Читаем без скачивания Переступая грань - Елена Катасонова

- Насмотрелись ужастиков? - улыбнулся Женя. - Телевизионщики у нас что-то совсем озверели... Нет, не убью, честное пионерское!

- Тогда входите. Будем пить чай.

Значит, на кухню. Оно и к лучшему: можно не снимать, как это принято в Москве, обувь. Невозможно - в тапочках на свидании!

Женя сидел на табурете и смотрел, как Таня ставит на плиту чайник, режет хлеб, сыр, колбасу. Ладно, он будет покорно пить чай и съест что-нибудь, лишь бы она успокоилась, не нервничала, не боялась его! И вдруг ему показалось, что будет чудовищной, непоправимой ошибкой, если он сейчас же, сию минуту не сделает первого шага. Ведь он мужчина - какой уж там чай!

- Таня! - Женя встал. Его шатало от волнения, у него дрожали руки. Танечка!

Она стремительно повернулась к нему, и он увидел, как вспыхнуло от радости ее лицо.

- Я знаю, что так не принято, - бормотал он, целуя ее волосы, расстегивая одеревеневшими пальцами пуговицы на блузке, - но я не могу, и не надо...

Кровь болезненно пульсировала в затылке, казалось, вот-вот он потеряет сознание, в то же время Женя четко сознавал, что нужно делать. Одним движением он разложил диван, накинул поданную Таней простыню, бросил в изголовье подушку, подумал обо всем, о чем следовало думать, - даже о том, чтобы вовремя выйти из Тани.

- Сегодня можно было бы до конца, - шепнула она.

- Да? - возликовал Женя. - Сейчас, сейчас...

Таня, приподнявшись на локте, лукаво заглянула ему в глаза, и от этого взгляда больших зеленоватых глаз мгновенно и бурно снова восстала его плоть. Какая, оказывается, в нем сила и мощь! Как он жаждет эту женщину! Она ни о чем никогда не пожалеет!

На этот раз они были вместе долго и нежно, ласково и почти спокойно.

- Господи, как хорошо! - сказали они вместе, с совершенно одинаковой интонацией.

- Представляю, что ты обо мне думаешь, - положила голову ему на плечо Таня.

- Нет, не представляешь, - обнял ее Женя. - Да я ничего и не думаю, только чувствую.

- И что же ты чувствуешь?

- Счастье. Любовь.

- Так не бывает. Мы ведь едва знакомы.

- Да. - Женя осторожно касался ее волос, легкими поцелуями покрывал лицо. - Я тоже когда-то так думал.

- Когда?

- Давно. До встречи с тобой. Знаешь, ведь я не верил в любовь с первого взгляда, - смущенно признался он. - Считал, выдумки.

- И я! - воскликнула Таня. - Я тоже! Да и теперь - не смею себе признаться. Может, нам только кажется?

- Нет, не говори так! - Женя опустился на Таню, заглянул ей в лицо. Можно? Ты не устала?

- Нет, не устала, - шепотом ответила Таня и послушно раздвинула ноги.

Если б он только знал, как она безудержно счастлива! Запах мужчины она его сразу вспомнила, - его сокровенная суть, заполнившая ее до краев, руки, так бережно касающиеся ее груди...

- Ты меня теперь не прогонишь? - спросил он, когда где-то там, за стеной, часы пробили двенадцать. - Может, ты хочешь, чтобы я уехал?

- Нет, не хочу.

4

Первая ночь вместе, да еще сразу, после первой близости, - тоже ведь испытание. Освеженные душем и ночной прохладой, оба почти не спали, непрестанно чувствуя присутствие друг друга. Иногда забывались то ли сном, то ли дремотой, но и во сне Таня знала, что не одна. А Женя, можно сказать, не спал вовсе. Вообще-то он не храпел, но Лера, посмеиваясь, утверждала, что иногда, если лежит на спине... Ужасно! "Ничего... Даже успокаивает..." Так то жена!.. Женя лежал неподвижно, стараясь ровно дышать и не шевелиться, и только когда затекла рука, осторожно высвободил ее из-под головы Тани.

Как странно и как прекрасно! Через два года ему пятьдесят, у него верная, преданная жена, взрослый сын, а у сына любимая девушка - вот-вот женится и сделает отца дедом. И вдруг - эта встреча! Как огонь, ослепительная, нестерпимая вспышка! Ее глаза, волосы, нежная грудь - и нет ничего дороже. Поразительно: ведь он ее совсем не знает. Умная она или нет, хотя глаза очень умные, интересно ли будет с ней? А ей - с ним? Ничего он не знает! Чувствует только, что эта женщина безмерно ему дорога, и он уже, не успев обрести, страшно боится ее потерять.

К утру Женя, уставший от счастья и рассеянных дум, неожиданно крепко заснул. Проснулся внезапно, сразу, как только проснулась Таня. Она смотрела на него, моргая и улыбаясь, и он обнял ее и вошел в нее - сонную и горячую, и близость была упоительной - радостной и доверчивой, совсем непохожей на вчерашнюю хмельную страсть.

- Ты какой-то другой, - сказала Таня, словно подслушав мелькнувшее в его голове изумление перед собственным своенравным телом.

- И ты - другая...

- Мне нужно ехать.

- Куда?

- На дачу.

- Ах да... Я провожу. Можно?

Он странно робел перед Таней, перед ее над ним властью: ведь она может отнять себя у него, отобрать эту светлую радость.

- Ты только не покидай меня, - забормотал он, обняв и прижав к себе Таню. - Никогда-никогда, пожалуйста! Я буду так любить тебя, так любить, как никто никогда не любил!

- Откуда ты знаешь? - задыхаясь в его объятиях, а больше от счастья, смущенно улыбнулась Таня.

- Я верю, чувствую, - ткнулся ей в плечо Женя, стараясь спрятать свое волнение, утаить от Тани.

А потом они вышли на улицу. Звонко чирикали воробьи, приветствуя раннее утро, легкий ветерок парусами надувал светлые шторы на окнах. Женя с Таней шли по безлюдным, еще не жарким улицам, ехали в открывшемся только метро.

- Можно поехать с тобой до поселка?

Тяжело было расстаться с Таней.

- Нет, не надо.

Она словно бы испугалась.

- И ты там будешь целых два дня?

- Конечно.

- А в понедельник? Что в понедельник? - заторопился Женя.

- Утренний прием в поликлинике, а потом - библиотека.

- Опять периодика?

- Опять периодика.

- Я займу тебе место.

- Сейчас мало народу.

- Приезжают уже абитуриенты. В некоторых вузах экзамены.

- Так студенты вроде в периодику не ходят?

- Еще как ходят!

Это он знал лучше Тани: читал в педагогическом лекции и принимал экзамены.

- Ну займи, - снисходительно улыбнулась Таня. - А как я узнаю, какое место?

- Оставлю записочку - от входа справа, если встать спиной к двери. "Для Тани..." А фамилия как?

Таня сказала.

- Так вот и напишу: "Это место для Семеновой Тани".

Они стояли уже на платформе. Подкатила с победным свистом электричка.

- Пока.

- До встречи.

С грохотом захлопнулись двери, пустая электричка умчала Таню, и Женя остался один. Он так резко почувствовал это - ее нет в Москве, он не знает, где Таня, - что заныло сердце. Женя прижал руку к груди, постоял, успокаиваясь, отдыхая от небывалого напряжения последних двух суток, огляделся по сторонам в поисках мороженого. Увидел, купил и пошел в метро, спрятав на всякий случай, как в старые суровые времена, вафельный стаканчик в портфель.

"Как хорошо, что никого нет дома", - доставая стаканчик в вагоне утреннего, чистого поезда, подумал Женя, и ему стало стыдно. Они так звали его с собой, когда уезжали - Лера с Денисом. Денис - особенно.

- Поехали, па, - тянул он. - Сыграем в шахматы. Что я там буду делать с мамой да тетей Надей?

- Будешь купаться, - быстро нашла для него занятие Лера. - И не смей называть мою подругу "тетей": ты же знаешь, она обижается... Да, кстати, захвати свою Агату Кристи, а то за лето забудешь английский.

- Ничего не забуду, - отмахивался Денис от матери. - Поедем, па!

Женя с удовольствием смотрел на сына. Славный вымахал парень! Баскетбольного роста, широкоплечий, с сильными, упругими мышцами, накачанными в подростковых велосипедных гонках - теперь-то бросил, светлые, как у матери, волосы, и глаза, как у матери, тоже светлые.

- Отпустил свою Люду одну на море, а теперь маешься, - поддразнил сына Женя.

- Не одну, а с подругой, - обиженно возразил Денис. - Вы же не дали мне денег!

- Так откуда ж! - вместе воскликнули Женя с Лерой. - Мы же не новые русские!

- Люда - тоже, - заступился за невесту Денис, потому что для интеллигенции, хоть и голодной, почти нищей, словосочетание это было все равно оскорбительным.

- Но папа у нее - банкир, - все-таки напомнил Женя, хотя и жалел уже о вырвавшихся словах.

Сын заразительно расхохотался, и, глядя на него, засмеялась, еще не зная, чему смеется, Лера.

- Вы что? - вытаращил на них глаза Женя.

- Пап, - хохотал Денис, - мы с Пашкой зашли в Дом литераторов, а там, в вестибюле, "Литературные перекрестки".

- Какие еще перекрестки?

- Ну, юмор. И такие стишата: "Пускай в ресторанах гуляют банкиры. Мы знаем: пройдет их пора! Лети, голубь мира, вперед, голубь мира! Ни пуха тебе, ни пера!"

Теперь засмеялся и Женя.

- Ты только Люде своей эти стихи не читай, - посоветовал он сыну.

- Да я уж прочел, - снова расхохотался Денис. - Она их даже переписала. Для отца.

- Ну знаешь, - развел руками Женя.

- Что бы ты понимал! - закричал в ответ Денис. - У вашего поколения совершенно нет чувства юмора!

- А он разве не нашего поколения? - напомнил сыну Женя. - Ты плавки-то не забудь.

- Не забуду!