Читаем без скачивания Перворожденный - Артур Кларк

Блум пожал плечами.

— Я принимаю мир таким, каков он есть. Если я не ошибаюсь, слоны тоже имеют своих богов, и лошади тоже. Пусть они им поклоняются, если это приносит им утешение. Нам-то до этого какое дело?

Все погрузились в молчание, нарушаемое только хрюканьем каменных людей и шлепаньем их босых ног по дороге.

Пейзаж вокруг становился разнообразнее и богаче, на нем появились прямоугольные поля с мазанками по краям, столь же убогими и отвратительными, как на Навозной Куче. В разных направлениях страну пересекали ирригационные каналы. Эмелин решила, что это и есть та самая знаменитая ирригационная сеть Вавилона. Гроув сказал, что многие из каналов, ко времени Александра уже пришедшие в упадок и требующие починки, обслуживаются представителями разных временных пластов.

Наконец на западном горизонте перед путешественниками замаячили стены города, а за ними здания, напоминающие ступенчатые пирамиды. Из многочисленных очагов за стенами подымались дымки. Когда фаэтон подъехал ближе, Эмелин заметила солдат, которые несли службу на крепостных стенах.

Вавилон! Она поежилась от чувства нереальности. Впервые со дня прибытия в Европу у нее возникло ясное чувство, что на временной шкале она действительно сделала шаг в прошлое.

Крепостные стены оказались очень толстыми сами по себе. Они были сложены из обожженного кирпича и камней и в окружности были, наверное, миль пятнадцать. С внешней стороны их окружал ров с водой. Фаэтон подъехал к мосту через ров. Стражники узнали Блума и подали знак рукой, что все могут проезжать.

Они въехали через самые грандиозные ворота во всем городе: их высокая арка располагалась между двумя тяжелыми квадратными башнями. Чтобы попасть в ворота, каменные люди должны были с надрывным хрюканьем втащить фаэтон по пандусу на платформу, которая возвышалась над землей, наверное, футов на двадцать.

Когда они проезжали в воротах, Эмелин подняла голову: сами по себе они имели высоту футов двадцать пять и нависали над ее головой устрашающей тяжестью. Блум пояснил, что это Ворота Иштар. Сверху они были облицованы глазурованными кирпичами синего, то есть царского, цвета; на их поверхности изображены танцующие драконы и быки. Каменные люди не проявили ни малейшего интереса к этому сокровищу: все их внимание было приковано к засохшей грязи под ногами.

Внутри стен город представлял собой неправильный прямоугольник, разделенный рекой — Евфратом. Путешественники въехали в город с севера и оказались на западном берегу реки. Дальше они направились на юг по широкой улице, окруженной строениями необычайной красоты. Эмелин заметила статуи и фонтаны, каждая стена была украшена глазурованными кирпичами с изображениями цветочных розеток и львов.

Блум комментировал открывающиеся перед ними виды, как заправский гид во время туристической поездки.

— Комплекс справа — это дворец Навуходоносора, самого известного правителя Вавилона. Евфрат делит город на две половины, западную и восточную. Его западная часть, по-видимому, сохранилась со времен Навуходоносора, который жил века за два до Александра. По существу, этот Вавилон больше не принадлежит Александру — скорей нам, если вы улавливаете, что я имею в виду. Но его восточная часть, где располагались жилые дома, превратилась в руины, относящиеся к более позднему временному срезу, возможно — близкому к нам. Александр реставрирует его уже лет тридцать…

На улицах было полно народа. Все куда-то торопились, большинство пешком, некоторые в повозках или верхом. На некоторых были надеты розовые туники столь же роскошные, как у Блума, или еще роскошнее. Но большинство носило простую и практичную одежду: белые туники и сандалии, или обходилось вовсе без сандалий. Один человек с раскрашенным лицом проследовал по улице с царственным безразличием. Он вел на поводке животное, с виду похожее на костлявого шимпанзе. Вдруг это животное распрямилось, встало на задние ноги, которые очень напоминали человеческие. Вокруг его шеи было обмотано что-то наподобие яркой тряпки, которая скрывала ошейник. Никто из толпы, насколько заметила Эмелин, не носил западную одежду. Все люди казались низкорослыми, мускулистыми, темнокожими, принадлежали к совершенно другому этнографическому типу, нежели чикагцы девятнадцатого века.

В воздухе чувствовалось какое-то напряжение, которое немедленно уловила Эмелин. Большую часть своей жизни она прожила в Чикаго и так привыкла к большим городам, что легко улавливала их настроения. Чем старше был встреченный ими человек, тем более напряженным и взволнованным он казался. Здесь происходило что-то особенное, решила Эмелин. Очевидно, Блум и Гроув были в курсе, но не показывали виду.

Их путь лежал через несколько широких, окруженных стенами площадей, и наконец они оказались возле пирамидообразного здания, которое Эмелин заметила еще издали. Это был зиккурат, ступенчатая башня из семи террас; сторона основания — не меньше сотни ярдов.

Блум сказал:

— Вавилоняне называют ее Этеминанки, что значит: дом, который построили Небеса и Земля…

Так вот, оказывается, какая она, Вавилонская Башня, с удивлением отметила про себя Эмелин.

К югу от башни стоял еще один грандиозный монумент, правда, сравнительно новый, если судить по блеску его каменной отделки. Он представлял собой огромный прямоугольный блок со сторонами, наверное, ярдов в двести и высотой ярдов в семьдесят. Внизу блок покоился на основании, украшенном золочеными рядами корабельных носов, которые выплывали из камня, словно корабли из тумана. Над рострами располагались яркие фризы, рассказывающие историю города, его войн, достижений и романтических приключений. Сверху Эмелин заметила две огромные обутые в сапоги ноги — остаток статуи, которая, судя по всему, должна была стать еще более величественной, чем сам постамент.

— Я слышал об этом, — сказал Гроув. — Это памятник Сыну. К Вавилону он не имеет никакого отношения. Это дело рук Александра…

Сын, о котором шла речь, был вторым сыном Александра. Из-за Разрыва первый сын полководца от захваченной в плен жены побежденного персидского полководца не попал на «Мир». Второй сын тоже носил имя Александр, он родился от бактрийской принцессы Роксаны, также ставшей военной добычей царя.

Блум объяснил:

— Ребенок родился в первый год существования «Мира». Мы широко праздновали это событие, так как у царя появился наследник. Но через двадцать пять лет этот наследник вырос и стал мужчиной. Он проявил такой же горячий темперамент, как и его мать, потому что Александр отказывался умирать. По всей империи прокатилась война отца и сына, чрезвычайно разрушительная и разорительная. Гнев сына не шел ни в какое сравнение с опытом его отца, а еще более — с непоколебимой уверенностью отца в свое божественное происхождение. Никто не сомневался в исходе этой войны. Годовщину последнего сражения мы отмечаем ежегодно. Кстати, завтра наступит как раз седьмая годовщина этого события.