала и вскоре превратилась из весьма сочной, хоть и не очень молодой, деревенской «павы» в обычную иссохшую мещанку, каких в ту пору в Петербурге было пруд пруди.
Целыми днями пропадал в мелочной лавке и Пётр Сергеевич. Выполнял будущий граф не только торговые задания, но также и маменькины поручения. Антонина Фирсовна, хоть и не работала как лошадь, зато советы давала неутомимо, с лошадиным упрямством. А и не с кем больше было ей беседовать, только с сыном и общалась, да с мимолётными посетителями.
— Говорил тебе пройдоха этот, благодетель лживый наш, капитанишка шустрый, что коренных в невесты себе надобно присматривать, так послушайся его совета…
— Наслушались уже, хватит! — отвечал ей сын.
Однако мать не унималась:
— С паршивой овцы — хоть шерсти клок. Вдруг как раз именно этим советом и спасёмся, и выплывем…
Неохотно, но всё же слушался Пётр Сергеевич. Нет, Авдотью с сыном он забывать не собирался. Вопреки маменькиным чаяниям, собирался он вернуться в милое с детства село, к любимой своей жёнушке, а ежели и подыскать хотел себе местную невесту, то только для вида, фиктивно, неофициально. Гипнотизировать пытался всех подряд, с утра до вечера, да так никого дельного и не нашёл — ни одна девица его Авдотье в подмётьки не годилась.
— Испортила тебя твоя красавица болотная, — твердила мать, — потому и слишком переборчив стал.
То был самый первый случай, когда Пётр Сергеевич испытал возмущение. Истинное неприятие слов родителей. До того, выслушивая их упрёки, он весело, даже несколько плутовски соглашался. Знай кивал да поддакивал. Мол, да, гулёна я, повеса, да, не знаю, как жить правильно. А тут… Удар в самое сердце!
— Она мать моего дитяти, — еле слышно вымолвил Пётр Сергеевич, подавив слезу.
Кому положена в этой жизни истинная любовь, а кому нет — сей вопрос решается не людьми, сие приходит само, свыше. Поймал своё счастье, так держи покрепче.
Родители Петра Сергеевича крепко держались друг друга, попробуй их кто-нибудь разведи! А сына, выходит, хотели обречь на безрадостное общение с нелюбимой. Пожизненное общение…
Оба, по очереди, а иной раз и вместе, дуэтом, упрекали родители-Болотниковы Болотникова-сына в неумении строить свою судьбу. После того, как он уже нашёл свою долю…
Отцу, правда, зачастую было не до этого. Попав в столицу и не встретившись с капитаном, он долго верил, что произошла какая-то досадная ошибка. Ведь не может же участник тайного общества предать другого участника, не менее уважаемого тайного общества.
Но постепенно пришлось ему смириться и признать, что его надули. Свой позор был у отца, тайный, неведомый даже его любимой супруге.
Торговля продвигалась еле-еле. Отец ещё и пить начал, благо нашёл себе компанию — тоже из обманутых капитаном. Что интересно, те люди были тоже из воронежских краёв, а некоторых отец ещё и раньше знал. Сидели в казино, сплетничали. И о капитане сплетничали. Да как его было сыскать? Тот как сковзь землю поровалился.
Правда, вскоре Пётр Сергеевич адрес проходимца выведал: через Фросеньку, случайно забежавшую к ним в лавку: не за лентами-кружевами, а за ветошью для чистки пистолета!
Именно в тот день и узнал все подробности о ней Пётр Сергеевич.
После встречи с Фросенькой Пётр Сергеевич затаился, нарочно не стал адрес злодея родителям показывать, не счёл нужным. Затаиться-то затаился, но и пригорюнился изрядно: почувствовал, что сердце его… как бы каменеет. И уже не от любви, а от ненависти. К самому себе. Горько стало, что послушался дураков. Не умерли бы они с Дуней в деревне, выжили бы, земля всяко прокормит.