Читаем без скачивания Неформальная экономика. Курс лекций - Светлана Барсукова

Важно отметить, что 1990-е годы проявили себя в размытости культурных кодов и неоднозначности суждений. Это обусловлено, во-первых, утерей центром возможности дозировать информацию и придавать ей однозначный смысл; во-вторых, вхождением национальных средств массовой информации в глобальное информационное пространство; в-третьих, расколом общества по материально-имущественному признаку, что означало создание морали для богатых и морали для бедных. Сформировались множественные, социально фрагментированные культурные коды и разнообразные трактовки вплоть до взаимоисключающих. Теневая экономика советского типа была масштабным, но негативно оцениваемым явлением. Вор знал, что поступает, мягко говоря, неправильно. Это было общее знание. Поток разоблачений советского прошлого, обильно востребованный в 1990-е годы, спровоцировал переосмысление прежних понятий. Речь идет не о реабилитации, а о неоднозначности оценок подобного поведения, что создает новый культурный климат развития теневой экономики.

Расхожее «воруют!..» игнорирует весьма существенное различие. В крупном бизнесе, имеющем выходы на мировые рынки, работники воруют опосредованно, получая денежное вознаграждение за профессиональное обслуживание теневых операций; мера участия в теневых доходах работодателя зависит от профессиональной состоятельности и незаменимости работника, что зачастую кроется в его осведомленности и проверенной лояльности. Близость к боссу в должностной иерархии теневого бизнеса определяет меру вознаграждаемого участия. О теневом альянсе работника и работодателя написано множество работ [Радаев, 1999в; Барсукова, 1999]. Иная ситуация в малом бизнесе. Здесь воровство представлено в непосредственном, первозданном виде, а его возможности зависят от близости к материально-вещественным ценностям. Конечно, действует система соблюдения приличий, понимаемых как воровство «по чину», но в целом можно выносить корма, будучи рядовым скотником [Никулин, 1999]. У клерка крупной компании в этом смысле гораздо больше стимулов к должностному росту, определяющему меру участия в теневых доходах работодателя. Этот, казалось бы, малозначительный факт разделения натуральной «тащиловки» и денежного соучастия в теневых предпринимательских доходах, имеет весьма существенные последствия с точки зрения отношения работников к своему времени.

Натурализация теневой практики работников обусловливает потребность во времени на доведение ресурсов до конечного потребления, придание им требуемых потребительских свойств. Свободное время становится важным ингредиентом домашнего производства и формой оплаты труда. Денежное же участие в теневых доходах работодателя нацеливает работника на демонстрацию профессиональной одержимости и подчиненности целям организации, что достигается добровольным сокращением времени досуга и отдыха. Впрочем, здесь мы выходим на специфику другого сегмента неформальной экономики, т.е. на экономику домашних хозяйств.

Прежде чем анализировать домашнюю экономику, систематизируем вышесказанное. Характеристики теневого предпринимательства в разрезе крупного и малого бизнеса представлены в табл.1.

Таблица 1

Сравнение теневой экономики малого и крупного бизнеса

В зависимости от размера хозяйствующих субъектов различаются не только масштабы, но и формы теневой экономической практики. Данное обстоятельство делает бессмысленным суждение о теневой экономике «вообще», а также выдвижение практических предложений на основе «общего понимания ситуации».

Домашняя экономика мегаполиса и малых поселений: сравнительный анализ

Домашняя экономика существенно различается у представителей крупнейших экономических центров и малых поселений, будь то малые города или села. Безусловно, не все, живущие в ведущих экономических городах, изменили жизнь таким образом, что стали отличимы от жителей малых городов и сел. Среди представителей мегаполисов довольно высока доля тех, кто следует образу жизни второразрядного малого поселения. Это пенсионеры, безработные, представители социально депривированных слоев и т.д. Но важно, что с ними соседствуют представители иного образа жизни, истинные представители реализованных возможностей жизни в крупных и экономически состоятельных городах. Два социальных мира уживаются на одной территории. Мы огрубляем ситуацию, создавая биполярную модель домашней экономики в зависимости от экономических возможностей поселения.

Со времен «новой домашней экономики» Г. Беккера экономическая наука отказалась от представления о жестком разделении сфер производства и потребления как закрепленных за фирмами и домохозяйствами [Becker, 1965]. Бизнес-организации производят товары, поступающие в качестве исходных ресурсов в домашние хозяйства, которые создают на их основе конечные блага в точном соответствии с потребительскими предпочтениями домочадцев [87] . При таком понимании домашняя экономика не является уделом отверженных и обездоленных, ибо имеет в качестве основы два обстоятельства: ограниченность доходов и индивидуализацию потребностей.

Первое обусловливает стремление к экономии денежных средств; соответственно домашняя экономика компенсирует домашним трудом скудность семейного бюджета. Второе обстоятельство восходит к личной свободе и снятию тоталитарного диктата в области потребления. И в этом смысле домашняя экономика снимает противоречие между индивидуальными потребностями и массовым производством. При таком понимании неочевиден характер связи домашней экономики с уровнем благосостояния общества. Обнищание населения актуализирует мотив экономии средств, что действительно ведет к расширению домашнего производства. Однако при росте благосостояния общества экономия как мотив ведения домашнего хозяйства отходит на второй план, возрастает потребность в удовлетворении индивидуализированных потребностей. Таким образом, разнонаправленная динамика уровня благосостояния актуализирует разные основания домашней экономики. Представляется спорным суждение об однозначной связи домашнего труда в России с экономическими и социальными проблемами переходного периода. При более благоприятной ситуации домашняя экономика сохраняется, но на другой идейной основе, в других масштабах и в других формах. Чтобы в этом убедиться, необязательно ждать расцвета российской экономики (тем более, что можно и не дождаться). Эти логики работают уже сейчас, но в разных населенных пунктах. Остановимся на этом подробнее.

В советский период различия домашних экономик фиксировались в разрезе «город – деревня», а также между городами разных административных статусов. Сейчас такая схема вряд ли работает. Образ жизни горожан и селян, безусловно, по-прежнему существенно дифференцирован. Но основное различие прослеживается между крупными городами, концентрирующими ресурсы целых регионов, и городами «местного значения», с меньшим экономическим потенциалом, а также селом. Если раньше на языке селян чужак маркировался как «горожанин», то теперь принадлежность к городу еще ничего не означает. Гораздо важнее с точки зрения образа жизни, что это за город, на пересечении каких финансовых и ресурсных потоков он расположен, каков его экономический статус. Если мечта большевиков сгладить различия между городом и деревней так и не реализовалась в советский период, то в постсоветской практике произошел явный сдвиг в этом направлении: по образу жизни жители малых городов все более уподобляются жителям деревень. Это отчетливо демонстрирует домашняя экономика, ее масштаб, мотив и форма.

Если домашний труд в малых поселениях – следствие нехватки денежных средств, то домашнее хозяйство в крупнейших и экономически определяющих городах – желание сделать жизнь максимально комфортной и адаптированной к индивидуальным потребностям. Иначе говоря, в крупнейших экономических центрах домашняя экономика – добровольное обслуживание индивидуализированных потребностей; на остальной территории – вынужденное удовлетворение базовых унифицированных потребностей. В первом случае домашний труд обусловлен возможностью купить «не совсем то», во втором – нехваткой средств для покупки готовых товаров. На бытовом уровне это проявляется в том, что некоторые хозяйки варят варенье из крыжовника, начиненного грецкими орехами, другие незамысловато переводят на повидло плоды собственных дачных усилий.

Актуальный для западной науки спор о разделении домашнего труда и досуговой деятельности имеет отношение преимущественно к российским крупным городам. Чем более явный характер выживания имеет жизнь индивида, тем более различимы его домашний труд и досуг. Вышивание бисером в зависимости от обстоятельств может быть отнесено как к домашнему труду, так и к досугу. Но поход за водой из-за отсутствия водоснабжения так же трудно не признать домашним трудом, как назвать формой оздоровительного досуга.