Читаем без скачивания Мифриловый крест - Вадим Проскурин

У одного из ментов из кармана выпала сложенная газета, в падении она развернулась и я прочитал заголовок, под которым красовалась цветная фотография удивительно хорошего качества для такой дрянной газетенки. "Вампиры ограбили супермаркет". Свобода слова, мать ее!

Татьяна лежала на боку в нелепой позе, разбросав руки и ноги под немыслимыми углами, снег вокруг нее покраснел, кажется, она уже не дышит. Дмитрий пошевелил руками, хлюпнул ртом и его подбородок моментально стал красным. Движение рук перешло в судорогу и через пару секунд все было кончено.

Вспышка фотоаппарата ослепила меня. Что за черт, кто это нашел время фотографировать? Ага, вот они. Стайка узкоглазых туристов увлеченно щелкала затворами, запечатлевая удивительную картину во всех возможных ракурсах. Хотите острых ощущений, ребята? Их у нас есть.

Я ускорил время и в полсекунды преодолел двадцать метров, отделяющих меня от сумасшедших японцев или китайцев или кто они там есть. Сами собой выросли клыки и я уже готов был вонзить их в первую попавшуюся шею, когда внезапно и резко осознал всю безысходную глупость происходящего. Я плюнул под ноги и широким шагом направился к полуразрушенной церкви, вокруг которой кружили летучие мыши, совсем недавно бывшие моей подругой. С каждым шагом я становился все более прозрачным. Завтра в "Птичке кря-кря" появится еще одна интересная статья. Хорошо, что здесь нет этой чертовой журналистки, убил бы, не раздумывая.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ВЕРА

1.

Первый этап восстановления Зины затянулся почти на два часа. Мы сидели, невидимые, привалившись к облупленной стене церквушки, и наблюдали, как метрах в ста перед нами суетятся менты и журналисты. Зина мелко дрожала, я обнимал ее, стараясь передать ей максимум колдовской энергии или как она там называется, я хотел, чтобы она побыстрее вернулась в нормальное состояние, чтобы прекратились ее мучения, которые я так хорошо чувствовал.

- Почему? - спросила Зина, когда к ней вернулась речь. - Почему они сразу начали стрелять?

- Та девчонка все-таки написала статью для своей гадской газетенки. И еще она как-то сумела нас сфотографировать.

- Нас чего?

- Ну, сделать портрет. Наши с тобой физиономии, украшенные вампирскими клыками, опубликованы в одной из самых популярных желтых газет. Кто-то из ментов узнал нас и захотел приколоться. Им скучно, холодно, хочется развлечься, вот они и решили проверить документы у людей, похожих на вампиров. А потом они поняли, что мы действительно вампиры, и испугались. Кстати, что сделал Дмитрий с этим сержантом?

- Смущение. Это одна из простейших молитв, искажающих психику. Человек перестает понимать, что происходит, в душе пропадают все желания и очищается кратковременная память. Воздействие одномоментно, некоторое время ощущается инерция, но она быстро проходит.

- Понятно. Что там говорил Дмитрий… бог вещал в темноте…

Зина грустно хихикнула.

- Слова молитвы не имеют никакого значения. Главное - не то, что ты говоришь, а то, что чувствуешь. Словесная формула - просто средство привести собственную душу в нужное состояние. Ты творишь заклинание, фиксируешь состояние и произносишь формулу, а потом, когда хочешь быстро сотворить то же самое заклинание, ты произносишь ту же формулу, и это ускоряет воздействие. Формулу, кстати, не обязательно произносить вслух. В общем, формула - как бы ключ к заклинанию.

- Понял. Дмитрий когда-нибудь раньше вел себя так же глупо?

- Иногда он бывал излишне самоуверен и безответственен. На этот раз он превзошел сам себя.

- Его можно воскресить?

- Можно.

- Как?!

- Для начала найти мессию.

- А если серьезно?

- Если серьезно, то нельзя.

- Идиотство! Почему он не убрал материальность?

- Решил, что опасность не столь велика. Эти пищали… их убойная сила ужасна! В них правда нет волшебства?

- Никакого волшебства, одна голая техника. Автоматная пуля имеет своеобразные пропорции, при ударе о первое препятствие…

- Избавь меня от подробностей. Это ужасное оружие! Кто мог представить… почему ты не сказал?

- Что не сказал? Что под автомат нельзя подставляться? Разве это не очевидно?

- Не очевидно. Пищаль не убивает мгновенно, у волшебника есть время регенерироваться, а автомат этого времени не дает. Это важно! Это меняет всю тактику боя, ты должен был сказать об этом!

- Я говорил об этом Агафону. То есть, не совсем об этом, я пытался рассказать, что такое автомат, и знаешь, что он сказал? Он сказал: "Я все понял, автомат - это очень хорошая пищаль, не будем больше говорить об этом". И все! И вообще, ни за что не поверю, что Дмитрий не имел никакого отношения к облаве на меня в Подольске. А если даже и не имел отношения, он по любому должен был знать о том, что там произошло. В конце концов, он сам выдал мне пистолет! А пистолет у меня отняли вместе с автоматом.

- Значит, это была не твоя ошибка, а его. Боевой монах ошибается только один раз. Ох… как же больно…

- Когда ты придешь в норму?

- Я уже почти в норме. Полное восстановление занимает примерно сутки, но я могу вести бой уже сейчас. Пойдем куда-нибудь, а то холодно.

- Ты в материальном теле?

- Естественно. Иначе регенерация невозможна.

- Ты же замерзла совсем!

- Замерзла.

- Может, тебе укусить кого?

- Не нужно. Я не чувствую голода.

- Разве свежая кровь не ускорит восстановление?

- Не ускорит. Пошли отсюда.

Я с трудом распрямил затекшее тело и поднялся на ноги. Странное дело, когда долго сидишь в неудобной позе, ноги затекают, невзирая на нематериальность. А это еще что такое?

Здоровенная кавказская овчарка уверенно шла по моему следу.

- Зина, - выдохнул я, - уходи в нематериальность! Быстро!

- Что… я не могу! Я еще недостаточно восстановилась.

Собака учуяла близкое присутствие выслеживаемой добычи, коротко гавкнула, подняла голову и помчалась прямо на меня широкими скачками. Я ускорил время и одним прыжком преодолел метров пять, сократив дистанцию вдвое. Черт, я же нематериален!

Я успел отменить заклинание в самый последний момент. Тяжелое меховое тело ударило в грудь, я рухнул на спину, больно ударившись затылком, и увидел перед глазами оскаленную слюнявую пасть. Нет, собачка, ты зря радуешься, сейчас тебя ждет сюрприз.

Резкое движение руки, мышцы заныли от невыносимой боли, кость изогнулась, сейчас главное - не сломать собственную руку, ускоренное время - вещь хорошая, она прибавляет сил, но, к сожалению, никак не влияет на механическую прочность тела. Я замедлил движение и изменил его направление, так, чтобы моя рука не преодолевала давление собачьей лапы, а ускользала в сторону. Собака дернула лапой, пытаясь удержать неожиданно скользкую добычу, но собака движется в другом временном измерении, ей меня не удержать.

Я освободил одну руку и подсек переднюю лапу кавказца, пес медленно и неторопливо начал заваливаться на бок. Вторая передняя лапа приподнялась и зависла в воздухе, на морде начало проступать выражение недоуменной ярости. Поймав момент, я выдернул вторую руку и с силой ударил собаку по ушам. Движение получилось слишком резким, кисти рук протестующе заныли. Пес дернулся назад и это позволило мне высвободить ноги, я вскочил на ноги и застыл в нерешительности.

Проще всего убить собаку, но этот пес ни в чем не виноват, он просто выполняет свой долг. Но как я могу спасти себя и Зину, не причинив вреда ни в чем не повинной собаке? Обратить в бегство? Хорошая собака никогда не отступает без команды. Сломать лапу? Его усыпят. Извини, песик, но я не вижу другого выхода.

Удар ребром ладони в основание черепа припечатал пса к земле. Обычно собака такого размера даже не замечает подобного удара, но обычно ее противник не движется со скоростью вампира. Череп хрустнул и пес неподвижно замер, даже не взвизгнув.

- Зина, - тихо позвал я, - ты где?

- Здесь я.

- Пошли отсюда, и побыстрее. И не вздумай отменять невидимость!

2.

- Знаешь, мама, - сказал я, - я должен тебе сообщить кое-что важное.

Мама важно закивала головой.

- Лучше поздно, чем никогда, - сказала она. - Я знала, что ты соберешься с духом и во всем признаешься родной матери. Давай, сынок, облегчи душу, тебе сразу станет легче.

- Хорошо, мама.

Я обрел нематериальность и прошел сквозь кухонный стол. Потом я прошел сквозь маму и уселся на табуретку напротив нее.

- Что скажешь? - спросил я.

- Больше не ходи сквозь меня, ты же знаешь, у меня больное сердце.

- Больше не буду.

- Как ты это делаешь?