Читаем без скачивания Психология лжи. Обмани меня, если сможешь - Пол Экман

Руфь, как и Мэри, придерживается тех же самых социальных ценностей, что и жертва ее обмана, и поэтому может испытывать чувство вины за свою ложь. Но Руфь испытывает это чувство в гораздо меньшей степени, чем Мэри, поскольку понимает, что сокрытие измены не является преступлением. Даже осуждающие адюльтер люди порой считают, что неверному супругу лучше не признаваться в своей неверности. В случае с Хамраком дело еще более ясное. Как и охотник за головами Сара, он не чувствует за собой никакой вины: ложь – это то, что позволяет ему существовать. Возможно, Хамрак просто прирожденный лжец или психопат, что также снижает возможность возникновения у него угрызений совести. Его ложь, как и ложь Сары, можно назвать санкционированной.

Ложь Руфи и Хамрака позволяет отметить еще два момента. Руфь не в состоянии предвидеть, когда именно ей потребуется солгать, и потому не вырабатывает и не репетирует своей линии поведения. Это увеличивает ее боязнь разоблачения поскольку она знает, что не имеет возможности прикрыть себя заранее приготовленными ответами. В случае же уличения Хамрака (что, правда, редко случается с профессиональными обманщиками), у него в запасе всегда есть талант импровизации, который отсутствует у Руфи. Но у нее есть другое большое преимущество перед Хамраком, уже мной упомянутое, – ее жертва сама хочет быть обманутой, не желая разоблачать обманщицу из соображений собственной же выгоды. Иногда такие жертвы и сами не сознают, что содействуют обману. Апдайк так и оставляет невыясненным, осознавал Джерри свое невольное содействие обману или нет, и что думала об этом Руфь. Добровольные жертвы облегчают задачу лжецов, как правило, двояким образом. Если обманщик знает, что жертва как бы не замечает его ошибок, он меньше боится разоблачения. А если он еще и убежден, что делает именно то, чего от него ждут, то практически не чувствует за собой и никакой вины.

Итак, мы проанализировали четыре различных примера лжи и поняли, почему в случаях Мэри и Руфи можно и должно было заметить признаки обмана и почему это было невозможно в случаях Сары и Хамрака. Теперь давайте рассмотрим еще один пример, в котором лжецом был признан человек, говоривший правду, и посмотрим, как техника обнаружения обмана может помочь предотвратить подобные ошибки.

Джеральд Андерсон был обвинен в изнасиловании и убийстве Нэнси Джонсон, жены своего соседа. Муж Нэнси вернулся домой с работы среди ночи, обнаружил ее мертвой и побежал к соседям Андерсонам, где и рассказал, что жена убита, а сын пропал. Затем он попросил мистера Андерсона вызвать полицию.

Множество мелких случайностей заставили полицию заподозрить в происшедшем именно Андерсона. (На следующий день после убийства он не пошел на работу, напился в местном баре, много говорил об убитой, а когда его приволокли домой, разрыдался и сказал жене: «Я не хотел этого делать, а сделал». Впоследствии он утверждал, что имел в виду свое опьянение, а не убийство, но ему не поверили.) Когда полиция спросила его о происхождении пятна на обивке его машины, он заявил, что оно так там и было с момента ее покупки. А в дальнейшем во время следствия признался, что солгал о пятне, поскольку ему было стыдно, так как пятно появилось тогда, когда он как-то раз ударил жену, и у нее из носа пошла кровь. Следователь не раз говорил Андерсону, постоянно ссылаясь на этот случай, что он человек, склонный к насилию, и мог совершить убийство, да к тому же и лжец, поскольку отрицает это. Дальше Андерсон признался и в том, что, будучи двенадцатилетним, участвовал в попытке совращения, которая, правда, не принесла девочке никакого вреда и впоследствии никогда не повторялась. Затем выяснилось и то, что ему в это время было не двенадцать, а уже пятнадцать. И это, как настаивал следователь, являлось сильнейшим доказательством его лживости, а также наличия сексуальных проблем – и, значит, уличало в изнасиловании и убийстве соседки Нэнси.

К делу привлекли Джо Таунсенда, профессионального оператора детектора лжи, которого следователи считали непогрешимым в деле разоблачения уголовников.

Сначала Таунсенд провел тест, состоящий из двух длинных серий вопросов, и получил несколько сбивающих с толку и противоречивых результатов. При вопросе об убийстве ответ Андерсона вызывал тот импульс, который обычно свидетельствует об обмане при отрицании вины. Но когда вопрос касался вида орудия убийства и способа его совершения, детектор не фиксировал никаких импульсов. Короче говоря, Андерсон выказывал вину, когда речь шла об убийстве, и невиновность, когда дело касалось оружия, которым была чудовищно истыкана и располосована Нэнси. На вопросы же о том, где он взял нож, какой это был нож и где он от него избавился, Андерсон постоянно твердил одно и то же – «не знаю», и никаких импульсов не было… Три раза прогнал Таунсенд подозреваемого относительно орудия убийства – результаты оставались без изменений. По окончании испытания Джо Таунсенд заявил Андерсону, что тот испытания не прошел [179]. Мнение оператора детектора устраивало следователей, убежденных в том, что у них в руках истинный преступник. Они тотально допрашивали Андерсона еще шесть дней (по видеозаписям видно, как его сломали и заставили в конце концов признаться в преступлении, которого бедняга не совершал). Однако почти до самого конца он утверждал, что невиновен, что не мог изнасиловать и убить Нэнси хотя бы потому, что у него нет об этом даже никаких воспоминаний. В ответ следователи заявили, что на убийц, как правило, находит затмение, и тот факт, что он ничего такого не помнит, еще никак не доказывает того, что он действительно не убивал и не насиловал. Андерсон сломался после того, как ему сказали, что в убийстве соседки его обвиняет собственная жена (последняя категорически отрицала это впоследствии). Однако несколько дней спустя Андерсон отказался от своего признания, а через семь месяцев, после еще одного изнасилования и убийства, был пойман настоящий убийца Нэк Джонсон, сам признавшийся в этом в ходе следствия.

Исходя из моего анализа, я предполагаю, что эмоциональная реакция Андерсона на вопросы об убийстве в ходе испытаний на детекторе, была вызвана факторами, имеющими меньше всего отношения ко лжи. Вспомним, что детектор на сам деле выявляет не ложь, а только эмоциональное возбуждение. И здесь следовало обязательно выяснить, мог Андерсон испытывать эмоциональное возбуждение только в том случае, если действительно убил соседку, или у него для подобного возбуждения могли иметься и другие причины. И если да, результаты испытания должны были быть признаны неточными.

Но на карту обычно поставлено так много, и наказание столь серьезно, что большинство [180] подозреваемых, виновных в совершении подобного преступления все-таки действительно боятся; но при этом боятся и некоторые невиновные. Операторы детектора пытаются снизить боязнь незаслуженного обвинения у невиновных испытуемых (а равно и усилить боязнь разоблачения у виновных), говоря им о непогрешимости техники. Одна из причин, по которой Андерсон боялся, что ему не поверят, заключалась в самом характере следствия, проводимого еще до применения детектора. Специалисты [181] различают допросы, проводимые с целью получения информации, и следственные действия, носящие обвинительный характер и производимые с целью получения признания у предполагаемого виновного. И следователи, как это и произошло в случае с Андерсоном, зачастую используют силу своего убеждения относительно вины подозреваемого для того, чтобы вынудить последнего отказаться от утверждений о своей невиновности. Мало того, что это затрудняет признание действительно виновных, это еще и запугивает невиновных, понимающих, что следователи относятся к ним предвзято. Испытание на детекторе было предложено Андерсону после 24 часов такого безостановочного запугивания.

Эмоциональное возбуждение Андерсона, отмеченное детектором, могло происходить не только из-за страха перед тем, что ему не поверят, но также из-за чувств стыда и вины. Будучи невиновен в убийстве, он тем не менее стыдился двух других своих нехороших поступков. И следователи знали, что ему стыдно за то, что он ударил жену и участвовал в попытке совращения девочки; больше того, знали они и о том, что он испытывает вину за свои попытки скрыть это, – и упорно играли на этом, чтобы убедить подозреваемого в его способности изнасиловать и убить. А это, в свою очередь, только усиливало у Андерсона чувства вины и стыда, к тому же еще и все больше связывающиеся с преступлением, в совершении которого его обвиняли.

Техника обнаружения лжи объясняет, почему любые признаки страха, стыда или вины (которые могли проявляться у Андерсона в мимике, жестах, голосе, речи, деятельности ВНС, регистрируемой детектором) в качестве признаков обмана выглядят несколько двусмысленно. Эмоции могли отражать в равной степени как невиновность, так и виновность подозреваемого. Было и еще одно неизвестное следователям обстоятельство, которое помешало им верно оценить эмоциональные реакции Андерсона. После того как Андерсон был уже освобожден, Джеймс Филан, журналист, чья статья и помогла освобождению невиновного, поинтересовался, что же «помешало» ему пройти испытание на детекторе. И Андерсон открыл еще один источник своего эмоционального возбуждения относительно преступления, в котором его обвиняли: в ночь убийства, придя в дом Нэнси вместе с полицией, он несколько раз посмотрел на обнаженное тело убитой, чувствуя при этом, что совершает нечто ужасное и что этого никак делать не следовало бы. В его сознании это отложилось как преступление конечно же меньшее, чем убийство, но все же вызывающее вину и стыд. Он лгал, скрывая это свое постыдное поведение от следствия, что не преминул заметить оператор детектора – действительно Андерсон чувствовал себя виноватым за ложь. Следователи по делу Андерсона совершили классическую ошибку Отелло. Как и несчастный мавр, они верно определили, что подозреваемый эмоционально возбужден, но неверно идентифицировали причину этого возбуждения, а кроме того, не поняли, что все эти столь верно замеченные ими чувства человек может испытывать и вне зависимости от того, виновен он или нет. Как и страдания Дездемоны явились следствием отнюдь не потери ею любовника, так и стыд, вина и страх Андерсона относились вовсе не к убийству соседки, а совсем к иным проступкам. И, как Отелло, следователи стали жертвами собственного предубеждения против подозреваемого; они тоже не могли вынести своей неуверенности относительно того, лжет подозреваемый или нет. Однако у следователей была информация об орудии преступления, которой мог обладать только действительный убийца и никто более. И тот факт, что Андерсон никак не реагировал на вопросы о ноже, должен был заставить оператора детектора сделать вывод о невиновности подозреваемого – однако, вместо того чтобы последовательно провести тест на знания виновного, Таунсенд зачем-то трижды повторил испытание в своей обычной манере.