Читаем без скачивания Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны) - Валентин Катаев

- Это не факт.

- Великолепно! Возьмем третьего. Эй, снимите пиджак! Не стесняйтесь! Здесь все свои люди. Вот чудак! Червонец заработаете!

Молодой человек испуганно покраснел и пытался улизнуть. Американец злорадно улыбнулся:

- Э, нет, подождите, снимайте пиджак!

Я схватил молодого человека за шиворот и стащил с него пиджак.

О, ужас! На молодом человеке не было рубахи.

- Ага! - закричал американец. - Я же был уверен. Я говорил!

Разъяренный молодой человек закрылся пиджаком и смущенно пробормотал:

- Это ошен нэкарашо - так поступайт с заграничным гостем. Я буду жаловатьця нах дейтче миссия...

Американец был убит. Он выложил, по крайней мере, полфунта фунтов и исчез.

Я расплатился с потерпевшими и, весело насвистывая, пошел жертвовать на Воздушный флот.

1923

ГАЛЕРЕЯ ВЫСТАВОЧНЫХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ

Руки глубоко засунуты в карманы штанов. На носу старомодное пенсне. Толстая нижняя губа выпячена. Говорит в нос. Рыжий.

- Ну-с! Где же ваша хваленая Всероссийская сельскохозяйственная выставка?

- Да вот же, вокруг. Она и есть.

- Н-не вижу.

- Не видите? Но павильоны, экспонаты, посетители... Арка главного входа опять же...

- Да, но я не вижу выставки. Выс-тав-ки самой не вижу!

- Помилуйте, да это же выставка и есть! Вокруг.

- Вот это? Вокруг? Выставка? Это вы называете выставкой? Ну, знаете...

- А что такое?

- Ничего, ничего... Не стану спорить... Конечно... Может быть, это и выставка... Но только не так, как я себе представлял, молодой человек, эту выставку!

- Вы меня удивляете. Ведь налицо имеются павильоны и экспонаты. Не станете же вы отрицать...

- Бога ради, я ничего не отрицаю! Нечто вроде павильонов я действительно вижу, но есть ли в вышеупомянутых павильонах экспонаты? Это ба-а-льшой вопрос!

- Как вопрос? Позвольте! Мы можем войти в любой павильон. Прошу убедиться. Вот вам и экспонаты.

- Где?

- Да вот же. Стоят. Видите?

- Не вижу. Лошадей действительно вижу, а экспонатов не вижу.

- Так это же и есть экспонаты.

- Лошади? Экспонаты?

- Да, экспонаты.

- Может быть... может быть... У каждого свой взгляд на вещи. По-вашему, пожалуй, этот автомобиль тоже экспонат?

- Экспонат.

- Ах, так... Ну конечно... В таком случае... Не смею сомневаться. Но только не так я представлял себе эту хваленую выставку! Что ж, по-вашему, этот человек с сигарой тоже экспонат?

- Нет, он не экспонат. Он экспонент.

- Ах, простите, простите! Экспонент. Не стану спорить. Значит, автомобиль - экспонат, а господин - экспонент?

- Да.

- Так, так... Выставка, значит? А не будете ли вы добры мне объяснить, что же это у вас здесь натыкано?

- Это показательный огород. Картофель, помидоры.

- Ага! Это, значит, как же - экспонаты или экспоненты?

- Экспонаты.

- И картофель - экспонат, и помидоры - экспонаты? Превосходно! О-ча-ро-ва-тельная выставка! Бла-го-дарю, не ожидал...

- Подождите. Куда же вы уходите? Вы еще не видали и сотой части. Я сейчас вам покажу лесной павильон, мелиорационную систему, показательный колхо... Подождите. Не уходите... Ушел, проклятый!

И напрасно вы будете его удерживать. Скептик непоколебим. Все равно он будет вечером пить чай у знакомой старой генеральши и говорить:

- Понимаете, Глафира Петровна, такое большевики устроили... такое... Построили павильоны. Понаставили лошадей, автомобилей. Понатыкали какие-то подозрительные овощи. Гуляют иностранцы. "Это, говорят, экспоненты, а то, извольте видеть, экспонаты". Прррродают билеты! И уверяют, что это все Всероссийская сельскохозяйственная выставка! И чего только Европа смотрит? Не понимаю... Ужас-с!

1923

НЕИСПРАВИМЫЙ

- Ну-с, что вы скажете теперь, милостивый государь? - весело воскликнул я, врываясь в затхлый кабинет Тупягина.

- А что такое? - кисло поморщился Тупягин, поджав тонкие лиловые губы.

Я выдержал блестящую паузу и, заранее предвкушая эффектное изумление Тупягина, небрежно бросил:

- Звонкая монета. Выпущена Советским правительством.

- Ерунда! - сказал Тупягин.

- Но сегодняшний номер газеты... На первой странице...

Я ткнул Тупягину газету. Тупягин лениво скользнул глазом по очерченному синим карандашом месту и сказал:

- Брешут! Очки втирают! Погубили Россию, а теперь баки забивают.

- Это кто Россию погубил?

- Большевики ваши погубили. Чувствуют, что их песенка спета, и морочат доверчивых людей. Могу вас уверить, что не пройдет каких-нибудь двух недель, как все ваши совнаркомы полетят кувырком вместе с вашей мифической звонкой монетой!

- Тупягин... Ха-ха... Вы меня просто удивляете! Ведь совершенно то же самое вы утверждали два года назад.

- Я своих мнений не меняю-с! Тогда утверждал и теперь утверждаю. Ваша звонкая монета - брехня.

- Ах, так! А это, по-вашему, тоже брехня?! - воскликнул я, вынимая из кармана новенький двугривенный.

Тупягин вскользь посмотрел на двугривенный, сиявший в моих пальцах, и пожал плечами.

- Обыкновенный николаевский двугривенный... Награбленный большевиками из Монетного двора в семнадцатом году...

- Да, Тупягин, видите: вместо орла - ненавистные вам серп и молот и надпись: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь".

- Ерунда! Приклеили!

Я заскрежетал зубами.

- Слушайте, вы, Тупягин! Видите: пятирублевая ассигнация? - Я вытащил из кармана казначейский билет. - Посмотрите на него внимательно. Сейчас мы с вами пойдем в любой магазин, купим четвертку табаку, и я на ваших глазах получу сдачу се-ре-бром!

- Чепуха! Никакой нормальный человек не разменяет вам эту подозрительную советскую бумажку на серебро.

Я почувствовал, что ком подкатил к моему горлу. Я собрал всю свою силу воли и процедил сквозь зубы:

- Тупягин... Какие же деньги в таком случае вы признаете?

- Ро-ма-нов-ски-е! - скрипнул Тупягин. - Ни-ко-ла-ев-ски-е! Это настоящие деньги. Без всяких фиглей-миглей.

- Ах, так, дорогой товарищ Тупягин? - сказал я, ласково улыбаясь. Очень приятно. А скажите, пожалуйста, что это у вас такое висит в простенке между этими двумя многоуважаемыми окнами?

- Зеркало, - с удивлением сказал Тупягин.

- Зеркало. Но оно мне не нравится.

Непосредственно за этим я взял с письменного стола какую-то бронзовую собаку и бросил ее в зеркало. Осколки брызнули во все стороны. Тупягин окаменел.

- Кроме того, мне не нравится цвет ваших обоев. Но мы это сейчас исправим.

Я взял со стола большую бутылку чернил, и не прошло двух минут, как обои приобрели очень оригинальную и живописную окраску. Затем я выпустил из перины пух, наскоро вспорол перочинным ножом бархатный турецкий диван, сунул в него жалкие остатки стенных часов, выдавил тюбик синдетикона в ночные туфли хозяина и затопил камин обломками какого-то мореного дуба.

- Надеюсь, - ласково сказал я, - что вы не доведете дело до народного суда? Я понимаю, если б это был еще окружной суд, но стоит ли мараться об этот паршивый большевистский судишко! Не правда ли, Тупягин? Лучше я вам просто заплачу пятьсот рублей наличными за организацию уюта в вашей мрачной холостяцкой берлоге - и дело с концом.

- Как угодно, - сухо сказал Тупягин.

- Потрудитесь получить, - сказал я, протягивая Тупягину романовскую пятисотку.

- Вы что, издеваетесь надо мной?

- Какое уж тут может быть издевательство, - грустно сказал я, - умел уют старому холостому другу устраивать - умей и денежки за это платить. И не какие-нибудь советские... паршивые... фигли-мигли. А настоящие, романовские, так сказать.

- Надеюсь, вы шутите?.. - хрипло прошептал Тупягин.

- Какие уж тут шутки!.. До свидания, Тупягин... Мебель советскую покупайте на Сухаревке. Там, знаете ли, дешевле и хуже. И все-таки не в каком-нибудь гнусном большевистском государственном тресте.

1924

ГЛАВ-ПОЛИТ-БОГОСЛУЖЕНИЕ

Конотопский уисполком по договору от 23 июля 1922 года с общиной верующих поселка при ст. Бахмач передал последней в бессрочное пользование богослужебное здание, выстроенное на полосе железнодорожного отчуждения и пристроенное к принадлежащему Западной железной дороге зданию, в коем помещается железнодорожная школа.

...Окна церкви выходят в школу...

Из судебной переписки

Отец дьякон бахмачской церкви, выходящей окнами в школу, в конце концов не вытерпел, надрызгался с самого утра в день Параскевы Пятницы и, пьяный как зонтик, прибыл к исполнению служебных обязанностей в алтарь.

- Отец дьякон! - ахнул настоятель. - Ведь это что же такое. Да вы гляньте на себя в зеркало: вы сами на себя не похожи!

- Не могу больше, отец настоятель! - взвыл отец дьякон. - Замучили, окаянные. Ведь это никаких нервов не хва-хва-хва-тит! Какое тут богослужение, когда рядом в голову зудят эту грамоту...